ПЕРЕЙТИ КУЛИКОВО ПОЛЕ
Эссе о творчестве замечательного православного поэта о. Леонида Сафронова
Пишущие священники в сегодняшней России не редкость — тут можно вспомнить и вдохновляющий творческий пример о. Дмитрия Дудко, и поэтические опыты отшельника с острова Залит о. Николая Гурьянова, и разошедшиеся ныне по всей стране песни иеромонаха Романа (Матюшина), и исполненные истинного лиризма стихи нижегородского священника о. Владимира Гофмана, и глубоко человечную прозу самарского батюшки о. Николая Агафонова, рассказы московского протоиерея о. Ярослава Шипова, а также многих других их соратников Божьему служению и литературному творчеству. Если вспомнить первые строки Евангелия от Иоанна, то Слово не только было «в начале» всего, но оно также, как говорится в Святом писании, было и в начале «у Бога» (Иоан. 1:1), — ну так кому же Господь-то и передал бы его, как не Своим ближайшим помощникам и служителям? Вот наши батюшки и подхватили из Его рук этот дар — наполнять слово огнём живой Истины, и понесли его в мир в своих стихах и прозе, вынося таким образом проповедь Православия далеко за церковные стены. Ведь нужду во враче, как учил нас Спаситель, имеют не здоровые, но больные (Матф. 9:12), т. е. — те, кто пребывает в миру и ещё не отыскал своей дороги к Храму...
Именно к этому ряду писателей-священнослужителей относится и протоиерей храма Николая Чудотворца из п. Рудничного Кировской области — о. Леонид Сафронов, принятый за своё поэтическое творчество в члены Союза писателей России.
Считается уже почти традицией, что стихи рифмующих батюшек представляют собой главным образом поэтические переложения фрагментов из Нового и Ветхого Заветов и житий святых угодников, рифмованные варианты канонических молитв и акафистов да адресованные читателю нравственные поучения, не отличающиеся ни особым версификаторским блеском, ни изощрённой образностью, ни, что особенно важно, живыми человеческими страстями с их плотскостью и чувственностью.
Стихи о. Леонида Сафронова — полная противоположность всему только что сказанному; их, точно кадку с выгулявшей бражкой, аж распирает живыми соками здорового человеческого бытия, наполненного всеми доступными человеку радостями. Я давно не читал таких сочных, переполненных жизненной энергией стихов, как в книге отца Леонида «Затаилась Русь святая», вышедшей в 2003 году в Вятском книжном издательстве. Ну кто это выдумал, что русские священники, будучи исключительно суровыми и хмурыми от нескончаемых постов, должны, мол, с непримиримой строгостью требовать ото всех постоянного плотского воздержания и укрощения всех человеческих порывов?.. Глупости. Наши православные батюшки — такие же живые и страстные люди, как и все остальные, а если судить о них по количеству детей в семьях священнослужителей, так и ещё и поживее, чем многие из мирян. Да отец Леонид и сам этого не скрывает, без всякого ханжеского смущения вынося на обозрение читателя такие вот строки: «Золотая облепиха / Бабьим летом расцвела. / Так под старость лет попиха / Вдруг с небес попа свела. // Ходит спелым урожаем / С головы до самых пят, / Шепчет: «Батя, нарожаем / Кучу новеньких попят...»
Читая книгу о. Леонида Сафронова, просто невозможно не отметить такое явно «не поповское» качество его поэзии, как выпирающее почти изо всех его стихов буйство жизни, проявляющееся не только в описании того, как «В городском-тверском пивбаре, / Как московские бояре, / Загуляли мужики», которые «Раскраснелись, аки раки, / От заморского питья, / Кулаки крепки для драки, / Рожи гожи для битья», но даже и в таких стихотворениях как «День Победы» («И пляшут, хмелея, с ухмылкой: «А хули, / Мы разве победе не знаем цены?..» / Ревниво следя за отцами, как пули, / В два пальца немытых свистят пацаны... // Потом День Победы доходит до точки, / Умяв в кулаках стоеросовый зуд, / Бойцы с синяками, синей, чем платочки, / Как строчки из песен, по избам ползут...»), а главное — это буйство жизни даёт себя знать даже в стихах религиозной и нравственно-духовной направленности, скажем, таких, например, как «Рождество», «Перед Пасхой», «Змей» и другие. После пастернаковской «Рождественской звезды» и целого ряда написанных в близком ей ключе стихотворений на эту тему, «Рождество» о. Леонида воспринимается почти как милицейский протокол на фоне собрания древних поэтических мифов: «На Руси рождение Христа; / Девки для гаданий ладят свечи, / Щеголяют парни без креста, / Полушубки вывернув овечьи. // Под забором дремлет коляда / После дарового возлиянья, / И сгорают звёзды со стыда, Исполняя девичьи желанья. // У окна моя седая мать / Снежной нитью чинит одеяло, / Ей сегодня не о чём гадать, / Всё уже, что надо, нагадала. // Впереди — ни света, ни следа, / Завывает ветер, как волчица... / Поутру замёрзший коляда / В двери рая посохом стучится».
Без малейшего намёка на какую бы то ни было православную назидательность изложена батюшкой в стихотворении «Змей» легенда о гигантском крылатом гаде, похищавшем на болоте приходивших туда за клюквой женщин. И если сам гад-то, может быть, изображён им и правильно, то вот нравственный облик похищаемых им любительниц клюквы вызывает большие сомнения… Впрочем, вот как это выглядит в стихах отца Леонида: «...Приходили за клюквою бабы, / В сапогах на дырявый фасон. / Он хватал их в крылатые лапы, / Как столетний чудовищный сон, // Уносил их в заморские дали, / Одинокий, как звук от ружья, / Но они с ним такое видали, / Что и дать не давали мужья. // А когда он назад возвращался, / Над болотиной делая крюк, / С каждой бабой особо прощался, / Как с супругою верной супруг. // Бабы рожь перезрелую жали, / Раздобрев от чудовищных снов, / На снопах прямо в поле рожали / На отцов не похожих сынов. // И опять уходили в болота, / Не боясь ни гадюк, ни ужей, / И веками искали кого-то, / Позабыв про детей и мужей».
Стихотворение так и заканчивается — без какого бы то ни было обличения греха, без морали и без нравоучения. В нём ни проклятия змею, ни осуждения принявшим его ласки женщинам, ни малейшего нравственного вывода. Но зато сколько в нём жизни! Сколько понимания заключённой в самом человеческом естестве поэзии!.. Разве может это не отразиться на творческой манере автора? Нет, конечно...
Впущенное отцом Леонидом в свои стихи буйство жизни, прорастает в них редким для творчества его коллег по духовному сану полноцветьем поэтических образов, звуков и красок. Вот только некоторые из этих ярких метафорических соцветий: «Кудри цвета украинской ночи»; «Невесёлый, как сажа печная, / Я торчал у большого села»; «Это чудо завидев, осины / С перепугу, как бабы тряслись»; «Печь завыла, как волчица, / На луну трубу задрав»; «Между тем дорогу / Обувало в тучу, / Как кривую ногу / В мокрую онучу»; «Луна огромным валидолом / Закату лезет под язык»; «Природа по-бабьему ахнет»; «Тормоза, словно псы, провизжат»; «Чёрные тени из ёлок / Вырубил лунный топор»; «Во мгле, будто дети пугливы, / Дрожат деревень огоньки»; «Вкусный праздник Новый год», — и так далее.
Стихи, как говорил известный псковский критик Валентин Курбатов, могут быть христианскими, даже если в них нет ни единого упоминания о Боге, — уже в силу самой своей красоты, потому что подлинная красота как раз и является той универсальной формой, с помощью которой Господь проявляет Себя в нашем материальном мире. И отец Леонид хорошо понимает это божественное свойство красоты, наполняя ею до краёв каждое своё стихотворение, точно сосуды святой водой.
При детальном анализе всего, им написанного, можно, конечно, довольно легко обнаружить прямые следы влияния на его творчество такого, недавно ушедшего от нас, мэтра российской поэзии как Юрий Кузнецов («Напролом сквозь дороги кривые / Я пошёл по прямому пути, / Чтоб скорее дойти до России, / Но не мог я России найти»; «Как над сёлами Космос засвищет, / Так, согнувшись от тяжких вериг, / Что-то во поле бродит и ищет, / Синим светом обросший старик»; «Из селенья родимого выйду, / На телеге подъеду к Кремлю, / По-медвежьи великую Кривду, / Как дугу, коль смогу, распрямлю»), а также эхо поэзии Николая Рубцова и отзвуки русской поэтической классики, но главное в стихах отца Леонида Сафронова — это всё-таки его собственный, резко выделяющийся из сонма современных поэтов голос, сочетающий в себе одновременно необычайную лёгкость звучания, глубину смысла и красоту формы. Жаль, нет места, чтобы полностью процитировать здесь великолепное стихотворение Леонида Сафронова «Николай Чудотворец», описывающее абсолютно не «великие», но почти зримые чудеса святого угодника: «Как в одном селе от храма / Лишь стена стоит бела, / У стены когда-то яма / Не заямлена была. // Там стоял когда-то клирос, / А у клироса — амвон.. / Вдруг из этой ямы вырос / До небес церковный звон. // Прикатил большой начальник, / Приказал тот звон зарыть... / Но с небес сошёл печальник / Умерять земную прыть. // Эффективный вышел метод. / А потом? А что потом! / Стал потом начальник этот / В нашем городе попом...» В стихах о. Леонида вообще нет никакой ни великости, ни помпезности, и даже о святых подвижниках он говорит не с патетическим придыханием, а скорее с добродушным юморком и прибауточкой. Да и кто в этой жизни отличит воистину большое от малого? Всё окружающее преображается, когда на него ложится отсвет Божественного сияния, как это происходит в стихотворении «Рождественское»: «И даже случайная малость / В ту ночь становилась судьбой. / Звезда над землёй подымалась / И землю вела за собой».
Поэзия о. Леонида Сафронова — явление, откровенно выходящее за рамки индивидуальной творческой удачи, ибо она представляет собой абсолютно новое направление в современной русской поэзии, а может быть, и в жизни. Его стихи учат нас бежать такого страшного, по православным понятиям, греха как уныние, зовут воспринимать жизнь как ниспосланную свыше миссию наполнения этого мира созидательным трудом и любовью, не случайно в книге несколько раз возникает сценка, в которой детишки допоздна ожидают задержавшихся на церковной службе родителей, понимая своими детскими душами, что те не просто работают в храме, но совершают этим какое-то большое и необходимое всем дело: «Уснули поповны средь малых попят, / Попята неровно носами сопят. / Вдруг видят с полатей Таинственный Суд: / Что матушка с тятей Россию спасут».
Спасти Россию — это и есть, по мысли о. Леонида Сафронова, тот высший смысл, ради которого мы все явились на эту землю, единственное оправдание нашего прихода в эту жизнь. По силам ли нам это? Не убоимся ли предстоящего труда? Каждый отвечает на этот вопрос самой своей судьбой. А она в нашем Отечестве никогда не была похожа на беззаботную прогулку: «С неба месяц сбился, как подкова, / Что нас ждёт, не видно впереди. / Жизнь прожить — как поле Куликово / За Россию в битве перейти».
Стихи Леонида Сафронова (как, впрочем, и ряда других настоящих русских по духу поэтов — таких, например, как недавно погибший в Одессе Вадим Негатуров) как раз и помогают человеку найти в себе силы, необходимые для того, чтобы не свернуть с жизненной дороги и не обойти окольной стороной это тревожное, но дышащее опасностью, честью и правдой наше вечно пахнущее огнём и порохом отечественное поле…
Эссе о творчестве замечательного православного поэта о. Леонида Сафронова
Пишущие священники в сегодняшней России не редкость — тут можно вспомнить и вдохновляющий творческий пример о. Дмитрия Дудко, и поэтические опыты отшельника с острова Залит о. Николая Гурьянова, и разошедшиеся ныне по всей стране песни иеромонаха Романа (Матюшина), и исполненные истинного лиризма стихи нижегородского священника о. Владимира Гофмана, и глубоко человечную прозу самарского батюшки о. Николая Агафонова, рассказы московского протоиерея о. Ярослава Шипова, а также многих других их соратников Божьему служению и литературному творчеству. Если вспомнить первые строки Евангелия от Иоанна, то Слово не только было «в начале» всего, но оно также, как говорится в Святом писании, было и в начале «у Бога» (Иоан. 1:1), — ну так кому же Господь-то и передал бы его, как не Своим ближайшим помощникам и служителям? Вот наши батюшки и подхватили из Его рук этот дар — наполнять слово огнём живой Истины, и понесли его в мир в своих стихах и прозе, вынося таким образом проповедь Православия далеко за церковные стены. Ведь нужду во враче, как учил нас Спаситель, имеют не здоровые, но больные (Матф. 9:12), т. е. — те, кто пребывает в миру и ещё не отыскал своей дороги к Храму...
Именно к этому ряду писателей-священнослужителей относится и протоиерей храма Николая Чудотворца из п. Рудничного Кировской области — о. Леонид Сафронов, принятый за своё поэтическое творчество в члены Союза писателей России.
Считается уже почти традицией, что стихи рифмующих батюшек представляют собой главным образом поэтические переложения фрагментов из Нового и Ветхого Заветов и житий святых угодников, рифмованные варианты канонических молитв и акафистов да адресованные читателю нравственные поучения, не отличающиеся ни особым версификаторским блеском, ни изощрённой образностью, ни, что особенно важно, живыми человеческими страстями с их плотскостью и чувственностью.
Стихи о. Леонида Сафронова — полная противоположность всему только что сказанному; их, точно кадку с выгулявшей бражкой, аж распирает живыми соками здорового человеческого бытия, наполненного всеми доступными человеку радостями. Я давно не читал таких сочных, переполненных жизненной энергией стихов, как в книге отца Леонида «Затаилась Русь святая», вышедшей в 2003 году в Вятском книжном издательстве. Ну кто это выдумал, что русские священники, будучи исключительно суровыми и хмурыми от нескончаемых постов, должны, мол, с непримиримой строгостью требовать ото всех постоянного плотского воздержания и укрощения всех человеческих порывов?.. Глупости. Наши православные батюшки — такие же живые и страстные люди, как и все остальные, а если судить о них по количеству детей в семьях священнослужителей, так и ещё и поживее, чем многие из мирян. Да отец Леонид и сам этого не скрывает, без всякого ханжеского смущения вынося на обозрение читателя такие вот строки: «Золотая облепиха / Бабьим летом расцвела. / Так под старость лет попиха / Вдруг с небес попа свела. // Ходит спелым урожаем / С головы до самых пят, / Шепчет: «Батя, нарожаем / Кучу новеньких попят...»
Читая книгу о. Леонида Сафронова, просто невозможно не отметить такое явно «не поповское» качество его поэзии, как выпирающее почти изо всех его стихов буйство жизни, проявляющееся не только в описании того, как «В городском-тверском пивбаре, / Как московские бояре, / Загуляли мужики», которые «Раскраснелись, аки раки, / От заморского питья, / Кулаки крепки для драки, / Рожи гожи для битья», но даже и в таких стихотворениях как «День Победы» («И пляшут, хмелея, с ухмылкой: «А хули, / Мы разве победе не знаем цены?..» / Ревниво следя за отцами, как пули, / В два пальца немытых свистят пацаны... // Потом День Победы доходит до точки, / Умяв в кулаках стоеросовый зуд, / Бойцы с синяками, синей, чем платочки, / Как строчки из песен, по избам ползут...»), а главное — это буйство жизни даёт себя знать даже в стихах религиозной и нравственно-духовной направленности, скажем, таких, например, как «Рождество», «Перед Пасхой», «Змей» и другие. После пастернаковской «Рождественской звезды» и целого ряда написанных в близком ей ключе стихотворений на эту тему, «Рождество» о. Леонида воспринимается почти как милицейский протокол на фоне собрания древних поэтических мифов: «На Руси рождение Христа; / Девки для гаданий ладят свечи, / Щеголяют парни без креста, / Полушубки вывернув овечьи. // Под забором дремлет коляда / После дарового возлиянья, / И сгорают звёзды со стыда, Исполняя девичьи желанья. // У окна моя седая мать / Снежной нитью чинит одеяло, / Ей сегодня не о чём гадать, / Всё уже, что надо, нагадала. // Впереди — ни света, ни следа, / Завывает ветер, как волчица... / Поутру замёрзший коляда / В двери рая посохом стучится».
Без малейшего намёка на какую бы то ни было православную назидательность изложена батюшкой в стихотворении «Змей» легенда о гигантском крылатом гаде, похищавшем на болоте приходивших туда за клюквой женщин. И если сам гад-то, может быть, изображён им и правильно, то вот нравственный облик похищаемых им любительниц клюквы вызывает большие сомнения… Впрочем, вот как это выглядит в стихах отца Леонида: «...Приходили за клюквою бабы, / В сапогах на дырявый фасон. / Он хватал их в крылатые лапы, / Как столетний чудовищный сон, // Уносил их в заморские дали, / Одинокий, как звук от ружья, / Но они с ним такое видали, / Что и дать не давали мужья. // А когда он назад возвращался, / Над болотиной делая крюк, / С каждой бабой особо прощался, / Как с супругою верной супруг. // Бабы рожь перезрелую жали, / Раздобрев от чудовищных снов, / На снопах прямо в поле рожали / На отцов не похожих сынов. // И опять уходили в болота, / Не боясь ни гадюк, ни ужей, / И веками искали кого-то, / Позабыв про детей и мужей».
Стихотворение так и заканчивается — без какого бы то ни было обличения греха, без морали и без нравоучения. В нём ни проклятия змею, ни осуждения принявшим его ласки женщинам, ни малейшего нравственного вывода. Но зато сколько в нём жизни! Сколько понимания заключённой в самом человеческом естестве поэзии!.. Разве может это не отразиться на творческой манере автора? Нет, конечно...
Впущенное отцом Леонидом в свои стихи буйство жизни, прорастает в них редким для творчества его коллег по духовному сану полноцветьем поэтических образов, звуков и красок. Вот только некоторые из этих ярких метафорических соцветий: «Кудри цвета украинской ночи»; «Невесёлый, как сажа печная, / Я торчал у большого села»; «Это чудо завидев, осины / С перепугу, как бабы тряслись»; «Печь завыла, как волчица, / На луну трубу задрав»; «Между тем дорогу / Обувало в тучу, / Как кривую ногу / В мокрую онучу»; «Луна огромным валидолом / Закату лезет под язык»; «Природа по-бабьему ахнет»; «Тормоза, словно псы, провизжат»; «Чёрные тени из ёлок / Вырубил лунный топор»; «Во мгле, будто дети пугливы, / Дрожат деревень огоньки»; «Вкусный праздник Новый год», — и так далее.
Стихи, как говорил известный псковский критик Валентин Курбатов, могут быть христианскими, даже если в них нет ни единого упоминания о Боге, — уже в силу самой своей красоты, потому что подлинная красота как раз и является той универсальной формой, с помощью которой Господь проявляет Себя в нашем материальном мире. И отец Леонид хорошо понимает это божественное свойство красоты, наполняя ею до краёв каждое своё стихотворение, точно сосуды святой водой.
При детальном анализе всего, им написанного, можно, конечно, довольно легко обнаружить прямые следы влияния на его творчество такого, недавно ушедшего от нас, мэтра российской поэзии как Юрий Кузнецов («Напролом сквозь дороги кривые / Я пошёл по прямому пути, / Чтоб скорее дойти до России, / Но не мог я России найти»; «Как над сёлами Космос засвищет, / Так, согнувшись от тяжких вериг, / Что-то во поле бродит и ищет, / Синим светом обросший старик»; «Из селенья родимого выйду, / На телеге подъеду к Кремлю, / По-медвежьи великую Кривду, / Как дугу, коль смогу, распрямлю»), а также эхо поэзии Николая Рубцова и отзвуки русской поэтической классики, но главное в стихах отца Леонида Сафронова — это всё-таки его собственный, резко выделяющийся из сонма современных поэтов голос, сочетающий в себе одновременно необычайную лёгкость звучания, глубину смысла и красоту формы. Жаль, нет места, чтобы полностью процитировать здесь великолепное стихотворение Леонида Сафронова «Николай Чудотворец», описывающее абсолютно не «великие», но почти зримые чудеса святого угодника: «Как в одном селе от храма / Лишь стена стоит бела, / У стены когда-то яма / Не заямлена была. // Там стоял когда-то клирос, / А у клироса — амвон.. / Вдруг из этой ямы вырос / До небес церковный звон. // Прикатил большой начальник, / Приказал тот звон зарыть... / Но с небес сошёл печальник / Умерять земную прыть. // Эффективный вышел метод. / А потом? А что потом! / Стал потом начальник этот / В нашем городе попом...» В стихах о. Леонида вообще нет никакой ни великости, ни помпезности, и даже о святых подвижниках он говорит не с патетическим придыханием, а скорее с добродушным юморком и прибауточкой. Да и кто в этой жизни отличит воистину большое от малого? Всё окружающее преображается, когда на него ложится отсвет Божественного сияния, как это происходит в стихотворении «Рождественское»: «И даже случайная малость / В ту ночь становилась судьбой. / Звезда над землёй подымалась / И землю вела за собой».
Поэзия о. Леонида Сафронова — явление, откровенно выходящее за рамки индивидуальной творческой удачи, ибо она представляет собой абсолютно новое направление в современной русской поэзии, а может быть, и в жизни. Его стихи учат нас бежать такого страшного, по православным понятиям, греха как уныние, зовут воспринимать жизнь как ниспосланную свыше миссию наполнения этого мира созидательным трудом и любовью, не случайно в книге несколько раз возникает сценка, в которой детишки допоздна ожидают задержавшихся на церковной службе родителей, понимая своими детскими душами, что те не просто работают в храме, но совершают этим какое-то большое и необходимое всем дело: «Уснули поповны средь малых попят, / Попята неровно носами сопят. / Вдруг видят с полатей Таинственный Суд: / Что матушка с тятей Россию спасут».
Спасти Россию — это и есть, по мысли о. Леонида Сафронова, тот высший смысл, ради которого мы все явились на эту землю, единственное оправдание нашего прихода в эту жизнь. По силам ли нам это? Не убоимся ли предстоящего труда? Каждый отвечает на этот вопрос самой своей судьбой. А она в нашем Отечестве никогда не была похожа на беззаботную прогулку: «С неба месяц сбился, как подкова, / Что нас ждёт, не видно впереди. / Жизнь прожить — как поле Куликово / За Россию в битве перейти».
Стихи Леонида Сафронова (как, впрочем, и ряда других настоящих русских по духу поэтов — таких, например, как недавно погибший в Одессе Вадим Негатуров) как раз и помогают человеку найти в себе силы, необходимые для того, чтобы не свернуть с жизненной дороги и не обойти окольной стороной это тревожное, но дышащее опасностью, честью и правдой наше вечно пахнущее огнём и порохом отечественное поле…
Комментариев нет:
Отправить комментарий