Стрелы
« Любовь к родине
начинается с семьи».
Ф. Бэкон
Фашисты были упертыми, как ослы, и все никак не теряли надежды набрести на какую-нибудь деревушку и сделать из нее свой лагерь. Они находили. Но к их изумлению, каждая деревушка в этих глухих лесах могла дать им достойный отпор.
…Вот уже две недели я охочусь за этим отрядом фашистов. Две с половиной недели назад я видел, что они сотворили с моей родной деревней… Они отдохнули, наелись, натешились, решили, что просто так уйти будет как-то несолидно, и подожгли деревню. Младший брат и сестренка умерли у меня на руках, а я, пытаясь вынести их тела из горящего дома, провалился в подвал и потерял сознание. Наверное, это-то меня и спасло. Очнувшись, я выбрался из-под обломков и пепла и, шатаясь, поплелся по их следам. Кроме меня никто больше не выжил.
- Дядя Олег, а можно мне пострелять из вашего лука?- отвлек меня от невеселых мыслей мальчишка лет двенадцати, Владик. Дядя… А ведь мне всего двадцать три… Меня не забрали на фронт только потому, что у меня была сломана нога, и я валялся в тяжелой горячке. Да и кто бы приглядел за неугомонными братом и сестрой да старой матерью? Едва кости срослись, я собирался идти защищать Родину, а тут – пожар… и все.
Жизнь поломалась. Но у меня осталась цель – защищать все близлежащие поселения, к которым следовали фашисты, и уберечь их жителей от того, что пережил я. Иногда взгляды этих незнакомых людей, полные доверия и уважения, смущали меня. Но… это моя родина! И я не дам грязным сапогам этих извергов ходить по моей земле. А едва с этим будет покончено, можно будет и до фронта дойти.
- Нет,- я машинально прикрыл ладонью лук, лежащий рядом со мной на столе. Стрелы с недавних пор я стал всюду таскать с собой. Даже спал с колчаном в обнимку.
Что поделать, оружие деревням не выдавали, да и впритык с ним было. А лук я изготовил сам, по старой памяти. Отец как-то учил меня делать и лук, и стрелы, а потом мы вместе охотились на оленей. Казаком он был, мой отец. А однажды зимой он не вернулся с охоты – сказали, что он замерзал, и его съели волки. Но это глупость: я знаю, мой отец ни за что бы не замерз в лесу. Для этого ему надо было заблудиться, но отец знал окрестные леса как свои пять пальцев и меня научил ориентироваться.
- Ну, дядя Олег, ну пожа-а-алуйста-а!- Владик подобострастно заглянул мне в глаза.
А ведь этот бойкий мальчишка тоже когда-нибудь будет защищать Родину.
- Ну хорошо,- сказал я и взял лук.- Пошли, кое-что покажу.
Владик радостно взвизгнул и первый выбежал во двор. Это была очередная деревушка, к которой отряд фашистов наметил себе путь. Те, другие, мы отвоевали с местными жителями, и эти вояки ушли несолоно хлебавши. Я злорадно понадеялся, что у них закончились припасы, но сильно на это уповать не приходилось. А теперь фашисты шли сюда, но, благодаря отличным знаниям местности, я оказался здесь двумя днями раньше.
Ну, а пока фашисты старательно обходят болото стороной, делая большущий крюк, у меня есть время кое-чему научить Владика. Жителей я предупредил сразу, и на данный момент они готовились: доставали все вилы, натачивали ножи и топоры, изготавливали стрелы по моему рецепту… кое у кого и ружья имелись.
- Вот, бери. Положи ладонь сюда… нет-нет, чуть-чуть пониже, иначе древко рассечет пальцы… ага, вот так. Вкладываешь стрелу… да, молодец… ноги на ширине плеч, не забывай… Вон яблоко неспелое висит, видишь? Давай!
Мальчишка неумело отпустил тетиву, так и не дотянув ее даже до середины, и стрела просвистела над яблоней.
- Ничего…- я улыбнулся.- Давай еще раз.
…Поужинав и поблагодарив хозяйку, я взял лук и отправился на разведку. Отряд вот-вот должен выйти из леса, с запада… Что ж, значит, кое-кому сегодня не повезет.
Я затаился на пригорке, и от тропы меня отделял широкий ствол царственной ели, раскинувшей свои ветви именно так, чтобы меня не было видно. И стал напряженно прислушиваться. Солнце закатывалось за горизонт, отчего кузнечики принялись стрекотать с двойным энтузиазмом, а комары с тройной жаждой крови накинулись на меня. Прихлопнув одного наиболее назойливого кровососа, я вдруг различил за уханьем совы абсолютно чуждый лесу звук.
Осторожные шаги. Шепотки.
Еще чуть-чуть, и я различил внизу движущихся гуськом фашистов, которые на всякий случай держали оружие в руках и подозрительно озирались. Их должно быть десять. Раз, два, три, четыре… Мое сердце упало куда-то в левую пятку и забилось там, как сумасшедшее. Я прикусил язык, чтобы не выругаться.
Их было не десять. И даже не пятнадцать, как в прошлый раз. Двадцать три фашиста шли внизу прямо к деревне, которая ожидала десятерых… Боже, что я наделал?! Можно было догадаться, что они пошлют за подкреплением, чтобы с успехом продолжить разграбление этих земель. И простые деревенские жители, все сильное население которых ушло на фронт, вряд ли справится с таким отрядом.
Ну уж нет, черти! Я слишком люблю свою родину, чтобы прямо сейчас сдать ее вам в ваши грязные лапы! И брата с сестренкой я тоже очень люблю!
Я осторожно оттянул тетиву, очень тщательно прицелился, затаил дыхание… и отпустил. Идущий последним фашист нелепо дернулся, когда стрела пронзила его ногу, и выронил оружие. На его душевную ругань товарищи всполошились, но я уже стрелял со скоростью опытного лучника, стараясь попадать исключительно в ноги, чтобы они больше не смели ходить по нашей земле.
Я вывел из строя пятерых, а одного, скорее всего, убил. Что ж, мне приходилось убивать… Неделю назад фашист из этой же банды собирался всадить пулю в женщину, выбежавшую подбирать свое дитя, и мне пришлось заколоть его. Ножом. Тогда мне четыре ночи подряд снился один и тот же кошмар, я просыпался в холодном поту, но нисколько не жалел, что спас женщину посредством убийства.
А потом я затаился и постарался дышать ровнее. Фашисты о чем-то перекрикивались, но я, не знавший чужого языка, понял, что они проследили за направлением стрел и осторожно начали взбираться по моему склону.
Мне стало страшно, хотя я думал, что страх надолго спрятался за последними событиями. Я взял еще одну стрелу, вложил, прицелился и выстрелил… Самый ближайший фашист глухо вскрикнул и покатился вниз по склону. Остальные, тоже испугавшись, стали безразборчиво палить по ели и ее окрестностям. Ель дрожала, сверху сыпались иголки, и я спиной чувствовал, как в нее входят пули. Одна пуля-таки попала мне в плечо, я зашипел, не выдержал и, вскочив, побежал.
Меня заметили и радостно возвестили об этом. Пули засвистели еще чаще, одна из них больно цапнула за ухо, я перепрыгнул через елочки, кувыркнулся и покатился вниз по холму с другой стороны. Падая и оскальзываясь, я добрел до сосны и засел за ней, стараясь успокоить дыхание. Из уха по шее бежала горячая кровь, но я был рад, что пожертвовал ушной раковиной ради того, чтобы отвлечь внимание фашистов от деревни. Они и вправду бежали за мной и при этом ржали, как маньяки. Я снова натянул тетиву и отпустил, натянул и отпустил, натянул – отпустил… Еще трое фашистов упало и больше не вставало.
Больше я не колебался. Идти, так идти до конца. Подождав, пока основная масса фашистов приблизится, я выхватил из кармана гранату, выдернул чеку и бросил ее прямо им под ноги. И побежал.
Позади грязно выругались, а потом граната взорвалась. Я резко лег и закрыл уши, чтобы не слышать этих воплей. Через минуту я, шатаясь, встал, развернулся и увидел черное пятно от гранаты и тела мертвых врагов. Мне резко подурнело от малопривлекательной картины, а ужин едва не полез обратно.
Но трое еще были живы. Закаленные в бою, они не стали бездумно бродить среди трупов, а мигом бросились за мной. Мышцы протестовали, но я все-таки побежал. Боже, спаси меня грешного – неужели всех этих людей убил я? Увы, вкус мести оказался горьким до противного, и я сдерживался изо всех сил, чтобы меня не вывернуло наизнанку. Я с боем продрался через ельник и только потом сообразил, что там – скала, а внизу течет река, змеясь среди острых камней. Покачнувшись на самом краю, я устоял, остановился, хорошенько подумал и, положив стрелу на тетиву, стал ждать, полный решимости.
Из елей вышел фашист, целя мне прямо в сердце. Увидев, что у меня нет шансов, но я продолжаю оттягивать тетиву, он криво ухмыльнулся и вполне по-русски, но с сильным акцентом произнес:
- Пуля быстрей.
- Давай проверим!- заявил я и отпустил тетиву. В это же время впереди раздался выстрел.
Всего один удар сердца и… дикая боль. Я покачнулся и соскользнул со скалы вниз. Последнее, что я помнил, были ледяные объятия реки.
Последнее в этой жизни…
…Фашисты и впрямь пришли в деревню, как и говорил Олег. Только их было не десять, а всего семь и притом большинство сильно хромало. Храбрые жители потом и кровью (к счастью, малой) защитили деревню и взяли врагов в плен.
- А где сам Олег?- спросил какой-то дед.
- Я не знаю…- со вздохом отозвался Владик.- Он сказал, что после разведки придет защитить деревню. Сказал, вернется, когда дело будет сделано.
Старики поспешно перекрестились.
Что ж, дело было сделано. А Олег так и не вернулся.
Чтобы стать героем, не обязательно родиться Робином Гудом…
Чтобы защитить Родину, нужно иметь горячее сердце и холодный разум…
Чтобы быть патриотом, нужно уметь жертвовать во имя Родины…
Вечная память вам, герои, патриоты и защитники! Спасибо за все.
« Любовь к родине
начинается с семьи».
Ф. Бэкон
Фашисты были упертыми, как ослы, и все никак не теряли надежды набрести на какую-нибудь деревушку и сделать из нее свой лагерь. Они находили. Но к их изумлению, каждая деревушка в этих глухих лесах могла дать им достойный отпор.
…Вот уже две недели я охочусь за этим отрядом фашистов. Две с половиной недели назад я видел, что они сотворили с моей родной деревней… Они отдохнули, наелись, натешились, решили, что просто так уйти будет как-то несолидно, и подожгли деревню. Младший брат и сестренка умерли у меня на руках, а я, пытаясь вынести их тела из горящего дома, провалился в подвал и потерял сознание. Наверное, это-то меня и спасло. Очнувшись, я выбрался из-под обломков и пепла и, шатаясь, поплелся по их следам. Кроме меня никто больше не выжил.
- Дядя Олег, а можно мне пострелять из вашего лука?- отвлек меня от невеселых мыслей мальчишка лет двенадцати, Владик. Дядя… А ведь мне всего двадцать три… Меня не забрали на фронт только потому, что у меня была сломана нога, и я валялся в тяжелой горячке. Да и кто бы приглядел за неугомонными братом и сестрой да старой матерью? Едва кости срослись, я собирался идти защищать Родину, а тут – пожар… и все.
Жизнь поломалась. Но у меня осталась цель – защищать все близлежащие поселения, к которым следовали фашисты, и уберечь их жителей от того, что пережил я. Иногда взгляды этих незнакомых людей, полные доверия и уважения, смущали меня. Но… это моя родина! И я не дам грязным сапогам этих извергов ходить по моей земле. А едва с этим будет покончено, можно будет и до фронта дойти.
- Нет,- я машинально прикрыл ладонью лук, лежащий рядом со мной на столе. Стрелы с недавних пор я стал всюду таскать с собой. Даже спал с колчаном в обнимку.
Что поделать, оружие деревням не выдавали, да и впритык с ним было. А лук я изготовил сам, по старой памяти. Отец как-то учил меня делать и лук, и стрелы, а потом мы вместе охотились на оленей. Казаком он был, мой отец. А однажды зимой он не вернулся с охоты – сказали, что он замерзал, и его съели волки. Но это глупость: я знаю, мой отец ни за что бы не замерз в лесу. Для этого ему надо было заблудиться, но отец знал окрестные леса как свои пять пальцев и меня научил ориентироваться.
- Ну, дядя Олег, ну пожа-а-алуйста-а!- Владик подобострастно заглянул мне в глаза.
А ведь этот бойкий мальчишка тоже когда-нибудь будет защищать Родину.
- Ну хорошо,- сказал я и взял лук.- Пошли, кое-что покажу.
Владик радостно взвизгнул и первый выбежал во двор. Это была очередная деревушка, к которой отряд фашистов наметил себе путь. Те, другие, мы отвоевали с местными жителями, и эти вояки ушли несолоно хлебавши. Я злорадно понадеялся, что у них закончились припасы, но сильно на это уповать не приходилось. А теперь фашисты шли сюда, но, благодаря отличным знаниям местности, я оказался здесь двумя днями раньше.
Ну, а пока фашисты старательно обходят болото стороной, делая большущий крюк, у меня есть время кое-чему научить Владика. Жителей я предупредил сразу, и на данный момент они готовились: доставали все вилы, натачивали ножи и топоры, изготавливали стрелы по моему рецепту… кое у кого и ружья имелись.
- Вот, бери. Положи ладонь сюда… нет-нет, чуть-чуть пониже, иначе древко рассечет пальцы… ага, вот так. Вкладываешь стрелу… да, молодец… ноги на ширине плеч, не забывай… Вон яблоко неспелое висит, видишь? Давай!
Мальчишка неумело отпустил тетиву, так и не дотянув ее даже до середины, и стрела просвистела над яблоней.
- Ничего…- я улыбнулся.- Давай еще раз.
…Поужинав и поблагодарив хозяйку, я взял лук и отправился на разведку. Отряд вот-вот должен выйти из леса, с запада… Что ж, значит, кое-кому сегодня не повезет.
Я затаился на пригорке, и от тропы меня отделял широкий ствол царственной ели, раскинувшей свои ветви именно так, чтобы меня не было видно. И стал напряженно прислушиваться. Солнце закатывалось за горизонт, отчего кузнечики принялись стрекотать с двойным энтузиазмом, а комары с тройной жаждой крови накинулись на меня. Прихлопнув одного наиболее назойливого кровососа, я вдруг различил за уханьем совы абсолютно чуждый лесу звук.
Осторожные шаги. Шепотки.
Еще чуть-чуть, и я различил внизу движущихся гуськом фашистов, которые на всякий случай держали оружие в руках и подозрительно озирались. Их должно быть десять. Раз, два, три, четыре… Мое сердце упало куда-то в левую пятку и забилось там, как сумасшедшее. Я прикусил язык, чтобы не выругаться.
Их было не десять. И даже не пятнадцать, как в прошлый раз. Двадцать три фашиста шли внизу прямо к деревне, которая ожидала десятерых… Боже, что я наделал?! Можно было догадаться, что они пошлют за подкреплением, чтобы с успехом продолжить разграбление этих земель. И простые деревенские жители, все сильное население которых ушло на фронт, вряд ли справится с таким отрядом.
Ну уж нет, черти! Я слишком люблю свою родину, чтобы прямо сейчас сдать ее вам в ваши грязные лапы! И брата с сестренкой я тоже очень люблю!
Я осторожно оттянул тетиву, очень тщательно прицелился, затаил дыхание… и отпустил. Идущий последним фашист нелепо дернулся, когда стрела пронзила его ногу, и выронил оружие. На его душевную ругань товарищи всполошились, но я уже стрелял со скоростью опытного лучника, стараясь попадать исключительно в ноги, чтобы они больше не смели ходить по нашей земле.
Я вывел из строя пятерых, а одного, скорее всего, убил. Что ж, мне приходилось убивать… Неделю назад фашист из этой же банды собирался всадить пулю в женщину, выбежавшую подбирать свое дитя, и мне пришлось заколоть его. Ножом. Тогда мне четыре ночи подряд снился один и тот же кошмар, я просыпался в холодном поту, но нисколько не жалел, что спас женщину посредством убийства.
А потом я затаился и постарался дышать ровнее. Фашисты о чем-то перекрикивались, но я, не знавший чужого языка, понял, что они проследили за направлением стрел и осторожно начали взбираться по моему склону.
Мне стало страшно, хотя я думал, что страх надолго спрятался за последними событиями. Я взял еще одну стрелу, вложил, прицелился и выстрелил… Самый ближайший фашист глухо вскрикнул и покатился вниз по склону. Остальные, тоже испугавшись, стали безразборчиво палить по ели и ее окрестностям. Ель дрожала, сверху сыпались иголки, и я спиной чувствовал, как в нее входят пули. Одна пуля-таки попала мне в плечо, я зашипел, не выдержал и, вскочив, побежал.
Меня заметили и радостно возвестили об этом. Пули засвистели еще чаще, одна из них больно цапнула за ухо, я перепрыгнул через елочки, кувыркнулся и покатился вниз по холму с другой стороны. Падая и оскальзываясь, я добрел до сосны и засел за ней, стараясь успокоить дыхание. Из уха по шее бежала горячая кровь, но я был рад, что пожертвовал ушной раковиной ради того, чтобы отвлечь внимание фашистов от деревни. Они и вправду бежали за мной и при этом ржали, как маньяки. Я снова натянул тетиву и отпустил, натянул и отпустил, натянул – отпустил… Еще трое фашистов упало и больше не вставало.
Больше я не колебался. Идти, так идти до конца. Подождав, пока основная масса фашистов приблизится, я выхватил из кармана гранату, выдернул чеку и бросил ее прямо им под ноги. И побежал.
Позади грязно выругались, а потом граната взорвалась. Я резко лег и закрыл уши, чтобы не слышать этих воплей. Через минуту я, шатаясь, встал, развернулся и увидел черное пятно от гранаты и тела мертвых врагов. Мне резко подурнело от малопривлекательной картины, а ужин едва не полез обратно.
Но трое еще были живы. Закаленные в бою, они не стали бездумно бродить среди трупов, а мигом бросились за мной. Мышцы протестовали, но я все-таки побежал. Боже, спаси меня грешного – неужели всех этих людей убил я? Увы, вкус мести оказался горьким до противного, и я сдерживался изо всех сил, чтобы меня не вывернуло наизнанку. Я с боем продрался через ельник и только потом сообразил, что там – скала, а внизу течет река, змеясь среди острых камней. Покачнувшись на самом краю, я устоял, остановился, хорошенько подумал и, положив стрелу на тетиву, стал ждать, полный решимости.
Из елей вышел фашист, целя мне прямо в сердце. Увидев, что у меня нет шансов, но я продолжаю оттягивать тетиву, он криво ухмыльнулся и вполне по-русски, но с сильным акцентом произнес:
- Пуля быстрей.
- Давай проверим!- заявил я и отпустил тетиву. В это же время впереди раздался выстрел.
Всего один удар сердца и… дикая боль. Я покачнулся и соскользнул со скалы вниз. Последнее, что я помнил, были ледяные объятия реки.
Последнее в этой жизни…
…Фашисты и впрямь пришли в деревню, как и говорил Олег. Только их было не десять, а всего семь и притом большинство сильно хромало. Храбрые жители потом и кровью (к счастью, малой) защитили деревню и взяли врагов в плен.
- А где сам Олег?- спросил какой-то дед.
- Я не знаю…- со вздохом отозвался Владик.- Он сказал, что после разведки придет защитить деревню. Сказал, вернется, когда дело будет сделано.
Старики поспешно перекрестились.
Что ж, дело было сделано. А Олег так и не вернулся.
Чтобы стать героем, не обязательно родиться Робином Гудом…
Чтобы защитить Родину, нужно иметь горячее сердце и холодный разум…
Чтобы быть патриотом, нужно уметь жертвовать во имя Родины…
Вечная память вам, герои, патриоты и защитники! Спасибо за все.
Комментариев нет:
Отправить комментарий