ТАИНСТВО СМЕРТИ
Отец умер на майские праздники, на вторую неделю, кажется, после Пасхи. Помню, в ту Пасху мне легко было стоять в церкви на ночной службе. Словно на крыльях отстоял всенощную! Не всегда так бывает.
-Так вот и живем,- подумал сейчас, когда пишу. – От Пасхи и до Пасхи. Ибо только в этом празднике истинная жизнь души живой, человеческой и сердцевина нашей веры! И главная встреча на земле – встреча с Богом! Кто не встретил Его, обворовал себя на целую жизнь. Один хороший знакомый сказал мне:
-Нет, жить, конечно, можно. Но что это была бы жизнь без Пасхи?!
Я не думал, что отец умрет. Правда, в середине зимы он серьезно приболел, простыл, так что не ел целую неделю. Но потом вроде отошел, носил кулями уголь топить печку. Мы ездили оформлять ему пенсию и зашли в маленькую деревянную церковь святого угодника Николая, приложились к кресту. Отец давно не бывал в храме, хоть к вере относился с уважением. Однажды, когда ехал в поезде с родины, из Смоленска, увидев, что женщина в плацкарте стесняется молиться, сказал ей:
-Вы не стесняйтесь. У меня сын в церковь ходит, дома молится.
В Великий пост, на день Иоанна Крестителя, вновь был в этой церквушке и, когда выносили запасные дары из боковых алтарных ворот - служба была необычная - прозвенел колокольчик…
На работе, на дежурстве я доверчиво смотрел в небо, на голубые мерцающие звезды, и не ожидал ничего худого. Но в апреле отца снова скрутило. Он лежал на старой скомканной постели, тяжело с хрипом и свистом дышал и ничего не ел. По больницам он ходить не любил. Когда привез его туда, врач сказала:
-Где ж вы раньше были?..
Я был в Иркутске, отец в Черемхово…
Привез утром. Днем ему после капельниц стало легче. Он спрашивал меня, как там дома дела, как мать, когда пришел в обед. К вечеру я вновь обещался прийти дежурить…
В серовато-черном небе тускло горели звезды. Шел в больницу, ожидая тяжелую ночь. Поглядел на вечернее небо, и будто Кто-то сказал сердцу:
-Пусть будет то, что будет…
Около полуночи отцу стало худо. Прибежавшая ставить капельницу сестра не могла найти ускользающую, уходящую, едва бледнеющую голубую вену. Так нас предает в конце жизни тело, на которое мы столько тратим, за которым так ухаживаем. С отцом в маленькой белой палате на двоих лежал старик. У него опухли ноги, видимо, от сердечной недостаточности. Он вздыхал, глядя на меня и отца, и иногда выходил в туалет покурить. Со мной было Евангелие и чисточетверговая свеча. Пока отец находился в забытьи после так толком и не поставленной капельницы, я читал главы о воскресении Христа, сопротивляясь болезни и смерти. И вывел над входной дверью горящей свечой бледный крест…
Отец пришел в себя. Я увидел по взгляду. Но что это за взгляд?! В голубых глазах его был неземной, непостижимый страх. Отец глядел в левый угол палаты, на потолок. Я знал, слышал, читал, что перед смертью умирающему являются Ангелы и бесы. Светлые силы справа, черные, эфиопы слева. Мельком взглянув на потолок, там, конечно, никого не увидел – для живых тот мир закрыт до времени. Но отец глядел все с тем же ужасом, не отрываясь, как бы сквозь потолочное перекрытие. Потусторонний мир явился ему перед смертью внезапно, неожиданно. Всю жизнь прожить, не думая об этом, не ожидая. И каково в самые последние мгновения увидать такое?!
-Да, не смотри ты туда! - с отчаянием произнес я, чтобы отвлечь его, не желая терять, отдавать отца.
Отец не среагировал на меня, продолжая смотреть сквозь потолок непостижимым взглядом. По его глазам я знал и следил за тем, что происходит над нами. Видимо, решил приоткрыть мне тайну смерти, реальность того мира еще раз Господь. Чтобы не отступил от веры, другим рассказал?.. Взгляд отца стал медленно передвигаться слева направо. Походило вроде, что Тот, Кто над нами, медленно плыл, перемещался. Когда взгляд отца достиг правого угла палаты, глаза, со страшным напряжением, будто прикованные, смотревшие вверх и не могущие оторваться, ослабели изнутри и потухли. Отец потерял сознание и больше не приходил в себя. Уже бессознательному, с давящими, но не проливающимися слезами в горле шептал ему:
_-Ничего не бойся, я с тобой.
Это дерзновение мне давало Евангелие в руках, молитва и крест. Да, пока еще отец был в сознании, видимо, предчувствуя горькую потерю, попросил:
-Прости меня…
-За что?- искренне удивился этот в общем-то бесхитростный простой полугородской-полудеревенский мужик, не находя в чем обвинить.
Старик, пришедший с курилки, сидел на своей кровати и говорил сокрушенно:
-Да, я тебя понимаю! Как же, Отец!
Не оставил меня Господь и в эту тяжелую ночь без сочувствия, без человеческого теплого вздоха рядом. Господи, если этот дед умер, упокой его душу и введи во Царствие Твое. Даже не помню сейчас его имени. Если жив, дай ему спасение души.
Утром отец умер. Я сдался раньше. Часу в четвертом, видя, как он задыхается, вызывал сестру, и ему откачивали слюну с помощью какого-то аппарата. А чуть рассвело, отец все еще был без сознания, побежал на первую раннюю электричку до Иркутска просить отпуск по уходу за отцом. И, когда поднимался в гору, оглянулся на красно-бурые стены больницы. Над землей всходило солнце. Свет его меня впервые не радовал, а казался злым. В электричке при воспоминании об оставленном отце сдавило горло, сердце, я отвернулся к окну, чтобы рядом сидящие не увидели прослезившихся помимо воли глаз. Отпросившись с работы, зашел в храм. Было около одиннадцати дня. Когда приближался к алтарю, чтобы поцеловать икону на аналое, почувствовал что-то вроде дуновения от алтарных врат. Будто кто дохнул мне в грудь. Потом узнаю, что отец умер примерно в это время. Из боковых алтарных дверей вышел батюшка, иерей Иаков с двумя венцами в руках. Он готовился к таинству венчания. Последний раз видел его в земной жизни. Через месяц с небольшим он тоже преставится ко Господу. Так и запомнится с венцами в руках, выходящий из алтаря.
Отец умер на майские праздники, на вторую неделю, кажется, после Пасхи. Помню, в ту Пасху мне легко было стоять в церкви на ночной службе. Словно на крыльях отстоял всенощную! Не всегда так бывает.
-Так вот и живем,- подумал сейчас, когда пишу. – От Пасхи и до Пасхи. Ибо только в этом празднике истинная жизнь души живой, человеческой и сердцевина нашей веры! И главная встреча на земле – встреча с Богом! Кто не встретил Его, обворовал себя на целую жизнь. Один хороший знакомый сказал мне:
-Нет, жить, конечно, можно. Но что это была бы жизнь без Пасхи?!
Я не думал, что отец умрет. Правда, в середине зимы он серьезно приболел, простыл, так что не ел целую неделю. Но потом вроде отошел, носил кулями уголь топить печку. Мы ездили оформлять ему пенсию и зашли в маленькую деревянную церковь святого угодника Николая, приложились к кресту. Отец давно не бывал в храме, хоть к вере относился с уважением. Однажды, когда ехал в поезде с родины, из Смоленска, увидев, что женщина в плацкарте стесняется молиться, сказал ей:
-Вы не стесняйтесь. У меня сын в церковь ходит, дома молится.
В Великий пост, на день Иоанна Крестителя, вновь был в этой церквушке и, когда выносили запасные дары из боковых алтарных ворот - служба была необычная - прозвенел колокольчик…
На работе, на дежурстве я доверчиво смотрел в небо, на голубые мерцающие звезды, и не ожидал ничего худого. Но в апреле отца снова скрутило. Он лежал на старой скомканной постели, тяжело с хрипом и свистом дышал и ничего не ел. По больницам он ходить не любил. Когда привез его туда, врач сказала:
-Где ж вы раньше были?..
Я был в Иркутске, отец в Черемхово…
Привез утром. Днем ему после капельниц стало легче. Он спрашивал меня, как там дома дела, как мать, когда пришел в обед. К вечеру я вновь обещался прийти дежурить…
В серовато-черном небе тускло горели звезды. Шел в больницу, ожидая тяжелую ночь. Поглядел на вечернее небо, и будто Кто-то сказал сердцу:
-Пусть будет то, что будет…
Около полуночи отцу стало худо. Прибежавшая ставить капельницу сестра не могла найти ускользающую, уходящую, едва бледнеющую голубую вену. Так нас предает в конце жизни тело, на которое мы столько тратим, за которым так ухаживаем. С отцом в маленькой белой палате на двоих лежал старик. У него опухли ноги, видимо, от сердечной недостаточности. Он вздыхал, глядя на меня и отца, и иногда выходил в туалет покурить. Со мной было Евангелие и чисточетверговая свеча. Пока отец находился в забытьи после так толком и не поставленной капельницы, я читал главы о воскресении Христа, сопротивляясь болезни и смерти. И вывел над входной дверью горящей свечой бледный крест…
Отец пришел в себя. Я увидел по взгляду. Но что это за взгляд?! В голубых глазах его был неземной, непостижимый страх. Отец глядел в левый угол палаты, на потолок. Я знал, слышал, читал, что перед смертью умирающему являются Ангелы и бесы. Светлые силы справа, черные, эфиопы слева. Мельком взглянув на потолок, там, конечно, никого не увидел – для живых тот мир закрыт до времени. Но отец глядел все с тем же ужасом, не отрываясь, как бы сквозь потолочное перекрытие. Потусторонний мир явился ему перед смертью внезапно, неожиданно. Всю жизнь прожить, не думая об этом, не ожидая. И каково в самые последние мгновения увидать такое?!
-Да, не смотри ты туда! - с отчаянием произнес я, чтобы отвлечь его, не желая терять, отдавать отца.
Отец не среагировал на меня, продолжая смотреть сквозь потолок непостижимым взглядом. По его глазам я знал и следил за тем, что происходит над нами. Видимо, решил приоткрыть мне тайну смерти, реальность того мира еще раз Господь. Чтобы не отступил от веры, другим рассказал?.. Взгляд отца стал медленно передвигаться слева направо. Походило вроде, что Тот, Кто над нами, медленно плыл, перемещался. Когда взгляд отца достиг правого угла палаты, глаза, со страшным напряжением, будто прикованные, смотревшие вверх и не могущие оторваться, ослабели изнутри и потухли. Отец потерял сознание и больше не приходил в себя. Уже бессознательному, с давящими, но не проливающимися слезами в горле шептал ему:
_-Ничего не бойся, я с тобой.
Это дерзновение мне давало Евангелие в руках, молитва и крест. Да, пока еще отец был в сознании, видимо, предчувствуя горькую потерю, попросил:
-Прости меня…
-За что?- искренне удивился этот в общем-то бесхитростный простой полугородской-полудеревенский мужик, не находя в чем обвинить.
Старик, пришедший с курилки, сидел на своей кровати и говорил сокрушенно:
-Да, я тебя понимаю! Как же, Отец!
Не оставил меня Господь и в эту тяжелую ночь без сочувствия, без человеческого теплого вздоха рядом. Господи, если этот дед умер, упокой его душу и введи во Царствие Твое. Даже не помню сейчас его имени. Если жив, дай ему спасение души.
Утром отец умер. Я сдался раньше. Часу в четвертом, видя, как он задыхается, вызывал сестру, и ему откачивали слюну с помощью какого-то аппарата. А чуть рассвело, отец все еще был без сознания, побежал на первую раннюю электричку до Иркутска просить отпуск по уходу за отцом. И, когда поднимался в гору, оглянулся на красно-бурые стены больницы. Над землей всходило солнце. Свет его меня впервые не радовал, а казался злым. В электричке при воспоминании об оставленном отце сдавило горло, сердце, я отвернулся к окну, чтобы рядом сидящие не увидели прослезившихся помимо воли глаз. Отпросившись с работы, зашел в храм. Было около одиннадцати дня. Когда приближался к алтарю, чтобы поцеловать икону на аналое, почувствовал что-то вроде дуновения от алтарных врат. Будто кто дохнул мне в грудь. Потом узнаю, что отец умер примерно в это время. Из боковых алтарных дверей вышел батюшка, иерей Иаков с двумя венцами в руках. Он готовился к таинству венчания. Последний раз видел его в земной жизни. Через месяц с небольшим он тоже преставится ко Господу. Так и запомнится с венцами в руках, выходящий из алтаря.
Комментариев нет:
Отправить комментарий