Участник конкурса в номинации "Поэзия" ЗАПОЛЬСКИХ ОЛЬГА

ПО-ЗА ДОНОМ ВСЕ ТРАВЫ - ПОЛЫНЬ


«И совокупися князь великий Дмитрий Ивановичь со всеми князьями и со всею силою Русской земли… И от начала миру не бывала такова сила русских князей, якоже при сем князе».
                    Повесть о побоище на Дону (XV в.)


 ВСЕЯ ДАЛЬ-ДОЛЫНЬ…

Как давным-давно,
Ой, давным-давно
Говорили  что знали.
Слухами  – земля,
Реки да поля
О великой печали…


Так давным-давно…
Всё ль теперь равно?
Да, видать, не всё ровно…
Ведает Ока,
Дон да облака,
Что сгущались над Доном.

Слышали, небось:
Вместе да поврозь
Стаями, а то клином,
В клювах, на хвостах,
В перьях на крылах –
Лады, латы, былины…

Не пойду – пойду!
Не найду – найду!
Всё чудно, что не чудно!
Я и сам – не сам.
Мёдом по усам.
Только всем добрым людом.

Что со всех сторон –
Вечный вам поклон.
Гулева-горевали…
Всея Даль-долынь
Кострома – Волынь
В кол-кола коловали.

Снова будит стон  –
Колокольный звон.
Сердце памятью стынет.
Стародавних лет
Оживает свет,
Сколь столетий не минет.


О, РУСЬ МОЯ…

О, Русь моя, как долги времена…
В раздольях ты была всем светом белым.
Святая, ты опять разорена,
Поругана, разбита на уделы.

И в каждом уголке, стяжая власть,
Кичился обладатель душ невольных –
Сидел и правил свой удельный князь,
Главу не преклоняя пред Престольной.

Недобрые то были времена:
Разбой, набеги, кривда вместо правды…
Всяк за себя. Лишь вольница вольна.
Да недолга за вольницу  расплата.

Здесь каждый по отдельности – не в грош,
Хоть каждый для себя  – «ума палата».
Им всем бы миром, где б один был вождь…
И вождь пришёл.
Чужой. Ордынский. Батый.

ПЕПЕЛ  И  ДЫМ

Строчки из давней давности
В летописях времён
О легендарной храбрости
Тех, кто не покорён.

Запись: «…ничто не видети –
Пепел и токмо дым».
Доля горька. А лиха те
Выпали от орды.

Так от Рязани к Киеву
Каждую пядь земли
Кровушкою полили
Русские богатыри.

Кто не сражён – неволен,
Угнан в татарский плен.
Пуще беды обездолен.
Повержен. Но не согбен.

ВСЕ  НА  РУСЬ

По-над Русью всхлесть «тылды-таборды»:
В Заповолжье – гул Золотой Орды,
В Зауралье – Белой разгул орды…
Горды.

Всё огни. Всё горечь одна на вкус.
Табуны да степь. Юртяной улус.
Счесть несметну силу их не берусь.
Все на Русь.

Что татары – тьмой, бесерменов – тьма.
Черемисы, фрязы, ясы, мордва…
Всею мощью тёмной черным-черной…
Да Ягайло со всею своей Литвой.

Что-то нынче Русь непокорна вам!
Кто за данью – шире держи карман.
Русский дух перечит: Мамай – не хан!
Не хан!!!

ГНЕВ НА МИЛОСТЬ

Наутро доложил боярин Тютчев,
Что Дмитрием отправлен был послом,
Сказал: «Мамаем принят был как лучше,
Но поначалу.  Было всё потом.

Толмач прочёл отказ от десятины.
Враз озверев, хан закричал в сердцах –
Теперь ему не видится причины,
Чтоб до зимы Москву не сжечь во прах.

И снял с себя чувяк, мне в морду тычет
И, повелев чувяк тебе отдать,
Сказал, чтоб ноги целовать привычней,
Башмак бы ты учился целовать!

Ответил я, что мне не подобает
О государе этакое знать!
Чувяк-де и тебе  не помешает,
Когда придётся из Москвы бежать.

Земля, мол,  наша для татар колюча,
Коли бежать придётся босиком…
Ты тапку подбери на всякий случай.
А мне в обрат. И ехать далеко.

Но хан вскипел на этот раз сурово
И нукерам велел меня связать.
А перед казнью дал мне всё же слово,
Последнее, что мог бы я сказать.

Я не стерпел, мол, князю поношенья.
Он – Государь мой. Больше ничего.
К тебе же не имею я прошенья.
Но смерть готов принять я за него.

Чуток подумал хан. И гнев на милость
Сменил, поверив в то, что говорю:
«Столь верных слуг мне знать не приходилось,
Таких людей бесстрашных я люблю.

Езжай домой. Дам грамоту для князя.
А мой чувяк послы ему свезут.
А с Дмитрием покончим  – в этом разе
На службу я тебя к себе возьму».

ВЕТЕР С ВОСТОКА…

И собрал Мамай все двенадцать орд,
Снарядил три царства на Русь в поход.

«У меня шесть темь да ещё полста,
Да, опричь того, что ни день – орда.

Превзошёл я в тьмах даже Батыя,
И Руси готовлю расплату я».

Не в огляд орды, хоть Мамай прилгнул.
Да и ветер в ту пору с востока дул.

И пошли тумены, на Русь пошли,
Растянулись тучей на полземли.

ЛЮД ХРИСТОВ

Вечевой, малиновый, вековой
Колокольный звон стоял над землёй.

Загудел по кузницам звон да стук.
От колёсной ступицы до кольчуг,

От клинков, чеканов ли до щитов,
От мечей до клёпаных шишаков…

Собирались воины:  кто в лаптях,
Кто-то в латах кованых да в плащах.

И Великий Новгород, и Ростов,
Переславль и Вологда – люд христов.

У СТЕН  ИПАТИЯ

Дмитрий-князь войска в подмогу кличет.
Для гонцов лесами путь не прост
В северо-восточных пограничий
Костромской Ипатьевский форпост.

Весть переживали всем народом.
Плакали чужие и родня.
У Соборной церкви воевода
Выстроил войска Иван Квашня.

Княжьи люди Фёдора Сабура
За Святую Русь пришли на сбор.
Встали все: надежда и опора,
Даже те, кто были в непокор.

И Господь икону Стратилата
Воеводе в руки Сам вложил –
Феодоровской Матери Пресвятой
Ликом охранялись рубежи.

Отводила Приснодева беды
От пожаров, мора и вражды,
Утверждала Невского в победах,
Христиан спасала от орды.

В горький час предвестья страшной сечи
Виделось: до самой до зари
Мироточил Лик, как будто в вечность
Витязи собрались. И пошли…


ВЕЛИКОЕ ВОИНСТВО

Собиралось воинство –
Княжеский оплот.
На земле Коломенской
Князь устроил смотр.

Латы в блеск начищены.
Рати стали в ряд.
Тысячи за тыщами –
Не охватит  взгляд.

Ярославский, Муромский,
Стародубский полк,
Суздальский да Углицкий –
Встали все, кто мог.

Ратники Тарусские,
Всадники, стрелки,
Костромские, Брянские –
Русские полки.

Под святым Георгием  –
Посланный Москвой
С коваными копьями
Полк Передовой.

Серебрами светятся
Латы воевод,
Только больше лепится
Лапотный народ.

Со щитом берёзовым,
Где там шлем-шишак,
Без кольчуги – в кожухе…
Ну а кто и так.

Ну, мол, что же страшного:
Ой, как нелегко
Напастись на каждого –
Войско велико.


БЛАГОСЛОВЕНИЕ

«Господи, Владыка всевеликий! –
Князь Дмитрий так у Господа просил, –
Услышь молитву (он стоял пред Ликом),
Не дай погибнуть, Господи, Руси!

О, сколько претерпела Русь святая!
Вели сынам ты одолеть врага.
Я меч не ради славы обнажаю –
Земли моей в защиту сталь крепка.

Теперь мой меч разящей силы полон.
Я весь, как есть, в молитве пред Тобой:
Готов предстать перед Святым Престолом,
Исполнив перед Русью долг земной».

А отче Сергий молвил: «Знаю, сыне,
(как Дмитрий приложился ко кресту)
Твой час настал. Господь же не покинет.
За Русь веди рать, верную Христу».

И Сергий знал: прольётся море крови
И не на жизнь, а насмерть будет бой…
Но сам Господь победу уготовил.
Вернётся князь со славой и живой.

Да слышит Бог и сполнит Он молитву…
Всё, Сергий, будь по слову твоему…
И Дмитрий-князь просил с собой на битву
Молитвенника войску своему.

«Добро, – и не задолил тот с ответом, –
Двоих тебе я братьев в помощь дам,
Двух витязей: Ослябя с Пересветом».
На том покинул Дмитрий Божий храм.


ПОЛЕ

Как у Дона да донник рос
Да на поле в двенадцать вёрст,
Всё в кайму с ивняком-леском
Да растянутом языком.

Там Непрядва, и Дон ей – друг,
Реки-речки, овраги вкруг.
Заросли берега-круты,
И холмы глядят с высоты.

Вот и место, где войску встать
И татарский удар принять.
Дмитрий выставил рать крестом:
Шесть отрядов-полков при том.

В авангарде –  Передовой.
А по центру был полк Большой,
Полк Запасный стоял укрыт
Ближе к речке, в тени ракит.

Справа – полк боковых  атак
Перед речкой  Нижний Дубняк.
И по Левую руку крыло
От Большого полка легло.

Лишь пологий в овраг провал
Еле фланг этот прикрывал.
И беда, коль коварный враг
Выйдет с тылу через овраг.

Но готов преподать урок
Из-за Смолки Засадный полк.
До решающих тех минут
Рати конные подождут…


ДУМЫ О ДОМЕ

По-над полем – дымки костров
И бесчисленных казанков,
Запах хлёбова да с мяском.
Каждый возится с котелком.
Что ни воин  – суров на вид,
Не ругается, лишь молчит:
Там за далью далёкий дом.
К дому мчится душа орлом.
Дума долгая грудь теснит:
«Лечь за домы свои костьми…
Сам Господь с нами. Правда в Ём.
Мы поганых врагов побьём».

СОЖЖЕНЫ МОСТЫ

За сиреневыми далями
Плачут бабы, плачут дети.
Нет печальнее печали
В целом свете.

Вы зачем пошли до Дону
И мосты пошто сжигали,
Травы злее белладонны
Обрывали?

Как до вас летели птицы…
Только коршуны напали.
Белу свету не пробиться.
Заклевали.

Ночь густела перед Доном,
Горьки думы расточала.
Богородицы икона
Выручала.

И над лесом и безлесьем
Проступал виденья вроде
(Всё смотрел из Поднебесья)
Лик Господень.


НЕТ СТРАХА?

 А Вы, пожалуй, думали: нет страха…
Собрались в бой, поди-ка, храбрецы…
Постирана последняя рубаха…
На смерть идут, как деды и отцы.

Не спали в предвкушенье страшной сечи.
Так, полудрёма… Ну а кто моля,
Чтобы далась победа им полегче…
Погибнуть? Что же… Так ведь не зазря.

А ЧТО ПРИМЕТЫ?

В шатре высоком Дмитрию невмочь,
Пошёл с Боброком-князем из Волыни
Стан обходить. Уже сгустилась ночь.
Луны ущербной луч на небе стынет.

За речкой воет одинокий волк
Протяжно, нудно.  Аж душа трепещет.
Над станищем татарским гул умолк.
И лишь зарницы полыхают веще.

«А что приметы?  – Дмитрий вопрошал. –
Ведь на Волыни колдуны искусны?
Ты мудр. И раньше, помнится, гадал.
Так спробуй и теперь. Сейчас почувствуй».

Лёг на траву, припал к земле Боброк,
Прижался правым ухом и не дышит.
Он слышал гул, что колокол исторг,
И плач татарки, и молитву свыше.

Где плач татарки – ворон бьёт крылом.
Где слёзы русских – звоны с колокольни.
«Верь, Государь, что мы татар побьём,
Но многие останутся на поле.

НЕБЕСНОЕ ВИДЕНИЕ

 Князь Михайло Боброк проверял посты.
Ишь, дозорный уснул под горкой…
Хоть кусты возле речки и были густы,
Глаз его заприметил зоркий:

Опершись на стального меча рукоять,
Спал, тихонько храпя, караульный.
Он не понял, как вдруг «научился летать».
Кто посмел пошутить так огульно?

«Коль десятник  – ништо, – промелькнуло в мозгу, –
Даст ещё раз-другой. Да и будет!»
Но и в страшном бы сне не пришло бы в башку,
Что его князь Волынский разбудит.
Ох, боялся его непутёвый народ:
Был он грозен и всех горячей.
Он строжил пуще всех остальных воевод.
Знал и Фомка об том  Кабычей.

– Ах ты пёс, чтоб тебя… Шелудивый ты тать!
Что ж ты спишь, аль не Русь за тобой!
– Князь пресветлый! Да я б и не выдумал спать!
– Что? Привиделось мне? Аль слепой!

– Ох, и вправду небесное виделось мне:
Ненароком я в небо взглянул,
Вижу: чёрная туча, вся в громах, в огне,
Да и ветер вдруг сильно подул.

А из тучи из той шла несметная рать,
А навстречу (я чуть не ослеп)
В белых платьях, с мечами – и ну бы махать –
Шли святые: Борис и Глеб.

И секли-посекли они всех басурман –
Только стон шёл по ихней орде.
А потом я глядел, где вышел их стан,
Но орды уж не видел нигде.

В энтот самый момент Глеб пошёл… и ко мне...
Я сомлел от страха и сник.
Ну а ты-то подумал, что я был во сне.
Это было как раз в энтот миг.

Подивился Боброк: «Ну и врать ты здоров!»
– Пусть я в землю врасту, коль соврал!
– Ну, провидец, скажи мне, как ты из воров
Одним скоком  к святым угадал?

Ну да ладно. В другое бы время висел…
Но сгодится «виденье» твоё.
Ты пошёл по полкам бы и всем «напел»,
Будто Глебу с Борисом Господь повелел
К нам придти на подмогу вдвоём.

А наутро молва сообщила ему,
Будто сам костромич Кабычей
Видел чудо и видел свою Кострому
И Бориса с Глебом над ней.

Только сотня его, где знаком он как тать,
Удивлялась, с какой бы руки
Вдруг провидцами умудряются стать
Вот такие вот мужики.

КНЯЖЕСКИЙ НАКАЗ

 Зыблющийся сумрак уходил.
И под утро выстлался туман.
Слышалось лишь: ропот накатил –
Прокатился в стане басурман.

Перед битвой каждый половчей
Выправил седловку и чекан.
Молчаливы рати москвичей –
К сече изготовлен русский стан.

В праздник Богородицы святой
Воинство отеческое в ряд,
С верою готовое на бой,
Выстроилось, словно на парад.

Князь верхом, под красной епанчой…
Белый конь чеканил каждый шаг.
Спас – золототканою парчой –
Следовал за князем чёрный стяг.

«Братья! Отстоим святую Русь!
Вы ли не её богатыри!
Ибо хуже смерти, я боюсь,
Будет жизнь без нашенской земли.

Бейтесь! Не щадите живота!
Укрепитесь верою отцов!
Не допустим до Руси  татар.
Да святится слава храбрецов!»

Князь, подъехав к группе воевод,
Шлем златой и красный плащ сложил
И оделся как простой народ:
Так он перед Богом положил,

Чтоб не токмо словом зазывать,
Но примером слабых поднимать.

Другу Бренко сделал он наказ
Все доспехи Дмитрия надеть,
Чтобы всем был виден «Дмитрий-князь»:
И своим, и вражеской орде.

ДРУГ ДРУГА  СУПРОТИВ

Дозорный сообщил: «Идут татары».
Их до поры густой туман скрывал.
Но ветер вдруг отдёрнул покрывало,
Открылся войск несметных чёрный вал.

И супротив друг друга стали рати.
Всего в двухстах саженях. На виду.
И кто-то первый принялся ругать…  и
Раскручивать свирепую вражду.

Московский князь оглядывал пригорок.
Там, в глубине орды, по левый край,
В шатре своём ждал хан переговоров,
Покорности, смиренья ждал Мамай.

Как будто с неизбежностью свыкаясь,
Противники застыли в ста шагах,
И, в крепкой перебранке распаляясь,
Обрушивались рёвом на врага.

ПЕРЕСВЕТ  И  ТЕМИР-БЕЙ

Вдруг орда ряды свои разжала.
На скаку, противника кляня,
Всадник, с виду великан удалый,
Вырвался и осадил коня.

«Кто быется языком, как саблэй?
Рускы свыня! Бейся с Темир-бей!
Коли ест такы баатур храбры,
Выхады на бытву паскарэй!»

Бросил вызов великан ордынский.
Как принять? Ведь надо одолеть!
Кто кого! И в битве богатырской
Всё решит для ратей чья-то смерть.

Чьё копьё добудет дух победы?
У кого точнее остриё?
Выбор князя пал на Пересвета:
Сам Господь его на бой повёл.

В чёрном кукуле, с крестом да в схиме,
Он сидел на вороном коне.
С ним копьё. И Господа во имя
Он перекрестился в тишине.

– Отче, погоди! Ужель так выйдешь?
Без кольчуги… Щит не повредит!
– Схима мне надёжнее, как видишь,
А молитва Сергия – мне щит.

И, благословен за Русь честную,
Выехал степенно из рядов.
Темир-бею молвил речь простую:
– Звал на битву? К битве я готов.

– Мнэ нэ нада поп, к таму же стары!
Я нэ поп с сабой на бытву звал!
Баатыр мнэ надобэн удалы!
Ыли толька поп на Рус удал?

– Ты с богатырями биться – хлипок!
Спробуй-ка попа! Не одолеть?
– Хлыпок я?! Ты, поп, смэятся шибко.
Ну так за свои слова отвэть!

И рванул коня ко краю поля.
Пересвет отъехал на другой.
И друг друга взглядом пропороли,
Тяжесть копий выверив рукой.

Бросил щит татарин из презренья:
Ненависть наружу так и прёт!
И, копьё наставив, к пораженью
Горделиво ринулся вперёд.

Пересвет успел перекреститься.
Старый воевода был готов
В ратном поединке насмерть биться.
С ним Господь. И Русь. И зов отцов.

На скаку на полном сшиблись с силой –
Чуть не навзничь вырвало коней.
Обе груди копьями пробило.
Пал мгновенно, рухнув, Темир-бей.

И на четверть из спины торчало,
Чрез кольчугу русское копьё.
Но лица ничто не омрачало.
Всё. Спесивец получил своё.

На минуту дольше Пересвету
Удержаться удалось в седле.
Рать перекрестил он на победу,
Сбитый насмерть, лёжа на земле.

Воздух – комом в горле – был исполнен
Страшною нависшей тишиной,
Но через мгновение был взорван
В небо в крик ударившей волной.

Завзывали боевые трубы,
Засверкали молнии клинков.
Содрогнулось поле в схватке грубой
Ратей великанов и веков.

ДАНЬ

То не вспахано да не холено
Поле русское, предков зов.
Криком вспорото, обездолено
Да копытами взрыто в кровь.

«Теснота», – как глаголет летопись…
Сжалось время  иглы ушком…
До предела вскипала ненависть
В этой схватке добра со злом.

В том стремительном быстром сечеве,
В этом смерче «руби-коли»,
В каждой пяди, прожженной вечностью,
Прорастали богатыри.

Все герои Его величеством –
Конный, пеший, с копьём, с клинком…
Только чёрная тьма ордычилась,
Пёрла массою напролом.

Но за каждый за шаг поганого
Дорогою ценою в смерть
Дань несметную собирала
Куликовского поля твердь.

НА ХОЛМЕ – СТЯГ

На холме – стяг
чёрно-золотой.
На холме – князь,
знамо, что живой.
И жесток час.
Жарко, как в аду.
Но Господь в нас!
Да силён дух.

И горит стяг
сечи посреди.
Боевой  знак –
Бойся, враг! Гляди!
Трепещи, враг,
Всей своей ордой!
На холме – стяг
чёрно-золотой.

В КРУЖЕНЬИ СТРЕЛ

Боярин, помня Дмитрия наказ,
Стоял под стягом, битву наблюдая.
Уж на исходе боя первый  час,
А русичи стоят,  не отступая.

Но с флангов фряги пешие пошли.
И стрелы их до фистулы визжали.
И ратники на землю в ковыли
На поле брани  головы слагали.

Разбит, пострелян  полк Передовой.
И дальше в полк Большой орда врубалась.
Как у Горыныча с отрубленной башкой
 На месте оной по две появлялось.

И вскидывались кони на дыбы,
И жала копий бешено метались,
Звенела сталь, круша щитов горбы,
В круженьи стрел и  богатырских палиц.

Так – воевода Бренко разглядел –
Сражался храбрый богатырь Капустин:
Он на копьё поганого поддел
И бросил через голову опостынь.* (арх.«рядом»Даль)

Еще двоих он положил мечом…
Четвёртый сам куда-то подевался.
И стрел калёных жала нипочём…
Он в сече два часа, а не поддался…

И к другу он на выручку  спешит.
Приходится несладко воеводе:
Изрублен в клочья крепкий фряжский щит
Да новые ордынцы на подходе.

И липнут, по звериному чутью:
У воевод наряд – зеркальной стали.
И Сам Господь готовит литию
Всеславную с высот исповедальных.

Капустин в гуще прущий, как таран,
Спешит навстречу, по бокам лишь рубит,
И ни просвета нет от басурман…
Но он не о себе сейчас. О друге.

– Ужо-тко здеся я! Чуть-чуть! Держись!
Но недослышал друг. Сразила сабля.
Над другом наклонился: может, жив?
Неужто смерть? Решил проверить, так ли…

А смерть уже ждала его своя:
Вогнали в грудь ордынцы три копья.

НЕ ОН!

От нарастающей беды
Защиты дрогнули ряды.
Сопротивление сломив,
Татары двинулись в прорыв.

Туда, где стяг, на холм крутой,
Где Спас на чёрном золотой.
И Бренко крикнул: «Не сдадим!
И знамени не посрамим!

Опомятуйтесь! Все назад!
Ведь рати русские стоят!»
На слово, вопреки всему,
Спешили витязи к нему.

Кто встретится с костромичом,
С Ивана Драницы клычом,
Врагу тому не сдобровать,
За ним спешит на помощь рать.

А это славный кто герой? –
Он князя видит пред собой.
И бой кипит. И горячо.
Князь рубит яростно мечом.

Да саблю вострую занёс
Над головой татарский пёс,
Но в этот миг был усмирён
И пешим поднят на копьё.

И Бренко лихо бил с плеча,
Разя ударами меча.
«Поганый! Знамени не тронь!»
Копьём подбитый, рухнул конь…

У стяга древко враг срубил,
Но знамя кто-то подхватил.
Татары – к князю: кто скорей –
Отрезать голову-трофей.

Но на пути уже стоял
Иван Кутузов, как металл.
На помощь с Драницей пришли –
Как выросли из-под земли.

Они держались, как броня.
И Бренко встал из-под коня.
Иван Кутузов как герой
Пал с рассечённой головой.

И Драницу-богатыря
Поддели в воздух три копья.
И Бренку в бок вошло копьё.
Пока не впал он в забытьё

И на земле живой лежал,
Он видел, как к нему бежал
Ослябя, путаясь в полах,
С огромной палицей в руках.

«За брата!» – инок прохрипел.
Двоих наотмашь не сробел,
Но сабля третьего его
Сразила насмерть самого.

Поганый, сдёрнув с Бренка шлем,
Смекнул, что гнался не за тем,
Отпрянул, выкрикнув: «Не он!»,
Был князем Дмитрием сражён.

НА ПРЕДЕЛЕ ЯРОСТИ

За Государев стяг
На пределе ярости,
До земли в горстях
И не зная жалости,

Головой в живот
До щитов в облом
Воевода прёт
В гущу напролом.

Но подбит копьём,
А поверх пал смерд.
Над холмом гульём
Разгулялась смерть.

Торжествуй, орда,
Да недолго, знать.
За бугром тверда
Снова русских рать.

Слева вдарили,
Сбоку вывели.
Вы не ждали?!
Да нет, накликали.

Свежих сабель
Удары сыплются:
То на холм
Ворвались владимирцы.

И тумен – впросак.
Поделом орде!
Государев стяг.
Ну-ка на-ко те!

ЗАТИШЬЕ

Затишье на поле.
Надолго ль? Бог весть.
Несметное горе.
Убитых не счесть.

Из сотен – по двадцать
Готовы на бой.
К сражению, братцы,
Все, кто живой!

В ТРЁХЧАСОВОЙ МРАК

Правой руки полк –
В трёхчасовой мрак,
В зло из сплошных зол,
В яростность а-а-так.

Не подойти вдоль,
Не перейти вброд –
Им на пути – боль
Углицких воевод.

Нижний Дубняк нем.
Вдоль по реке – стон.
Насмерть стоять всем
Тем, кто не покорён.

ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!

В недолгом затишье коварный Мамай
Просчитывал бой и смекал…
На левый решил он обрушиться край:
«Любою ценой!» – приказал.

Смогли белозерцы сдержать тот удар.
Но с каждой минутой всё злей,
Всё яростнее становился накал,
А натиск ордынский – сильней.

Навеки уложены в книге святой
У Бога средь славных имён:
И князь Белозерский, и князь Друцкой,
И значится Мелик Семён.

Ряды поредели в неравном бою –
Так в поле орудует град.
На место погибших другие встают,
Ни шагу не сделав назад.

Рубились татары с Запасным полком.
Как льдина от солнца – врасплав –
Полк таял. Татары же шли косяком,
Вползала орда, как удав.

НЕ УДЕРЖАТЬ

Иссякли силы Левого крыла,
И сеча отодвинулась к Непрядве.
Тем, кто сражались, – честь им и хвала!
Но удержать орду удастся вряд ли.

Беду заметив, вырвался отряд
(князь Брянский Дмитрий со своей дружиной)
Передового тысяча ребят,
Сдержать пытаясь прущую вражину.

Но неостановим неравный бой.
И наседала тьма неодолимо.
Разбит и брянский полк Передовой.
И в тыл рвалась орда неумолимо.

БОК О БОК С КНЯЗЕМ

Там, на Смолки самом берегу,
Четверо опричь татар сражались,
На последнем бились «не могу»:
Против десяти врагов держались.

Средь четвёрки был великий князь,
Как простолюдин одет, в кольчуге.
Пот – в глаза. Рука – как отнялась…
Если бы не рядом, да не други,

Уж не раз его настигла б смерть.
Только вместе с ним, как прилепились,
Трое костромских бок о бок бились:
Всё боялись князя просмотреть.

Изрубил князь Дмитрий одного.
Но другой его обезоружил:
Выбил меч из рук. И для него
Дело обернулось бы и хуже,

Если б Сенька Быков проглядел…
Вовремя подсёк он басурмана.
Федька меч подать ему хотел,
Но достала сабля великана.

Конь под князем, пошатнувшись, пал,
Всадника накрыв тяжёлым крупом.
Сенька Быков князя прикрывал,
Но его с седла стащили крюком.

Другу Юрке руку отсекли
(Князю он помочь хотел подняться).
Дмитрия копьём, как обожгли…
Видно, не судьба. Прощайте, братцы.

Было б лихо... Но Господь вялик!
И ввязалось в битву двое брянцев.
Восемь басурманов на двоих,
А у них решимости – на двадцать.

Яростью кипел неравный бой.
В клочья рассекал мечом булатным
Витязь брянский с белой бородой –
Ладный воин с выправкою ратной.

Басурман один рванулся прочь
И, казалось, поскакал долой,
Но, отъехав, выцелил точь-в-точь
В глаз седому воину стрелой.

С виду бы литовец – был другой.
Крепкий телом, он свалил двоих.
Но случилось: этой стороной
Хлынули татары на прорыв.

В тыл уже открыты ворота.
В несколько туменов прёт орда.
Хан Мамай уже было считал:
Для его победы час настал.

Все, кто в поле, обо всём забыв,
Бросились до кучи на прорыв.
Только без добра и худа нет.
Ой, да для Мамая был ответ…

Мартоса с прозванием Погож
(видом на литовца был похож)
Князь послал призвать Засадный полк
Из дубрав орде ударить в бок.

ВОЗМЕЗДИЕ

Дубрава ожила. Засадный полк,
Неся с собой возмездие святое,
В одно мгновенье вырвался на поле.
И воздух сам победный клич исторг.

С намереньем сраженье завершить
Татары поначалу бились стойко.
Им думалось: осталось лишь добить
Поверженных, собравшихся за Смолкой.

Но всадники волною за волной,
Лавиною на поле прибывали,
Решительно сражавшихся подмяли.
И прочь рванулся враг, как чумовой,

И в ужасе кричал: «Аллах, акбар!
Убиты русы снова оживают!»
И в окруженье тысячи татар
Противились, проклятия глотая.

Сей битвы наблюдая разворот,
Скорее всех, и всё, и всех бросая,
Обратною дорогой, всех вперёд
Мамай метнулся, жизнь свою спасая.

И пятьдесят объятых страхом вёрст,
Искря копытом и коней калеча,
Враги бежали от погони вхлёст
До самых берегов Красивой Мечи.

Мамая гнал волынский князь Боброк.
Небось, теперь запомнится урок!

РАДОСТНАЯ ВЕСТЬ

Раздался звук трубы.
Отбой Великой битвы.
Под Государев стяг
Стекались все, кто жив.
В аду свой рай добыв,
Клинком, копьём, молитвой…
Но шли на радостях
Не мальчики – мужи!

Лишь Серпуховский князь
Владимир был невесел,
С мрачнеющим лицом
Он всматривался вдаль.
«Как битва началась,
Кто с Дмитрием был вместе? –
Он спрашивал бойцов. –
Уж жив ли Государь?»

И стали вспоминать,
Как тот рубился крепко
И голову отсёк,
И отомстил сполна
Тому, кто за него
Сначала принял Бренка.
И князю кто б помог –
Да помощь не нужна.

И видели его
То здесь, то там в сраженье
Тогда, как отступал
До Смолки Левый полк.
Он не щадил врагов
И до изнеможенья
Он палицей махал,
Хотя был ранен в бок.

И долго у реки
Искали средь убитых
По зарослям осин,
Ходили по кустам…
Где травы так горьки,
Где плакали ракиты.
И охала земля,
Вся кровью залита.

Боярский сын Сабур
Нашёл его случайно –
Не чаяли найти
В нагроможденьях тел.
Лежал на берегу
Князь Дмитрий без сознанья
Под лоном старых ив
С ветвями по воде.

Хранил его Господь
И Дева Пресвятая.
И радостная весть
Неслась из уст в уста,
Что-де нашли в кустах
Живого Государя.
И крик в Победы честь
Над полем нарастал.

ОЧИ БЕДЫ

Лебеди за Смолкою – в стон.
Потемнел-зачёрнел затон.
Диск кроваво-красный сползал.
Конь на поле мёртвых заржал.

Выболеть до дна… и болеть!
Да на дне той боли лишь смерть…
Не неволя! Нет! Не полон!
Дон болит до смертушки! Дон!

Била Русь подбитым крылом:
Ты, мой друг, летел соколом.
Голову навеки сложил.
Как мне без тебя? Расскажи!

Смерть сама, быть может, возьмёт
Вдов и матерей, и сирот.
До дому несчитано вёрст…
Видано ли: поле – погост.

Очи у беды велики…
Ах, как слёзы вдовьи горьки…

ВОСХОЖДЕНИЕ В ВЕЧНОСТЬ

Убитых отпевали целый день
И восемь дней погибших хоронили.
Большим числом оплакано князей,
И русских, и литовских не забыли.

И вышла к победителям Москва,
И встретила победным ликованьем.
Звонила Русь во все колокола
И в вечность восходила величально.

В единстве – сила, в истине простой.
А Дмитрий-князь был наречён Донской.

КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН
ДА ПОЛЫНЬ-ТРАВА

Выболит трава.
Но опять боль воротится,
Обернётся в стон
Горлом из нутра.

Церковь Рождества
Пресвятой Богородицы.
Колокольный звон
Да полынь-трава.


«Кликнуло диво в Русское земле, велит послушать разным землям, ударила слава к Железным воротам к Риму и к Кафе по морю, и к Тырнову, и оттуда к Царьграду на похвалу: Русь Великая одолела Мамая на поле Куликовом».
                    «Задонщина» (повесть Софония Рязанца конца XIVв.)