КУЛИКОВО ПОЛЕ
Не стало Блока в августе, седьмого,
Когда решила власть сурово:
Без Блока быть,
без Блока жить,
Оставив, что могло служить
Цитатами
и как пример
Любви к творцам в СССР.
Но было выдумкою Блока,
Что в белом венчике из роз
Солдат вёл Иисус Христос…
Блок видел тьму огней далёких,
Руины храмов без крестов,
Тела расстрелянных поэтов,
Как бы облитых горьким светом
Дымящихся густых костров
На громких стройках пятилеток.
Блок видел чёрную дыру,
И в ней – как бы в холерном рву –
Убитых женщин и нимфеток.
Его, пророка и чтеца
Книг судеб русского народа,
Сначала приласкали вроде
И «доласкали» до конца.
И в 21-м, в августе, седьмого
Ушёл из этой жизни Блок.
Все знали, что он очень плох,
Но ждали Ильичёва слова.
А вождь никак не мог решить,
Пускать ли Блока за границу…
Смерть, не решавшая решиться,
Решила: он не может жить.
И это – высшая награда:
Лежать в земле родной страны,
Чего иные лишены,
Кого изгнали из страны,
Которой «умников» не надо.
Какое счастье: умер Блок,
А не исчез в глуши забвенья,
И каждый - при желанье – мог
Прочесть его стихотворенья.
И ощутить, что мы – ковыль
На древнем поле Куликовом,
Оно нам твердь, оно – основа,
Что мы – не лагерная пыль.
И мы сквозь камни Колымы,
Из безразмерной братской ямы
Прорвёмся, встанем в рост упрямо,
Ведь
с поля
Куликова
мы.
Подняться нас
позвало слово.
Он угадал, что вечен бой,
И коль придут
чинить разбой –
У нас повсюду
поле Куликово.
ЯРОСЛАВ МУДРЫЙ
Да, он, конечно же, был мудр.
Но мудрецом не станешь сразу.
Подолгу к нам нисходит разум –
Предшествует приходу труд.
Исследуй, изучай и думай,
Как лучше обустроить мир,
Где нет покуда чёрных дыр,
А от Перуна больше шума,
Чем огневых его шаров.
Ещё не чудятся пришельцы,
Ещё старушек и младенцев
Живьём не сталкивают в ров.
Но уж – походы за престол.
Бывало, посредине сшибки
Он вспоминал свои ошибки
И размышлял: а что есть зло?
Зуб выбит; выколото око…
Нарочно или невзначай?
Неважно. Виру назначал
Тому, кто проявил жестокость.
А в наказанье за поджог –
Поток, особая расправа…
Вошло всё в «Правду» Ярослава,
Чем был тот древний мир жесток.
Но завещал своим потомкам
Не золото, не серебро –
А утверждать лад и добро,
Не обрекать Русь на потёмки,
Нести ей свет и сохранять
Земель заветное единство.
Князь будто видел в поле чистом
Пылящую до неба рать.
Дым видел городов сожжённых
И смуглых всадников косых,
Плетьми сгоняющих ясырь,
И Ярославичей сражённых.
Не ссорится, смирять свой нрав,
Держаться вместе, брат за брата,
«Да будет ваше братство свято», -
Учил нас Мудрый Ярослав.
ТУГОВА ГОРА
Всегда клубится тут печаль,
И видно тени горя,
Когда, оборотясь, с плеча,
Я посмотрю на гору.
А, если выпадет судьба,
Я взглядом даль окину,
Где, не жалеючи себя,
Ведёт князь в бой дружину.
Свистит дождь падающих стрел,
И рать от них редеет.
Но кое-кто в той груде тел
Мечом еще владеет.
Визжат татары. Брызжет кровь
Из-под татарских сабель.
За вдов,
Детей,
За тёплый кров,
Святых церквей
Ансамбль
Князь Константин ведёт бойцов,
Качаясь, как былинка.
Светло у каждого лицо,
В котором – ни кровинки.
Но поднят меч.
Как на крылах,
Нависли над врагами,
Вгоняя их по пояс в страх,
В погибель их ввергая.
А враг
Разил
Дружину
Прицельною стрелой,
И конная лавина,
Как срезала, наш строй…
Вздохнули враз
Колокола
На каждой колокольне.
И вспять вдруг Волга потекла,
Плеснув на берег волны.
О, сколько пролито тут слёз,
Смешавшихся с той кровью,
И выдрано с корнями кос
Из-под платочков вдовьих!
С тех пор всегда тужит земля.
Нисходит временами
Туга
Со старых стен кремля.
И вся печаль та с нами.
ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ
Конечно, только в Ярославле
Смогли сберечь плач Ярославны.
Когда в пылающих селеньях
Палили груды сочинений,
В тиши
Под монастырским кровом
Скрывали долго список «Слова».
И лишь доверенным монахам
Архимандрит давал поахать,
Поплакать долгими ночами
Над князя Игоря печалью.
И жаль, что жёны не могли
Прочесть тот плач родной земли
По русским воинам сражённым,
По городам, дотла сожжённым.
«Кукушкой к милому б слетала,
Когда б, где он, я точно знала», -
Грустили все бы до одной,
Смотря из башни крепостной
На Стрелку, Которосль, на Волгу
И путь в даль
Бесконечно долгий -
Туда, где рати полегли.
Ах, если бы они могли
Слетать на горы и в дубравы!..
Оплаканным солдатам – слава,
Оплаканным солдатам – память
И вечное
Над нею
Пламя.
Конечно, только в Ярославле
Смогли сберечь плач Ярославны.
***
До одной все звёзды задымили
В этот ранний предрассветный час –
Будто самокрутки закурили
Все бойцы, ушедшие от нас,
Все бойцы,
Сражённые на взлёте,
В слепоте и ярости атак,
За окопной, чёрною работой
Снайпером убитые за так.
Сколько их убитых и забытых
В беспробудном вековечном сне,
Как трава, пробив асфальт и плиты,
Поднялись сегодня встреч весне!
Всякое уместно на привале.
Ну а тут гнут линию свою,
Задают вопросы:
- Где бывали?
Как погибли и в каком бою?
- Как убили,
Сам не знаю, братцы.
Бой гремел, и враз, вдруг, - тишина.
Даже, было, начало казаться,
Будто подошла ко мне жена…
Помолчали. Снова закурили.
Посмотрели, что там на Земле?
Облака над ней лениво плыли,
И сверкали выстрелы во мгле.
Неужели там всё продолжалось,
Неужели шли бои на ней?
- Мало там, поди, живых осталось,
Мало новых пущено корней?..
И такая пыхнула тревога
По далёким близким и родным!
Весь табак, что выдан на дорогу,
В самокрутках обратился в дым.
Во Вселенной – только дым и пепел,
Горечь самосада и беды…
На Земле светает так нелепо,
Будто свет выходит из воды.
Гаснут в небе, догорая, звёзды.
Искры кто-то стряхивает в сад.
Крепким дымом
Пахнет воздух,
Будто бы курили самосад.
БЛАГАЯ ВЕСТЬ
Стоит февраль.
Он так похож на март,
Какой бывает каждый год в России.
Все эти дни
в их форме светло-синей –
Весны российской авангард.
Потом помчится вскачь лавина,
Сверкая саблями лучей,
Под чёрной тучею грачей
По большаку
и по полыни.
И прах взлетит из-под копыт
В лицо окаменевшей бабы.
Степь только вздрогнет
слабо-слабо
И вновь дыханье затаит.
Потом, когда остынет ветер,
На землю грянет темнота.
И только стон
из стиснутого рта
Вернёт к Страстям из Нового Завета.
Раздавленная тяжестью Креста,
С венком из проволоки ржавой
Пройди свой Путь, пройди, Держава,
С улыбкой русской на устах.
Пройди свой Путь, как в лихолетье,
Когда кровавая трава
Росла в зарытых наспех рвах,
Когда в костры кидались дети,
Чтоб в полон не попасть к врагам,
И стоны раненых на Калке
Глушили рёвом смрадным танки,
И цепь ржавела на ногах.
Не плачь! На провода под током,
Страдая,
руки не клади.
Зови дружину сесть в ладьи
Иль в монастырь отправься в Толгу.
Лишь два пути! Иных не будут,
Иных нам, русским, не дано…
Иначе, как давным-давно,
Внесут главу на гжельском блюде
На пир ликующих врагов
Как дар хмельной Иродиаде.
И будут гоготать солдаты
Под вой клаксонов и рогов.
Всю эту боль, всю эту небыль,
Как сон недобрый, позабудь.
Перекрести перстами грудь –
Достань колоколами небо.
И пусть плывёт Благая Весть
Над всей бескрайней чёрной степью.
И пусть во всём великолепье
Пылает над погостом крест.
Все умерло. Но всё воскреснет.
Звезда опять взлетит в зенит.
И Русь опять соединит
и земли,
и людей,
и песни.
Не стало Блока в августе, седьмого,
Когда решила власть сурово:
Без Блока быть,
без Блока жить,
Оставив, что могло служить
Цитатами
и как пример
Любви к творцам в СССР.
Но было выдумкою Блока,
Что в белом венчике из роз
Солдат вёл Иисус Христос…
Блок видел тьму огней далёких,
Руины храмов без крестов,
Тела расстрелянных поэтов,
Как бы облитых горьким светом
Дымящихся густых костров
На громких стройках пятилеток.
Блок видел чёрную дыру,
И в ней – как бы в холерном рву –
Убитых женщин и нимфеток.
Его, пророка и чтеца
Книг судеб русского народа,
Сначала приласкали вроде
И «доласкали» до конца.
И в 21-м, в августе, седьмого
Ушёл из этой жизни Блок.
Все знали, что он очень плох,
Но ждали Ильичёва слова.
А вождь никак не мог решить,
Пускать ли Блока за границу…
Смерть, не решавшая решиться,
Решила: он не может жить.
И это – высшая награда:
Лежать в земле родной страны,
Чего иные лишены,
Кого изгнали из страны,
Которой «умников» не надо.
Какое счастье: умер Блок,
А не исчез в глуши забвенья,
И каждый - при желанье – мог
Прочесть его стихотворенья.
И ощутить, что мы – ковыль
На древнем поле Куликовом,
Оно нам твердь, оно – основа,
Что мы – не лагерная пыль.
И мы сквозь камни Колымы,
Из безразмерной братской ямы
Прорвёмся, встанем в рост упрямо,
Ведь
с поля
Куликова
мы.
Подняться нас
позвало слово.
Он угадал, что вечен бой,
И коль придут
чинить разбой –
У нас повсюду
поле Куликово.
ЯРОСЛАВ МУДРЫЙ
Да, он, конечно же, был мудр.
Но мудрецом не станешь сразу.
Подолгу к нам нисходит разум –
Предшествует приходу труд.
Исследуй, изучай и думай,
Как лучше обустроить мир,
Где нет покуда чёрных дыр,
А от Перуна больше шума,
Чем огневых его шаров.
Ещё не чудятся пришельцы,
Ещё старушек и младенцев
Живьём не сталкивают в ров.
Но уж – походы за престол.
Бывало, посредине сшибки
Он вспоминал свои ошибки
И размышлял: а что есть зло?
Зуб выбит; выколото око…
Нарочно или невзначай?
Неважно. Виру назначал
Тому, кто проявил жестокость.
А в наказанье за поджог –
Поток, особая расправа…
Вошло всё в «Правду» Ярослава,
Чем был тот древний мир жесток.
Но завещал своим потомкам
Не золото, не серебро –
А утверждать лад и добро,
Не обрекать Русь на потёмки,
Нести ей свет и сохранять
Земель заветное единство.
Князь будто видел в поле чистом
Пылящую до неба рать.
Дым видел городов сожжённых
И смуглых всадников косых,
Плетьми сгоняющих ясырь,
И Ярославичей сражённых.
Не ссорится, смирять свой нрав,
Держаться вместе, брат за брата,
«Да будет ваше братство свято», -
Учил нас Мудрый Ярослав.
ТУГОВА ГОРА
Всегда клубится тут печаль,
И видно тени горя,
Когда, оборотясь, с плеча,
Я посмотрю на гору.
А, если выпадет судьба,
Я взглядом даль окину,
Где, не жалеючи себя,
Ведёт князь в бой дружину.
Свистит дождь падающих стрел,
И рать от них редеет.
Но кое-кто в той груде тел
Мечом еще владеет.
Визжат татары. Брызжет кровь
Из-под татарских сабель.
За вдов,
Детей,
За тёплый кров,
Святых церквей
Ансамбль
Князь Константин ведёт бойцов,
Качаясь, как былинка.
Светло у каждого лицо,
В котором – ни кровинки.
Но поднят меч.
Как на крылах,
Нависли над врагами,
Вгоняя их по пояс в страх,
В погибель их ввергая.
А враг
Разил
Дружину
Прицельною стрелой,
И конная лавина,
Как срезала, наш строй…
Вздохнули враз
Колокола
На каждой колокольне.
И вспять вдруг Волга потекла,
Плеснув на берег волны.
О, сколько пролито тут слёз,
Смешавшихся с той кровью,
И выдрано с корнями кос
Из-под платочков вдовьих!
С тех пор всегда тужит земля.
Нисходит временами
Туга
Со старых стен кремля.
И вся печаль та с нами.
ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ
Конечно, только в Ярославле
Смогли сберечь плач Ярославны.
Когда в пылающих селеньях
Палили груды сочинений,
В тиши
Под монастырским кровом
Скрывали долго список «Слова».
И лишь доверенным монахам
Архимандрит давал поахать,
Поплакать долгими ночами
Над князя Игоря печалью.
И жаль, что жёны не могли
Прочесть тот плач родной земли
По русским воинам сражённым,
По городам, дотла сожжённым.
«Кукушкой к милому б слетала,
Когда б, где он, я точно знала», -
Грустили все бы до одной,
Смотря из башни крепостной
На Стрелку, Которосль, на Волгу
И путь в даль
Бесконечно долгий -
Туда, где рати полегли.
Ах, если бы они могли
Слетать на горы и в дубравы!..
Оплаканным солдатам – слава,
Оплаканным солдатам – память
И вечное
Над нею
Пламя.
Конечно, только в Ярославле
Смогли сберечь плач Ярославны.
***
До одной все звёзды задымили
В этот ранний предрассветный час –
Будто самокрутки закурили
Все бойцы, ушедшие от нас,
Все бойцы,
Сражённые на взлёте,
В слепоте и ярости атак,
За окопной, чёрною работой
Снайпером убитые за так.
Сколько их убитых и забытых
В беспробудном вековечном сне,
Как трава, пробив асфальт и плиты,
Поднялись сегодня встреч весне!
Всякое уместно на привале.
Ну а тут гнут линию свою,
Задают вопросы:
- Где бывали?
Как погибли и в каком бою?
- Как убили,
Сам не знаю, братцы.
Бой гремел, и враз, вдруг, - тишина.
Даже, было, начало казаться,
Будто подошла ко мне жена…
Помолчали. Снова закурили.
Посмотрели, что там на Земле?
Облака над ней лениво плыли,
И сверкали выстрелы во мгле.
Неужели там всё продолжалось,
Неужели шли бои на ней?
- Мало там, поди, живых осталось,
Мало новых пущено корней?..
И такая пыхнула тревога
По далёким близким и родным!
Весь табак, что выдан на дорогу,
В самокрутках обратился в дым.
Во Вселенной – только дым и пепел,
Горечь самосада и беды…
На Земле светает так нелепо,
Будто свет выходит из воды.
Гаснут в небе, догорая, звёзды.
Искры кто-то стряхивает в сад.
Крепким дымом
Пахнет воздух,
Будто бы курили самосад.
БЛАГАЯ ВЕСТЬ
Стоит февраль.
Он так похож на март,
Какой бывает каждый год в России.
Все эти дни
в их форме светло-синей –
Весны российской авангард.
Потом помчится вскачь лавина,
Сверкая саблями лучей,
Под чёрной тучею грачей
По большаку
и по полыни.
И прах взлетит из-под копыт
В лицо окаменевшей бабы.
Степь только вздрогнет
слабо-слабо
И вновь дыханье затаит.
Потом, когда остынет ветер,
На землю грянет темнота.
И только стон
из стиснутого рта
Вернёт к Страстям из Нового Завета.
Раздавленная тяжестью Креста,
С венком из проволоки ржавой
Пройди свой Путь, пройди, Держава,
С улыбкой русской на устах.
Пройди свой Путь, как в лихолетье,
Когда кровавая трава
Росла в зарытых наспех рвах,
Когда в костры кидались дети,
Чтоб в полон не попасть к врагам,
И стоны раненых на Калке
Глушили рёвом смрадным танки,
И цепь ржавела на ногах.
Не плачь! На провода под током,
Страдая,
руки не клади.
Зови дружину сесть в ладьи
Иль в монастырь отправься в Толгу.
Лишь два пути! Иных не будут,
Иных нам, русским, не дано…
Иначе, как давным-давно,
Внесут главу на гжельском блюде
На пир ликующих врагов
Как дар хмельной Иродиаде.
И будут гоготать солдаты
Под вой клаксонов и рогов.
Всю эту боль, всю эту небыль,
Как сон недобрый, позабудь.
Перекрести перстами грудь –
Достань колоколами небо.
И пусть плывёт Благая Весть
Над всей бескрайней чёрной степью.
И пусть во всём великолепье
Пылает над погостом крест.
Все умерло. Но всё воскреснет.
Звезда опять взлетит в зенит.
И Русь опять соединит
и земли,
и людей,
и песни.
Комментариев нет:
Отправить комментарий