воскресенье, 27 июля 2014 г.

Участник конкурса в номинации "Публицистика" Сапрыкин Владимир.

ШУРАВИ

   Когда и откуда он появился в этой станице, у самого Чёрного моря, никто толком не знает, но местные женщины утверждают, что его приютила бабка Евдокия за два года до своей смерти. Муж Евдокии пропал без вести за три месяца до Дня Победы, а единственный сын, Алексей, майор Советской армии, погиб в Афганистане, где-то под Кандагаром. Так и коротала бы Евдокия свой вдовий век в одиночестве в доме довоенной постройки, если бы не случай, который в корне изменил её скучную и однообразную жизнь.

  Однажды ранним осенним утром, обустраивая своё торговое место  на местном рынке, она услышала грустную песню, доносившуюся из толпы отдыхающих, утренних покупателей – любителей кубанских овощей, фруктов, парного молока, творожка, сметаны и разнообразных мясных и рыбных деликатесов, которых даже в крупных городах России днём с огнём не найдёшь. Торговля шла вяло. Покупатели ещё только подтягивались к рынку, зная, что здесь в светлое время суток можно купить всё, что только душа пожелает. Потихоньку, опираясь на клюку, её верную двадцатилетнюю подружку, она пошла на голос певца, который ей показался до боли знакомым. Такой же тембр голоса был у её Алексея, виртуозного гитариста и неплохого певца. И в школе, и в военном училище он был руководителем и солистом ВИА, писал стихи, на которые его друзья сочиняли музыку. В академии он полностью отдал себя учёбе и, только став комбатом, вернулся к поэзии и песням. Его батальонный ВИА имел успех не только в части, но и далеко за пределами гарнизона.
  У пивного ларька архитектуры развитого социализма  с броским названием «Пиво-воды» в инвалидной коляске сидел невзрачный на вид паренёк лет 23-25 и, упёршись взглядом в фуражку-афганку, скупо наполненную мелочью, аккомпанируя себе на гитаре, пел незнакомую ей и грустную песню о злодейке судьбе:
                                                 …   Ты зачем, судьба моя,
                                                                        душу изувечила,
                                                  Загубила молодость,
                                                                    тело покалечила…
                                                  Жизнь моя, ядрёна вошь,
                                                                        как меха гармони:
                                               То застонет от тоски,
                                                                        то хрипит от боли…
   Худенький, взъерошенный, словно воробышек, и без ног. Вернее сказать, ноги есть, но на правой ноге нет ступни, а левая нога ампутирована до колена. Рядом устрашающе стоял протез левой ноги, который был сварганен отечественными мастерами из подручных материалов и весил около полупуда. Что-то в его лице притягивало, что-то было родным и знакомым : такой же , как и у сына, озорной прищур глаз и ноздри так же подрагивают от волнения. Присмотревшись внимательно, она заметила и шрамчик на правой скуле, ну точь-в-точь как у Алёшки. В 7 лет он неудачно упал с велосипеда, получив долго не заживающую рваную рану нижней части правой стороны лица.  С годами молодой организм сам навёл косметику на лице, но метка озорного детства осталась и придавала ему мужественный вид. Как заворожённая простояла бабка Евдокия у ларька до самого закрытия рынка и, когда парнишка остался один, подошла к нему…
   Через пару месяцев дом Евдокии превратился в ремонтную мастерскую. Алексей, так звали паренька, перебрался к бабуле на постоянное место жительства и стал чинить утюги и пылесосы, телевизоры и магнитофоны, а детворе – убитые до «не могу» велосипеды, реставрируя их почти из ничего. Ремонтному ремеслу он научился ещё в детском доме, куда попал в трёхлетнем возрасте после того, как мать лишили родительских прав. Кто его отец, он так и не узнал, мать всего за год дошла до белой горячки и ушла в мир вечных снов.
   Раз в год, в дни новогодних праздников, Алексей посещал детский дом, который находился за многие сотни километров от станицы, привозил малышам кучу игрушек, всякой вкуснятины и, возвращаясь домой, неделями не выходил из депрессии. За долгие годы его отсутствия в детдоме ничего не изменилось.
   Нищета, безысходность и полная изоляция от цивилизованного мира под названием «детство». Несмотря на частую смену обслуживающего персонала, который по-прежнему тянет из детдома в квартиру всё, что можно утащить, штат работников заполнен под завязку. Зарплату, как и прежде, не платят месяцами, поэтому обирают и обкрадывают чужих детей, чтобы накормить своих.
   Из депрессии Алексей выходил трудно и долго: пить не пил, что-то играл на гитаре и пел без слов, сильно прикусив фильтр сигареты зубами. За эти серые и изматывающие душу дни работы накапливалось, и ежедневные вопросы станичников : «Ну что, Алёха, починил мою рухлядь?»- заставляли отрабатывать невыполненные заказы.
  Бойкая и шустрая  Евдокия ушла из жизни неожиданно. Не болела, перед сном была в хорошем настроении. Легла спать и больше не проснулась. Бог даровал ей хорошую смерть. После похорон Евдокии дом опустел. Одиночество не пугало Алексея, но он сердцем чувствовал, что в доме должна быть ещё хоть какая-нибудь живая душа. Так в доме появился щенок породы «двортерьер» : помесь немецкой овчарки и какой-то без роду и племени дворняжки с непонятной для станичников кличкой Шурави. Через год щенок превратился в зрелого, но очень доброго пса, любимца местной детворы и верного домашнего помощника. Шурави мог почти что всё. Он мог принести пачку сигарет и коробку спичек, приволочь куртку или насос. Он даже подпевал хозяину, когда тот пел. Но самое ценное, чем обладал пёс, так это умением молча и долго выслушивать нелицеприятные монологи хозяина о жизни, дружбе, работниках всевозможных служб администрации своего района и о Родине. О той самой Родине, которой он однажды присягнул и с честью выполнил свой долг до конца, а, вот, Родина  до сих пор не рассчиталась с ним по долгам.
   Я с Алексеем познакомился , когда Шурави было уже месяцев восемнадцать. Моя хорошая подруга и соавтор будущей книги о жизни и философии людей с ограниченными возможностями здоровья жила с ним по соседству и в один из моих приездов пригласила его к нам на ужин. Меня поразили его голубые до синевы глаза с каким-то своеобразным прищуром:  они одновременно и что-то спрашивали, и чему-то постоянно улыбались. В нём было то, что я больше всего люблю в людях, - умение слушать, не перебивая собеседника. Мы долго и много спорили о житье-бытье бывших защитников Отечества, ставших инвалидами при исполнении обязанностей военной службы, и о многом-многом другом, пели песни, я читал хозяйке и гостю стихи до самого рассвета. Прощаясь, я подарил Алексею авторский сборник стихов и песенных текстов, набранный собственноручно на стареньком, еле дышащем и очень долго думающем, персональном компьютере в пяти экземплярах, подготовленный для показа  будущим спонсорам и издательствам. С Шурави я по-дружески попрощался за лапу.
 Через годик с небольшим я в очередной раз был в гостях у своей подруги, и она мне поведала о том, что Алексей месяца через два-три после нашей встречи, а точнее, в начале бабьего лета исчез из дома. Вся станица обсуждала трагическое событие, которое произошло с Алексеем. Пропал его верный друг и член семьи Шурави. Станичные пацаны облазили всю округу, но тщетно. Скорее всего, этого симпатичного и доверчивого четвероного друга забрали с собой цыгане, которые с середины весны и до конца лета расположились табором недалеко от станицы. Чтобы хоть как-то утешить горе, постигшее Алексея, студентка из Саранска ( старшеклассники за неординарное поведение и нестандартные решения дали ей кличку Блаженная, хотя в миру она звалась Людмила), проходившая педагогическую практику в местной школе и часто приглашавшая его на тематические школьные вечера, посвящённые военно-патриотическому воспитанию школьной молодёжи, купила в районном центре щенка породы пекинес и, преодолевая чувство смущения и неловкости, зашла вечерком с этим живым и симпатичным подарком к нему в гости…
  Прошло лет семь или восемь со дня нашей встречи с Алексеем. Мы с женой возвращались из города Кирова, где проходили плановое лечение в военном госпитале НИИ микробиологии Министерства обороны Российской Федерации, по месту бывшей службы. Купейный вагон был заполнен до отказа отпускниками, любителями морского отдыха на широких и благородных просторах кубанского Причерноморья. После Саранска или Балашова я вышел в коридор и стал у окна против своего купе. Вечерело, но за окном отчётливо просматривалась вся красота и ширь природы матушки России. Где-то через купе шумела и пела молодёжная компания. Неожиданно слух уловил в песне знакомые строчки моих, написанных сразу же после развала Союза Советских Социалистических Республик, стихов:
                            …Ты, Россия моя необъятная,                          
                            Ты и нищая и богатая,
                                        Гениальная и наивная,
                           И беспомощная, и всесильная…
                            Ты, то мачеха, а то лапушка,
                              Русь священная, моя матушка.
                              Никогда тебя я не брошу, нет!
                                      Ты – судьба моя, негасимый свет…
  Распираемый любопытством, я заглянул в купе…На меня уставились шесть пар удивительных глаз двух молодых семей, среди которых были и знакомые мне голубые до сини глаза с озорным прищуром. Это был пышущий энергией и здоровьем Алексей. Мы узнали друг друга. Я был приятно удивлён, когда Алексей, передав гитару жене, встал из-за стола и стоя, распластал руки для объятий, пригласил в гости скоротать вечерок. Алексей познакомил меня со своими соседями по купе: женой Людмилой, той самой Блаженной, сыном Иваном, братом жены Владимиром, женой брата Светланой и их дочерью Дарьей. Последним, кого Алексей мне представил, был пекинес по кличке Шурави. Ночью, когда уже все отошли ко сну, мы вышли в тамбур, и Алексей поведал мне об этих  годах жизни…
  Он исчез из станицы вместе с Людмилой, это она уговорила его уехать с ней в Саранск, где у неё много друзей: у одних родители работают в системе здравоохранения, у других – в системе высшего и профессионального образования, у третьих – представители бизнеса и занимаются меценатством и благотворительностью. Алексей дал согласие, и как-то всё у них склеилось. Виновником в создании семьи был пекинес Шурави. Поселились у Людмилы, вернее, в квартире её матери, которая после смерти мужа вышла замуж и уехала жить в Германию. Через месяц поженились. Открыл своё дело, мастерскую по ремонту бытовой электротехники. Поступил в местный вуз на экономический факультет. Через два года родился сын. Назвал сына Иваном, так как  уверовал на все сто, что Россия только на Иванах и держится. Тёща организовала протезирование в Германии – как подарок от их семьи за рождение единственного внука, в котором она души не чает. Расширил бизнес, в партнёрах – ведущие иностранные фирмы и компании. Людмила – декан одного из факультетов местного педагогического института, сын Иван осенью идёт в школу. Жизнь удалась, говорит Алексей. Он добился своей финансовой независимости. Раз в год с подарками посещает свой детский дом, где, как и в прежние годы, серость и убогость, а в глазах детдомовских мальчишек, девчонок и воспитателей – тоскливая безнадёга.
  Утром они всей шумной компанией выходили где-то перед Крымском, и прощаясь, Алексей, крепко обняв меня, тихо-тихо на ухо  сказал свои самые, может быть сокровенные слова: « Михайлович! Самое святое, что есть у меня – это моя семья, и, можешь верить, а можешь не верить, - моя Россия, необъятная, нищая и богатая, гениальная и наивная, беспомощная и всесильная, она то мачеха, ,а то лапушка, но для меня и моей семьи всегда будет священна, и никогда я её не брошу, а буду делать всё, чтобы моего сына и его детей Родина, призвав их на защиту Отечества, не оставила один на один со своими жизненными проблемами. Поезд тронулся, я зашёл в своё купе и в блокноте сделал запись: «Россия держалась, держится и будет держаться на таких Иванах, как Алексей, и таких Марьях, как его жена Людмила!».



Комментариев нет:

Отправить комментарий