Рассказ первый.
Чёрный мох Муста-Тунтури.
О Великой Отечественной войне написано и сказано столько , что, порою, кажется - мы давно уже всё о ней знаем. Конечно же, это не так: ведь до сих пор никто не может с уверенностью сказать где, когда и как погиб тот или другой солдат, где похоронен; а, может быть, так и остался лежать, засыпанный землёй, в своём окопе. Хорошо если прах найдут поисковики, ещё лучше, если с останками окажется солдатский медальон или истлевшая записка в будущее с именем и фамилией воина.
Наверняка, мы никогда не узнаем о бесчисленных примерах мужества и героизма наших бойцов, потому что павшие молчат, а живые настоящие герои - люди скромные и считают свой поступок вполне естественным.
Мне в этом рассказе хотелось бы поведать о малоизвестной странице в истории защиты нашей Родины.
На Крайнем Севере, на самом северо-западе нашей страны есть Кольский полуостров (Мурманская обл.). Я вырос там, в посёлке Никель, на границе с Норвегией, недалеко от описываемых мест: полуостровов Средний и Рыбачий. С материка к ним вплотную подступают одноимённые плато и хребет Муста –Тунтури. В переводе с языка коренных жителей этих мест саамов, Муста-Тунтури означает Чёрная Тундра или, по другой версии, в переводе с финского чёрная, мрачная, безлесная гора.
Немногие знают, что на здешних рубежах Отчизны есть участки, где немецко-фашистские захватчики за всю Великую Отечественную не смогли перейти нашу Государственную границу, а всего километрах в 30-40 к востоку, в районе реки Западная Лица отборные части фашистских горных егерей были остановлены окончательно.
Война в этих местах началась на неделю позже: 29 июня, как будто не решалась, но зато потом тут шли настолько ожесточённые и кровопролитные бои, что по плотности погибших на квадратный метр – Муста-Тунтури не имеет себе равных. Немцы, не сумев прорвать нашу оборону, закрепились на плато и хребте, за три года превратив их в настоящую цитадель с глубоко эшелонированной (в четыре ряда укреплений и заграждений) обороной . В теле скалы были вырублены окопы и траншеи в полный рост, устроены бомбоубежища, склады боеприпасов, штабы, госпитали и др., а также были проложены дороги, качеству которых до сих пор позавидовали бы нынешние дорожные строители.
Нужно своими глазами увидеть укрепления в монолитной, гранитной скале, длиной около четырёх километров, местами возвышающейся над морем на 260 метров. Там стояли орудия, миномёты, ДОТы, заграждения, стационарные, дистанционно управляемые, огнемётные установки, сжигавшие в пепел всё в радиусе 60 метров.
Вот эту неприступную твердыню взяли штурмом в ненастную ночь 10 октября 1944г. Штурмовали с нескольких направлений, в том числе в обход. Но, пожалуй, самая трудная задача выпала на долю 614-й отдельной штрафной роты, по численности равной батальону или полку: 750 человек.
Для отвлечения внимания противника, она должна была штурмовать высоту 260.0, чтобы овладеть вершиной, господствующей над Малым хребтом.
Брали в лоб, снизу, с моря, со стороны полуострова Средний, карабкаясь вверх по отвесной стене сквозь колючую проволоку, кинжальный огонь пулемётов, огнемётов, гранаты, летевшие под ноги и, внезапно начавшийся, ураган. Собственно, почти или все и полегли в ущелье между высотами (вечная им память и слава), но дали возможность другим частям захватить высоту, хребет и общими усилиями наших войск очистить западную часть Кольского полуострова от захватчиков. Только в 1980 году по следу атакующих 614-й роты прошли поисковики и захоронили останки погибших.
Сейчас мне 54 года. Мой отец воевал в этих местах, а потом остался жить. Он был добрым, отзывчивым, я бы сказал, настоящим северянином, а ещё очень порядочным человеком, что нынче, к сожалению - редкость. Да, к сожалению, потому что когда-то это считалось нормой, и большинство людей, а с ними и мои родители, были такими.
Отец никогда не рассказывал о том, как воевал.
Теперь я понимаю: ему было тяжело вспоминать свою войну, или жалел меня?
Лишь немногое мне удалось узнать от матери: он служил наводчиком орудия, был контужен в боях за Западную Лицу.
Теперь, когда живых ветеранов остались считанные единицы, все словно спохватились, вспомнив о них, некоторых, живущих до сих пор даже без собственной квартиры. Бросились благодарить и просить у них прощения.
Я не успел…
Отец умер, пережив мать всего на три месяца, в 1997 г.
Среди его немногочисленных (не в том суть) наград - медаль «За Отвагу» и самая на мой взгляд драгоценная: «За оборону Советского Заполярья».
Это стихотворение - реквием ему и последнее моё сыновнее прости, а так же для всех защитников Заполярья и ветеранов Великой Отечественной, перед которыми я преклоняюсь за их подвиг.
Оно написано в память о моём школьном походе на Муста-Тунтури.
Я побывал там осенью 1970 года.
У людей есть не всегда уместное свойство – забывать (говорят, это способность человеческой памяти: ограждать мозг от негативной информации).
Так вот, я почему-то почти всё забыл из того похода.
Помню только панораму с вершины хребта (с немецких позиций) на перешеек и
п-ов Средний; там же на вершине - нагромождение немецких оборонительных сооружений, постоянный хруст осколков под ногами, предостережения наших проводников-сапёров, чёрный цвет вокруг и непреходящий ужас, как ночью на кладбище. Не пойму как – но забыл всё, кроме этого непреходящего чувства ужаса войны, и он живёт во мне до сих пор, вот уже спустя 40 лет.
Трудно говорить об этом.
В юношеские годы, как и всё моё поколение – мы жили той войной: смотрели фильмы, писали в школе сочинения, а сколько было прочитано книг!
Но то, что я увидел там, на Муста-Тунтури…
Можно было бы ничего не читать и не смотреть - достаточно было увидеть эту
безжизненную, перепаханную снарядами и минами местность, со следами былых
боёв, шрамы от траншей, тяжёлых снарядов и бомб на монолитных скалах, разбросанные всюду гильзы, неразорвавшиеся гранаты, снаряды, ДОТы, ДЗОТы и сгоревший мох.
Тогда он ещё действительно был чёрным, чёрным было всё, даже, казалось, воздух. И над всем этим: гнетущая, просто смертельная – тишина.
Настоящая жуткая, мёртвая панорама войны под открытым небом.
А ведь тогда прошло уже четверть века.
Хотелось, чтобы это место навсегда в назидание и в память о том страшном времени сохранилось без изменений, для того, чтобы благодарные, а с ними и неблагодарные потомки прочувствовали: какой ценой далась нам Победа.
На Севере в том числе.
И рождаются стихи о войне, хотя, поверьте, писать их невыносимо тяжело. Но это нужно делать, иначе кто же кроме ещё живых свидетелей и нас, кто родился сразу после войны, отдаст долг памяти и простой человеческой благодарности за беспримерный подвиг тех солдат, что защищали, или погибли, защищая нас, потомков?
Вы, думаю, понимаете, о чём я говорю.
Да, война – это вообще что-то противоестественное любой природе и человеческой тоже. Почему-то в последнее время я всё чаще вспоминаю Тунтури и думаю: как вообще можно было воевать в этих абсолютно безжизненных местах и условиях, где губительное, ледяное дыхание Арктики чувствуется и зимой и летом? А ведь противостояние длилось три с лишним года. По воспоминаниям Веры Порфирьевны Коротиной (Гипп) - (нашей единственной женщины-снайпера, всю оборону проведшую здесь, в окопах), ещё долгое время это место оставалось голым камнем и скалами, лишёнными всякой растительности, т.к. всё мало-мальски горючее шло в костры для обогрева, хотя каждый пучок травы или мха стоил чьей-то человеческой жизни, потому что простреливался буквально каждый сантиметр местности. И в этой позиционной войне людей погибло больше, чем, скажем, при немецком или нашем наступлении, а тела убитых годами лежали на нейтральной полосе.
Мне, ограниченному рамками стихотворения, в этом предисловии хотелось бы поклониться и преклониться перед всеми защитникам Заполярья, потому, что только благодаря их ожесточённому сопротивлению, героизму, мужеству и стойкости не пал рубеж, не были захвачены врагом п-ова Средний и Рыбачий, а в конечном итоге не пал Мурманск, город, в своё время за непокорность объявленный взбешённым фюрером личным врагом и подвергшийся настолько массированным бомбардировкам, каких не видел ни один другой город, разве что, кроме Сталинграда и Ленинграда. Об этом факте писал ещё Валентин Пикуль в своём «Реквием каравану PQ-17.» Так или иначе, но во время войны Мурманск, как город, был разрушен полностью.
Конечно, так воевал весь наш многонациональный народ и, не умаляя итогов других наших героических защит и побед в той войне, я, тем не менее, до сих пор ищу для себя ответ на вопрос: почему именно вот этот мрачный, угрюмый, странно - одиноко стоящий, как часовой на самой границе и на самом побережье Северного Ледовитого океана гранитный исполин, а с ним и полуострова Средний и Рыбачий, известные ещё со времён Ивана Грозного бойкой торговлей с заграницей, повторюсь, оказались тем единственным местом во всей линии фронта Великой Отечественной войны, где враг не просто споткнулся о нашу Государственную границу (пусть даже и довоенную с Финляндией), но был остановлен в первый же день наступления, крепко получил по зубам и, в конечном итоге – разбит и изгнан с нашей территории!
А ведь здесь, напомню, нам противостояли не какие-нибудь мальчишки из гитлерюгенда - солдаты Горно-стрелкового корпуса "Норвегия", командовал которыми генерал горных войск Эдуард Дитль, бравые ребята из "Эдельвейс", хвалёные герои Крита и Нарвика, гренадеры от метр 80 и выше, специально обученные военным действиям в условиях горной местности. К тому же, бытовые условия у них были на порядок лучше, чем у наших солдат, оборонявших перешеек между полуостровами, склоны и некоторые не господствующие вершины хребта.
Сейчас туда ведёт туристический маршрут, и, хотя это погранзона, народу здесь бывает немало. Вояж в эти места отнюдь не из лёгких, скорее для поклонников экстрима, нежели для любителей лёгких путешествий, но он стоит того, потому что в награду на всю жизнь останутся впечатления и воспоминания об этом единственном, пожалуй, на земле почти не тронутом временем и туристами музее Великой Отечественной войны под открытым небом.
К чести мурманчан и жителей области – они трепетно хранят память о Тунтури, Среднем, Рыбачем, Долине Смерти, их защитниках, об этой трагической и героической странице в обороне нашей страны. В описываемых местах очень много, установленных ещё в советское время, памятников, за которыми заботливо ухаживают и молодёжь и взрослые, а поисковые отряды до сих пор каждый год обнаруживают десятки не захороненных останков наших павших солдат, которые торжественно предают земле в Мемориале Долины Славы.
Этот рассказ не был бы полным, не упомяни я некоторые детали из прошлого и настоящего Тунтури.
Высота 115,6 Муста-Тунтури имеет своё собственное имя Погранзнак и больше известна, как место, где всю войну наши солдаты сохраняли в неприкосновенности пограничный знак А-36 бывшей советско-финской границы. Фашистов он бесил и не давал покоя, но не смотря на нещадный миномётный обстрел, наши бойцы всякий раз устанавливали знак на своё место. Так и простоял он всю войну на нейтральной полосе. Копия легендарного знака находится в музее обороны Рыбачего и Среднего. На табличке прикреплённой к нему написано:
Погранзнак А-36, символ героизма пограничников и неприступности государственной границы в период 1941-1944 годов.
И ещё: во время войны, побывавший здесь поэт Константин Симонов, написал
о Муста-Тунтури хрестоматийную поэму-быль «Сын артиллериста», сочинённую им за одну ночь в ноябре 1941 года в самый разгар боёв за хребет, когда фашисты ещё не смирились с невозможностью захвата наших северных территорий, а так же впервые публично прочёл здесь не менее известное нам стихотворение "Жди меня". Тут же на Среднем в землянке поэтом Николаем Букиным был написал текст и к нему подобрана мелодия для одной из лучших, на мой взгляд, военных песен Советского Союза – "Песня о Рыбачем" или «Прощайте скалистые горы». Эти факты общеизвестны, разве что немного подзабыты: как песня, довольно часто звучавшая по радио в годы моей юности, так и поэма, которую мы, помнится, ещё в школе учили.
В настоящее время в этих Богом забытых и заброшенных людьми местах не осталось никого, даже геологов, или воинских частей. Только на северо-западной оконечности п-ва Рыбачий, на мысе Немецкий, ютятся несколько домиков с персоналом, обслуживавшим когда-то старый каменный, теперь уже полуразрушенный маяк. Нынче вместо него установлен современный красивый ярко-красный маяк. Кстати сказать, это место считается самой северной точкой Европейской материковой части нашей, моей Родины.
У подножия самого Муста-Тунтури, в брошенных геологами балках проживает и неведомо как выживает местный добровольный отшельник-следопыт, хранитель нашей благодарной памяти, плато, хребта и самодельного музея раритетов войны Кобяков Юрий Александрович.
Новые веяния в стране, к сожалению, не обошли и этот заповедный уголок.
Уже несколько лет продолжается некрасивая возня вокруг самодельного музея
Ю. А. Кобякова. Под благовидным, казалось бы, предлогом популяризации этих мест, коммерсанты хотят прихватизировать музей, землю под ним, построить туристическую базу и т.п., сведя на нет многолетний, кропотливый труд Юрия Александровича и всех, кто ему в этом помогал. Моё мнение таково, что ни на перешейке, ни на самом хребте ничего строить нельзя - это кощунство. Каждый дюйм этой территории густо полит кровью и буквально усыпан останками, т.е. представляет из себя одну большую братскую могилу.
Естественно, меня шокирует сама мысль о том, что когда-нибудь на костях наших павших солдат туристы будут жарить шашлыки, справлять нужду, запускать фейерверки и проч.
Не за этим сюда едут люди со всей страны и, без преувеличения, со всего мира. В Книге отзывов, к примеру, есть и такая запись:
"17.08.2012 г. Группа из 9 человек и двух БТРов. Огромное спасибо за показ и рассказ! Экскурсия замечательная. Командир пилотируемой группы «Стрижи» на МиГ-29 гвардии полковник А.П. Макаренко».
Неподалёку стоит, построенная в 2008 году офицерами известной столичной группы спецназа ГРУ ФСБ "Вымпел", небольшая часовенка в честь Александра Невского, небесного покровителя всего воинства.
И, возможно, вообще не имеющая никакого отношения к рассказу, деталь. Таких северных сияний мне не доводилось видеть нигде. Они необычны тем, что не полыхают во всё небо зеленоватым светом как в соседней Норвегии, Финляндии или, скажем, у нас в Воркуте.
Представьте себе извивающуюся в ночном небе яркую, широкую ленту радуги, только полоски в ней - вертикальные и быстро переливаются по всей длине разными цветами. Зрелище – незабываемое, впечатляющее, завораживающее и необыкновенно красивое!
И последнее.
В октябре 2009г. Я получил письмо от Львович Семёна Максовича, который в качестве фотокорреспондента был с нами в том школьном походе. Так вот: он уточнил некоторые детали, которые я частично забыл, а кое-что и не знал.
Вот строки из его письма:
Коля, здравствуй! Прочитал и статью и стихи. В то время, когда мы ходили на Муста-Тунтури я работал в газете"Советская Печенга". По заданию редакции я поехал с вами школьниками на автобусе. Нам в Печенге должны были дать бронетранспортёры но не дали. Встал вопрос о возврате в Никель. А я только перед этим прошел с Верой Порфирьевной Коротиной, снайпером с Муста-Тунтури, пешком через перевал. Спросил, ребята кто знает дорогу на Муста-Тунтури? Один мальчик знал дорогу через Параваары. Я предложил через перевал. Согласились. Автобус довёз нас до подножия и мы пошли в ночь: 25 километров туда и утром следующего дня столько же обратно, осенью, в кедах. Вы были первопроходцами. После вас райком комсомола принял решение проводить военно - патриотические походы на Муста-Тунтури ежегодно с обязательным проходом пешком по Перевалу (с большой буквы потому, что на хребет Муста-Тунтури через одноимённое плато ведет единственная дорога, построенная ещё печенгскими монахами и подновлённая немцами в годы Великой Отечественной, она так и называется: Перевал).
В заключение замечу, что война на Севере ещё ждёт своих исследователей, и это повествование пусть будет скромным вкладом в историю защиты самых северных рубежей нашей Родины или просто нелишним напоминанием нам, живущим - о них, павших, но отстоявших.
Волею судьбы я уже давно не живу в Заполярье, но душа моя навсегда осталась
там, в величественном и суровом крае, и доказательство тому – это стихотворение,
в котором, надеюсь, мне удалось передать своё детское впечатление и сопричастность, как сына ветерана.
Николай Манацков
Хребет Муста-Тунтури.
Обелиск павшим при штурме высоты 258.3
На левой табличке стихи:
Подъем на эту гору крут,
Вершина - с облаками вровень.
Тут бой кипел. Сюда ведут
Ступени, красные от крови.
Отцу, защитникам Заполярья.
Муста – Тунтури.
Ты не забыт, гранита монолит!
Как часовой в молчанье горделивом
Хребет, что кровью до густа полит,
Стоит непокорённый над заливом.
Там берег пуст…
Присядь и закури.
Послушай, друг, в каком не помню классе
Я побывал на Муста-Тунтури –
Глухом плато, каких на Кольском масса.
Отец воспоминаний не любил.
От матери я знал, что он мальчишкой
В семнадцать лет ушёл на фронт и бил
На Севере врага без передышки.
Наводчиком - орудия таскал
По сопкам и болотам Заполярья,
И где-то здесь - среди угрюмых скал,
Пропах в боях пороховою гарью.
Он почему-то не носил наград,
Но видел я, как мертвенно серели
На скулах желваки, когда подряд
Мы все тогда Войну в кино смотрели.
Она ещё жила.
Бедой своей,
Как поколеньем тем она впиталась
Мной, с молоком от матери моей,
Что сиротой в четырнадцать осталась.
Нас школьников везли – не довезли -
Мы к побережью, в след ступая строго,
Шли по плато - туда, куда вели
Сапёры и немецкая дорога.
Всё ниже тучи, пасмурнее день,
Нам чудилось дыханье преисподней:
Вдали – залив, чредою, словно тень -
За ним два полуострова, как сходни.
Сгоревших сопок каменная твердь,
Как норы - Дзоты, рваные осколки,
Себе обитель выбрала здесь Смерть,
Полярные сюда не ходят волки.
Казалось, не окончилась война:
Всё на местах, но где-то спят солдаты;
Немецкой каски ржавая волна,
Растяжки паутиною распяты.
Ничто зловещей тишины уют
Не нарушает.
Только ропот моря.
И даже птицы гнёзда тут не вьют -
Сгорело всё от боли и от горя.
Вот он:
Страны
единственный
моей -
Кусочек Государственной границы,
Отборными частями егерей
Не сломленный, как не старались «фрицы».
Здесь был форпост советских кораблей
От Северного Флота -
в океаны,
Сквозь сети заградительных полей,
Шли проводить Ленд-лиза караваны.
Вот потому-то, как бельмо в глазу
Был тот рубеж, за превосходство споря,
Стояли: те –
на склоне,
мы – внизу:
У самой кромки Баренцева моря.
Спускалась ночь.
Прижавшись у костра,
Внезапно повзрослевшие потомки -
В огонь бросали, молча, до утра
Тех караванов скорбные обломки.
Норд-Ост, крепчая, воздух в клочья рвал,
вещая шторм,
срывая с гребней пенки,
А мы глядели на девятый вал,
Уткнувшись носом в сжатые коленки.
Во мгле бесшумно двигались бойцы,
А мимо нас, бушлаты сняв - на Доты
Шёл,
закусивший ленточек концы,
В пургу,
в тельняшках,
взвод морской пехоты.
Свистели тонко пули у виска,
Гремел прибой в фиорде, словно фибра,
А с кораблей, стоявших у мыска,
Неслись
снаряды,
Главного калибра!
Мы были там -
в штурмующих рядах,
Вжимаясь грудью в амбразуры Дотов,
И я запомнил побеждённый
страх,
И злой свинец горячих пулемётов.
Жестокою,
не по годам строга
Была атака:
рвалась, как бумага,
Трещала под штыками плоть врага,
Кровь на снегу,
матросская отвага.
Мы победили,
но, какой ценой?!
Помилуй, Бог…
С тех пор мне часто снится
Обугленный, но защищённый мной,
Отчизны край на Северной границе.
Я уходил последним.
И стеной
О скалы волны рушились с разбега.
А Смерть?
- Она осталась за спиной,
Швыряясь злобно,
вслед,
осенним снегом…
Рыбачий, Средний, Муста-Тунтури -
Сурово побережье океана.
Здесь редкий гость нечаянный турист:
Граница на замке.
Хребет – охрана.
Бывало, батя в праздник выпивал,
Курил «Казбек», мундштук сминая круто,
Он никогда при мне не вспоминал
Свою войну:
жалел.
И в ту минуту -
Прости, отец, я боль не осознал,
Когда однажды с залпами салюта
- На Тунтури, сынок, он воевал –
Мне мать сказала тихо почему-то.
Я всё забыл в житейской суете,
Но там, в местах, что мне с рожденья святы -
Есть скромный обелиск на высоте,
Где спят за нас погибшие солдаты…
И что мне о войне ни говори,
Когда звенят победные стаканы –
Я видел страшный бой за Тунтури.
И в этом ВСЁ.
Спасибо,
Ветераны.
27.02.2008 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий