Шефский концерт
Рассказ
Мимо вахтёрши Дома культуры железнодорожников Анна прошла с деланно приветливым лицом. Фаина Мироновна, считавшая своим долгом опекать молодого заместителя директора и передавать ей опыт общения с людьми, на этот раз лишь с достоинством качнула высокой причёской, отвечая на приветствие. И чуть помедлив, бросила в спину:
— Вас спрашивал Александр Валентинович.
Директор клуба, едва Анна заглянула в его кабинет, вышел из-за стола, объявил, что ему звонили из управления культуры и воодушевлёно поделился гениальной мыслью: соединить успешное проведение шефского концерта в воинской части, срочно заказанного управлением, с окончанием эпопеи ремонта крыши, ведь можно надеяться на благодарность военных в виде бесплатной рабочей силы. Со всей энергией заботливого руководителя Александр Валентинович старался внушить молодому заму необходимость самого ответственного и серьёзного отношения к предстоящему мероприятию. Тут же начал обсуждать программу. Анна ответно изображала на лице деловитость, и без того понимая, что хором ветеранов никого не удивишь.
— Да, номеров-то маловато...— от активной умственной работы директор хмурился, громко сопел.
— Справимся, Александр Валентинович! Под фанеру и Фаина Мироновна спеть может. Жаль, бард наш приболел... Вчера его на репетиции не было.
— Давай так: запиши телефон Дворца детского творчества. Попросишь у них самых голосистых. Барда я беру на себя.
— А может и танцевальные номера попросить? У нас с этим...
— Анна Сергеевна, — директор неожиданно заговорил тихим усталым голосом. — Я вас считаю человеком очень перспективным, но вам необходимо учиться мгновенно оценивать ситуацию. Что растопит сердце молодого военнослужащего? И не молодого тоже, — многозначительно покхекал он. — Конечно, красивые девушки! Срочно идите к Регине, и пусть она хоть из заведения своего ночного притаскивает. Пускай сама на сцену выходит! Но чтобы ноги от шеи! Понимаете, чтоб кровь вскипала!
Директор вложил столько чувств в последние слова, что Анна опасливо отступила:
— Я понимаю... Я вокалисток в шифоне могу выпустить. Они девчонки молодые. А те, из ночного клуба, к нам забесплатно не пойдут. Их наша дырявая крыша не интересует.
— Зато штатного хореографа должна интересовать! — не сдавался директор. — Скажи ей: с меня три отгула и премия!
Сентябрьские сумерки приглушали пышные краски парков и бульваров. Город быстро посерел, притих, и когда автобус подъехал к КПП, длинный строгий забор воинской части ещё более усиливал это впечатление. Но, заряженная на мероприятие, Анна бодро поздоровалась с подошедшим к ней щупленьким, востроносым капитаном. Тот ответил без всякого энтузиазма. Говорил капитан простужено, чуть заикаясь, и постоянно переминался с ноги на ногу, точно притаптывал свои неуклюжие слова. Когда он вёл артистов по территории части, то и дело оглядывался по сторонам. Наконец артисты концертной бригады подошли к четырёхэтажке с зарешеченными окнами.
Длинный узкий зал замыкался невысокой сценой в бархатных кулисах горчичного цвета. За этими пропылёнными кулисами и пришлось разложить реквизит, потому что гримёрок у военных не полагалось.
Согласившись, что артистам придётся ждать своего выхода сидя в зале на первом ряду, Анна попросила хотя бы опробовать сцену, особенно танцорам. Сама же принялась устанавливать звук, помогать вокалистам. А ещё бы успеть поправить косметику, причесаться и, самое главное, раздобыть себе стул – Анна решила, что во время концерта она будет сидеть за кулисой, чтобы объявлять номера без паузы. Неожиданно подскочила хореограф Регина, принялась жаловаться на неровную сцену, мол, доски старые, выбитые, а две в центре и вовсе прогибаются.
— Никакой «цыганочки» не будет. Я не самоубийца. Но зато концовочку тебе мои девчонки сделают. Я двух привела.
— Как же без «цыганочки»? Я ж для тебя такую аранжировку нашла! Регин, давай так: если всё как по маслу пойдёт — обойдёмся; а вдруг не заладится — выручишь! И эти девочки твои...— Анна потянула паузу,— надеюсь всё прилично?
— Пускай твой контуженный капитан даже не надеется, —дёрнула плечом Регина и отвернулась. — Девочки, пробуем выход. Давайте из зала! И ... начали! Две огненно-рыжих, в одинаковых париках, вихлястых девчонки поднимались на сцену под туго сжатый ритм. Они всего лишь энергично вскидывали коленки в ажурных чулках, а уже игривая свобода царила вокруг. Сердце Анны испуганно сжалось: "И что будет дальше?"
— Прошу прощения, — басок прозвучал над самым ухом, она повернула голову. Рядом замер дюжий молодец в защитной форме и с красной повязкой на рукаве. — Извините, ваши артисты все приехали?
— Да. А в чём дело?
— Там на КПП детишки какие-то и парень с гитарой. Говорят, тоже с вами.
Ага, значит, Александр Валентинович сумел дозвониться и до барда, поэта с редкой фамилией Козонос, и уговорил прислать детей. Чего только не сделаешь ради крыши! Хотя ребятишек, может, и зря. Анна ещё раз взглянула на девиц, вздохнула: «Пойдёмте, я должна их встретить».
— А у вас весёлый концерт будет?!— солдат широко шагал впереди, Анна еле поспевала за ним. — Жаль, не посмотрю. Говорят, вы для ребят из Чечни приехали? Им надо. Смурные. С потерями вернулись. С большими потерями, понимаете?
«Всё будет хорошо. Эти стены скоро развалятся от аплодисментов», —думала Анна, сопровождая от КПП вёртких ребятишек, их аккомпаниатора, и бережно прижимавшего к себе гитарный футляр с оторванной ручкой поэта и певца Козоноса.
А зал уже набивался солдатами. В пятнистой форме, они громко топали тяжёлыми берцами по кафельному полу. Не менее громко откидывались деревянные стулья-хлопушки. Но кроме этих стуков, от которых всё внутри у Анны неприятно дергалось, ни разговоров, ни смешков. Вновь возник капитан, шмыгнул носом:
— Это... если м-махну — заканчивайте, ладно? Музыку на полную не включать. Ребята ввчера из-под огня. Вобще не н-надо бы ничего! — он махнул рукой и растворился в камуфлированной массе.
"Хорошенькое начало, — растерянность Анны сменилась досадой. —Как я должна строить концерт, если его в любой момент может остановить контуженный капитан?!"
Но …. Она строго оглядела артистов и выступила на сцену:
- Дорогие наши воины, наши защитники...ребята.
Анна смотрела в зал — слишком серьёзными, суровыми были их глаза — и вдруг дыхание перехватило, так что она даже не назвала первую песню, только исполнительницу:
— Виолетта Марченко!
Полнотелая брюнетка особых симпатий у зала не вызвала. Не помог запредельный бюст и чайная роза в волосах. Почти никто не хлопал. Только после пластичных, голосистых братьев Овчаренко с убойным попурри из шлягеров, лица солдат немного просветлели. Лёгкие хлопки раскрошили тишину. "Ага, давайте, ребятки, оттаивайте"! Анна уверенным голосом объявила танцевальный номер: кому не понравятся молоденькие девчонки в оранжевом трико с серебряными блёстками? Ещё не было случая, чтобы им не устраивали овацию. "О, мамбо", — Анна на стуле сама отстукивала ритм каблуком, оглядываясь на хореографа Регину: довольна ли та? Конечно! А вот зрители что-то не очень... Некоторые вообще смотрели в сторону.
— Слушай, что происходит? Да кого они в зал посадили? — Регина заводилась не на шутку.
— Всё идёт, как идёт. Не паникуй: через пару номеров зал будет наш. Сейчас пустим циркачей, у них клоуны!
Но что-то ни циркачи, ни бард, ни остроумный конферанс ведущей зрителей не заводили. Точно сидела сотня ребят в ином, недоступном её пониманию пространстве. На вид — обыкновенные курносые, глазастые русские ребята, сверстники которых в поисках впечатлений бродят сейчас по улицам города…
— Регин, давай своих девок!
Регина выдвинулась вперёд. Короткий жест — и зал накрыл приторно-воркующий негритянский голос фонограммы. Мелодию несло порывами. Томная игра чередовалась с нагло-размашистым ритмом. И действо на сцене подчинялось капризам музыки. Две девицы выплетали ажурный танец любви друг к другу. Начали с витиеватых подходов, хвастливой демонстрации собственных достоинств. Но всё туже завязывался ритм. Всё ближе и ближе друг к другу тела. Пока не сплелись, не обвились змеями… И в томной страсти, наступая и уступая, утробно ревел и сопел саксофон.
Аплодисментов не было – это ладно! Зал тревожно гудел – многие переговаривались, кто-то свистнул.
— Вот, зашевелились, видишь? Так и быть, сбацаю цыганочку, тряхну стариной! — не сдавалась Регина. — И чуть не забыла: подходил мужичок, просил деток объявить, мол, поздно уже для них, домой пора. А может отпустить с миром?
Анна качнула головой: как можно обидеть детей? Они же ехали, ждали. Выходит впустую? Да и хватит уж «кочегарить», не будет сегодня оваций…
Крепенький мужичок с лысой головой на покатых плечах осторожно коснулся клавиш аккордеона. Волной качнулись меха, из дальнего-далека возник мягкий звук и поплыл ещё не узнанный, но уже и знакомый. И разлился в длинное, задушевное: "Эх, дороги"... На сцену вышли дети. Вслед за аккордеоном на небесно-чистой высоте звук подхватил мальчишеский дискант и повёл, повёл за собой, не давая опомниться, отвлечься. «…Да ночной туман…» поддержала совсем юного ещё солиста девочка лет девяти. Аккордеон и два детских голоса собрали мысли и чувства всех, кто сидел в зале, в одно дыхание, в один вздох. Песня будто стала зримой «Выстрел грянет, ворон кружит…» . Точно вышла она из бетонных стен и снова пробилась сквозь них, и накрыла, настигла весь мир, и всех, кто был в нём. «Снег ли, ветер… Вспомним друзья… Нам дороги эти забывать нельзя»…
— Забывать нельзя...— беззвучно шевелила губами Анна. Песня таяла, уходила, утекала за невидимый горизонт, как дорога в степи. Регина шипела что-то на ухо, но Анна не понимала её, потому что там, в зале, плакали мальчишки.
Нервная дрожь пробежала по жилам. Одновременно от страха и стыда, от жалости и вины всё возмутилось в ней! "Не так надо было, не так!"... Анна не раз видела слезы на глазах ветеранов. Но здесь же совсем юные! Кто-то закусил губу, кто-то закрыл лицо, стеснялся. А тот, в центре, откровенно растирал слезы кулаками по щёкам.
Теперь невозможно улыбаться им, невозможно думать о дырявой крыше, о какой-то премии... "Как глупо, стыдно, пошло! Боже...».
В полной тишине дети сошли со сцены. Анна понимала, что простуженный капитан ждёт её появления, чтоб махнуть рукой и закончить выступления. Нужно выйти и сказать им на прощание... Что сказать?.. И вдруг тишину разрезало сиплой командой капитана: «Встать! На выход!». Как будто стены выдохнули. Захлопали деревянные откидные стулья, загрохотали двести тяжких ботинок. Солдаты уходили молча.
Анна стояла, прижавшись к кулисе, от пыли в носу невыносимо свербело, глаза наполнялись слезами, но не было сил тронуться с места, пока не скрылся за дверью последний солдат.
Рассказ
Мимо вахтёрши Дома культуры железнодорожников Анна прошла с деланно приветливым лицом. Фаина Мироновна, считавшая своим долгом опекать молодого заместителя директора и передавать ей опыт общения с людьми, на этот раз лишь с достоинством качнула высокой причёской, отвечая на приветствие. И чуть помедлив, бросила в спину:
— Вас спрашивал Александр Валентинович.
Директор клуба, едва Анна заглянула в его кабинет, вышел из-за стола, объявил, что ему звонили из управления культуры и воодушевлёно поделился гениальной мыслью: соединить успешное проведение шефского концерта в воинской части, срочно заказанного управлением, с окончанием эпопеи ремонта крыши, ведь можно надеяться на благодарность военных в виде бесплатной рабочей силы. Со всей энергией заботливого руководителя Александр Валентинович старался внушить молодому заму необходимость самого ответственного и серьёзного отношения к предстоящему мероприятию. Тут же начал обсуждать программу. Анна ответно изображала на лице деловитость, и без того понимая, что хором ветеранов никого не удивишь.
— Да, номеров-то маловато...— от активной умственной работы директор хмурился, громко сопел.
— Справимся, Александр Валентинович! Под фанеру и Фаина Мироновна спеть может. Жаль, бард наш приболел... Вчера его на репетиции не было.
— Давай так: запиши телефон Дворца детского творчества. Попросишь у них самых голосистых. Барда я беру на себя.
— А может и танцевальные номера попросить? У нас с этим...
— Анна Сергеевна, — директор неожиданно заговорил тихим усталым голосом. — Я вас считаю человеком очень перспективным, но вам необходимо учиться мгновенно оценивать ситуацию. Что растопит сердце молодого военнослужащего? И не молодого тоже, — многозначительно покхекал он. — Конечно, красивые девушки! Срочно идите к Регине, и пусть она хоть из заведения своего ночного притаскивает. Пускай сама на сцену выходит! Но чтобы ноги от шеи! Понимаете, чтоб кровь вскипала!
Директор вложил столько чувств в последние слова, что Анна опасливо отступила:
— Я понимаю... Я вокалисток в шифоне могу выпустить. Они девчонки молодые. А те, из ночного клуба, к нам забесплатно не пойдут. Их наша дырявая крыша не интересует.
— Зато штатного хореографа должна интересовать! — не сдавался директор. — Скажи ей: с меня три отгула и премия!
Сентябрьские сумерки приглушали пышные краски парков и бульваров. Город быстро посерел, притих, и когда автобус подъехал к КПП, длинный строгий забор воинской части ещё более усиливал это впечатление. Но, заряженная на мероприятие, Анна бодро поздоровалась с подошедшим к ней щупленьким, востроносым капитаном. Тот ответил без всякого энтузиазма. Говорил капитан простужено, чуть заикаясь, и постоянно переминался с ноги на ногу, точно притаптывал свои неуклюжие слова. Когда он вёл артистов по территории части, то и дело оглядывался по сторонам. Наконец артисты концертной бригады подошли к четырёхэтажке с зарешеченными окнами.
Длинный узкий зал замыкался невысокой сценой в бархатных кулисах горчичного цвета. За этими пропылёнными кулисами и пришлось разложить реквизит, потому что гримёрок у военных не полагалось.
Согласившись, что артистам придётся ждать своего выхода сидя в зале на первом ряду, Анна попросила хотя бы опробовать сцену, особенно танцорам. Сама же принялась устанавливать звук, помогать вокалистам. А ещё бы успеть поправить косметику, причесаться и, самое главное, раздобыть себе стул – Анна решила, что во время концерта она будет сидеть за кулисой, чтобы объявлять номера без паузы. Неожиданно подскочила хореограф Регина, принялась жаловаться на неровную сцену, мол, доски старые, выбитые, а две в центре и вовсе прогибаются.
— Никакой «цыганочки» не будет. Я не самоубийца. Но зато концовочку тебе мои девчонки сделают. Я двух привела.
— Как же без «цыганочки»? Я ж для тебя такую аранжировку нашла! Регин, давай так: если всё как по маслу пойдёт — обойдёмся; а вдруг не заладится — выручишь! И эти девочки твои...— Анна потянула паузу,— надеюсь всё прилично?
— Пускай твой контуженный капитан даже не надеется, —дёрнула плечом Регина и отвернулась. — Девочки, пробуем выход. Давайте из зала! И ... начали! Две огненно-рыжих, в одинаковых париках, вихлястых девчонки поднимались на сцену под туго сжатый ритм. Они всего лишь энергично вскидывали коленки в ажурных чулках, а уже игривая свобода царила вокруг. Сердце Анны испуганно сжалось: "И что будет дальше?"
— Прошу прощения, — басок прозвучал над самым ухом, она повернула голову. Рядом замер дюжий молодец в защитной форме и с красной повязкой на рукаве. — Извините, ваши артисты все приехали?
— Да. А в чём дело?
— Там на КПП детишки какие-то и парень с гитарой. Говорят, тоже с вами.
Ага, значит, Александр Валентинович сумел дозвониться и до барда, поэта с редкой фамилией Козонос, и уговорил прислать детей. Чего только не сделаешь ради крыши! Хотя ребятишек, может, и зря. Анна ещё раз взглянула на девиц, вздохнула: «Пойдёмте, я должна их встретить».
— А у вас весёлый концерт будет?!— солдат широко шагал впереди, Анна еле поспевала за ним. — Жаль, не посмотрю. Говорят, вы для ребят из Чечни приехали? Им надо. Смурные. С потерями вернулись. С большими потерями, понимаете?
«Всё будет хорошо. Эти стены скоро развалятся от аплодисментов», —думала Анна, сопровождая от КПП вёртких ребятишек, их аккомпаниатора, и бережно прижимавшего к себе гитарный футляр с оторванной ручкой поэта и певца Козоноса.
А зал уже набивался солдатами. В пятнистой форме, они громко топали тяжёлыми берцами по кафельному полу. Не менее громко откидывались деревянные стулья-хлопушки. Но кроме этих стуков, от которых всё внутри у Анны неприятно дергалось, ни разговоров, ни смешков. Вновь возник капитан, шмыгнул носом:
— Это... если м-махну — заканчивайте, ладно? Музыку на полную не включать. Ребята ввчера из-под огня. Вобще не н-надо бы ничего! — он махнул рукой и растворился в камуфлированной массе.
"Хорошенькое начало, — растерянность Анны сменилась досадой. —Как я должна строить концерт, если его в любой момент может остановить контуженный капитан?!"
Но …. Она строго оглядела артистов и выступила на сцену:
- Дорогие наши воины, наши защитники...ребята.
Анна смотрела в зал — слишком серьёзными, суровыми были их глаза — и вдруг дыхание перехватило, так что она даже не назвала первую песню, только исполнительницу:
— Виолетта Марченко!
Полнотелая брюнетка особых симпатий у зала не вызвала. Не помог запредельный бюст и чайная роза в волосах. Почти никто не хлопал. Только после пластичных, голосистых братьев Овчаренко с убойным попурри из шлягеров, лица солдат немного просветлели. Лёгкие хлопки раскрошили тишину. "Ага, давайте, ребятки, оттаивайте"! Анна уверенным голосом объявила танцевальный номер: кому не понравятся молоденькие девчонки в оранжевом трико с серебряными блёстками? Ещё не было случая, чтобы им не устраивали овацию. "О, мамбо", — Анна на стуле сама отстукивала ритм каблуком, оглядываясь на хореографа Регину: довольна ли та? Конечно! А вот зрители что-то не очень... Некоторые вообще смотрели в сторону.
— Слушай, что происходит? Да кого они в зал посадили? — Регина заводилась не на шутку.
— Всё идёт, как идёт. Не паникуй: через пару номеров зал будет наш. Сейчас пустим циркачей, у них клоуны!
Но что-то ни циркачи, ни бард, ни остроумный конферанс ведущей зрителей не заводили. Точно сидела сотня ребят в ином, недоступном её пониманию пространстве. На вид — обыкновенные курносые, глазастые русские ребята, сверстники которых в поисках впечатлений бродят сейчас по улицам города…
— Регин, давай своих девок!
Регина выдвинулась вперёд. Короткий жест — и зал накрыл приторно-воркующий негритянский голос фонограммы. Мелодию несло порывами. Томная игра чередовалась с нагло-размашистым ритмом. И действо на сцене подчинялось капризам музыки. Две девицы выплетали ажурный танец любви друг к другу. Начали с витиеватых подходов, хвастливой демонстрации собственных достоинств. Но всё туже завязывался ритм. Всё ближе и ближе друг к другу тела. Пока не сплелись, не обвились змеями… И в томной страсти, наступая и уступая, утробно ревел и сопел саксофон.
Аплодисментов не было – это ладно! Зал тревожно гудел – многие переговаривались, кто-то свистнул.
— Вот, зашевелились, видишь? Так и быть, сбацаю цыганочку, тряхну стариной! — не сдавалась Регина. — И чуть не забыла: подходил мужичок, просил деток объявить, мол, поздно уже для них, домой пора. А может отпустить с миром?
Анна качнула головой: как можно обидеть детей? Они же ехали, ждали. Выходит впустую? Да и хватит уж «кочегарить», не будет сегодня оваций…
Крепенький мужичок с лысой головой на покатых плечах осторожно коснулся клавиш аккордеона. Волной качнулись меха, из дальнего-далека возник мягкий звук и поплыл ещё не узнанный, но уже и знакомый. И разлился в длинное, задушевное: "Эх, дороги"... На сцену вышли дети. Вслед за аккордеоном на небесно-чистой высоте звук подхватил мальчишеский дискант и повёл, повёл за собой, не давая опомниться, отвлечься. «…Да ночной туман…» поддержала совсем юного ещё солиста девочка лет девяти. Аккордеон и два детских голоса собрали мысли и чувства всех, кто сидел в зале, в одно дыхание, в один вздох. Песня будто стала зримой «Выстрел грянет, ворон кружит…» . Точно вышла она из бетонных стен и снова пробилась сквозь них, и накрыла, настигла весь мир, и всех, кто был в нём. «Снег ли, ветер… Вспомним друзья… Нам дороги эти забывать нельзя»…
— Забывать нельзя...— беззвучно шевелила губами Анна. Песня таяла, уходила, утекала за невидимый горизонт, как дорога в степи. Регина шипела что-то на ухо, но Анна не понимала её, потому что там, в зале, плакали мальчишки.
Нервная дрожь пробежала по жилам. Одновременно от страха и стыда, от жалости и вины всё возмутилось в ней! "Не так надо было, не так!"... Анна не раз видела слезы на глазах ветеранов. Но здесь же совсем юные! Кто-то закусил губу, кто-то закрыл лицо, стеснялся. А тот, в центре, откровенно растирал слезы кулаками по щёкам.
Теперь невозможно улыбаться им, невозможно думать о дырявой крыше, о какой-то премии... "Как глупо, стыдно, пошло! Боже...».
В полной тишине дети сошли со сцены. Анна понимала, что простуженный капитан ждёт её появления, чтоб махнуть рукой и закончить выступления. Нужно выйти и сказать им на прощание... Что сказать?.. И вдруг тишину разрезало сиплой командой капитана: «Встать! На выход!». Как будто стены выдохнули. Захлопали деревянные откидные стулья, загрохотали двести тяжких ботинок. Солдаты уходили молча.
Анна стояла, прижавшись к кулисе, от пыли в носу невыносимо свербело, глаза наполнялись слезами, но не было сил тронуться с места, пока не скрылся за дверью последний солдат.
Комментариев нет:
Отправить комментарий