***
Мать холодной воды набрала из колодца,
Из ведра по пути напоив пастухов…
Вверх лениво ползет круглолицее солнце,
Из сарая звучит сонный хрип петухов…
Мягкий бабушкин голос разбудит мальчишку,
А в руках загорелых кувшин с молоком.
Наспех им запивает ребенок коврижку
И к ведру умываться бежит босиком.
А потом с братом к речке. Играть и резвиться,
Нарвать с корешками букет васильков,
Смотреть, как на отмели белая птица
В воде неуклюже пугает мальков…
…Однажды меня рассказать попросили
О том, как живется в стране нелегко.
Мне кажется, что несоврать о России
Сумеет тот мальчик, что пьёт молоко…
***
Орет телевизор надрывно, истошно,
Политики смачно скрежещут зубами,
Решают для всех, что нельзя и что можно,
И рушат мосты между «Ими» и «Нами».
Плюются друг в друга. И хают «неправых».
Дурак дурака дураком объявляя,
Зло травит на дичь неуклюжих легавых,
Что жалко скулят, в лабиринтах петляя.
В скупых новостных обезжиренных сводках
Устало мусолят «горячие» темы:
Вчера кто-то травку заныкал в колготках,
Сегодня случились другие проблемы…
И вскользь, между прочим, ну, как о погоде,
Вдруг кто-то случайно сказал о Беслане…
Сейчас эта тема осталась не в моде,
И матери редко ревут на экране.
Седые пузатые строгие дяди
К стене тех подонков клянутся поставить
И пишут указы в школярской тетради,
Но точки над «И» не умеют расставить.
Сюжет на исходе. Свеча и портреты…
Вздохнули сочувственно дяди и тети.
А дальше – сенсация! Гляньте на это –
Застукали двух телезвезд на работе…
А в эти минуты безмолвными птицами
В распахнутом небе игриво летали
Красивые ангелы с детскими лицами,
Смеялись и нас почему-то прощали…
***
Тверь, заспанная, пьяная старуха,
Пронзила ночь глазами фонарей,
Ты бестолково, молча и без стука
Пробралась в утро. Дождь пришел поздней.
С ним вместе пили всю эту неделю,
Не просыхала скользкая земля…
И был вам парк несвежею постелью,
И укрывали пухом тополя.
Забытая, в одежде старых зданий
С седой растрепанной прической облаков
Стоишь на паперти, ждешь скудных подаяний
От иноземных тертых мужиков.
Из года в год ты шепчешь песню вдовью,
Но виден норов княжеских кровей.
Необъяснимой, странною любовью
Я с каждым днем люблю тебя сильней!
Меня увидев, выпрямила спину
И улыбнулась отблеском реки…
Так никогда чужому господину
Не улыбнутся наши старики…
ДИКИЙ НАРОД
Целует солнце нивы край,
И во дворе плетень.
Так засыпает дикий рай
Окрестных деревень.
Мостятся куры на насест,
Не зная птичьих гнезд.
В кустах скучает ржавый крест,
Уставясь на погост.
Голодный рыжий пес скулит,
Хозяин слег в запой –
Уж пятый месяц инвалид,
Четвёртый – холостой.
Спешит соседский сын бегом –
Уж поздно, мать кричит…
И пахнет в кухне пирогом,
Что мается в печи.
Пастух глядит на небосвод
И месяц ждёт дождей.
Здесь дико жизнь людей течет
Без партий и вождей.
Вон диковатый серый кот
Бежит к себе домой…
Ничейный здесь живет народ
И в то же время мой.
Сарафан
Чернело небо от ворон,
Вспугнул их стаю чей-то выстрел,
Летела пыль со всех сторон
Из-под копыт кобыльих быстрых.
Затихли травы мертвяком,
Заметив в пепельном тумане,
Как Русь гуляет босиком
В кроваво-белом сарафане.
Дрожали избы в три окна,
Скулили псы, забившись в будки,
Седые женщины без сна,
Молясь, состарились за сутки.
Морочил души людям бес,
Пророчил неразумных в судьи.
Сын, ткнув в отца стальной обрез,
Свершал прилюдно правосудье.
Был каждый «правдой» одержим,
Что расцвела в умах гражданских.
Кричали: «Мир несокрушим!»
И воровали по-цыгански…
И это гульбище Руси
Казалось вечностью крамольной.
Но дьякон из последних сил
Кричал с умолкшей колокольни.
И возвратилась Русь домой,
И рассудила всех судящих.
А сарафан двухцветный свой
Закрыла в самый долгий ящик.
Осела пыль после копыт,
Седые женщины вернулись,
Сроднил врагов привычный быт,
Колокола опять проснулись…
Но хватит ли нам, грешным, сил
Просить небесную державу,
Чтоб не пришло на ум Руси
Вновь сарафан надеть кровавый?!
***
Меня не сажали в гулаги,
Меня не гноили в тюрьме,
Тяжелые красные флаги
Носить не доверили мне,
Меня не ловили с «повинкой»,
Не дергали мой телефон,
Не лезли в досье по старинке –
В кого и зачем я влюблен.
И не был я в каторжных ссылках,
Не бегал трусцой за бугор,
Меня не держали в «подстилках»,
Чинов я не видел в упор…
Могу говорить все, что в мыслях –
И правду, и модную лесть –
Писать неугодное в письмах
И даже за это не сесть!
Теперь все законно. Свобода!
Казалось, живи – не хочу…
Но в мыслях бездомного рода
Я всем несвободой плачу.
И вроде, не трогают душу –
Работай, художник, твори!
«Все нужное выйдет наружу,
Ты только погромче ори!»
Но в офисах чуждых и душных
Я, веря в звучанье имен,
Усталостью глаз равнодушных
В свободной стране осужден.
***
На подстрочниках правды мы ищем знакомые буквы
и читаем их вслух, чтобы выучить все наизусть.
Наши планы скрипят перед тем, как неистово рухнуть
чтоб запомнился четче последний пронзительный хруст.
Мы привыкли к мечтам о принцессах в напыщенных платьях,
о нездешних морях и окраске чужих парусов,
забывая подчас о рожденье двоюродных братьев,
о долгах и болезнях уже постаревших отцов.
Наша жизнь превратилась в большой коммунальный курятник,
где осёдлость сгубила любое желанье летать.
Мы с надеждой глядим ежедневно в таинственный ящик,
чтоб яйцо золотое, как счастье свое, отыскать.
А оттуда кричат о войне и ненастной погоде,
и о том, как опять ВВП потянуло ко дну…
Говорить о хорошем, увы, нынче стало не в моде,
а стремление жить, не спасает от гриппа весну.
Наш извечный вопрос затаился в кругу виноватых,
что же делать нам – должен сказать нерожденный пророк.
А пока развлечемся – идеи неправых распяты
и на, всякий пожарный, взведен ошалевший курок…
На подстрочниках правды чужих алфавитов созвездье –
закодирован ребус о нашей счастливой судьбе.
Мы в бесплодье идей ждем пророка, как символ возмездья,
в суете позабыв, отыскать его где-то в себе…
Мать холодной воды набрала из колодца,
Из ведра по пути напоив пастухов…
Вверх лениво ползет круглолицее солнце,
Из сарая звучит сонный хрип петухов…
Мягкий бабушкин голос разбудит мальчишку,
А в руках загорелых кувшин с молоком.
Наспех им запивает ребенок коврижку
И к ведру умываться бежит босиком.
А потом с братом к речке. Играть и резвиться,
Нарвать с корешками букет васильков,
Смотреть, как на отмели белая птица
В воде неуклюже пугает мальков…
…Однажды меня рассказать попросили
О том, как живется в стране нелегко.
Мне кажется, что несоврать о России
Сумеет тот мальчик, что пьёт молоко…
***
Орет телевизор надрывно, истошно,
Политики смачно скрежещут зубами,
Решают для всех, что нельзя и что можно,
И рушат мосты между «Ими» и «Нами».
Плюются друг в друга. И хают «неправых».
Дурак дурака дураком объявляя,
Зло травит на дичь неуклюжих легавых,
Что жалко скулят, в лабиринтах петляя.
В скупых новостных обезжиренных сводках
Устало мусолят «горячие» темы:
Вчера кто-то травку заныкал в колготках,
Сегодня случились другие проблемы…
И вскользь, между прочим, ну, как о погоде,
Вдруг кто-то случайно сказал о Беслане…
Сейчас эта тема осталась не в моде,
И матери редко ревут на экране.
Седые пузатые строгие дяди
К стене тех подонков клянутся поставить
И пишут указы в школярской тетради,
Но точки над «И» не умеют расставить.
Сюжет на исходе. Свеча и портреты…
Вздохнули сочувственно дяди и тети.
А дальше – сенсация! Гляньте на это –
Застукали двух телезвезд на работе…
А в эти минуты безмолвными птицами
В распахнутом небе игриво летали
Красивые ангелы с детскими лицами,
Смеялись и нас почему-то прощали…
***
Тверь, заспанная, пьяная старуха,
Пронзила ночь глазами фонарей,
Ты бестолково, молча и без стука
Пробралась в утро. Дождь пришел поздней.
С ним вместе пили всю эту неделю,
Не просыхала скользкая земля…
И был вам парк несвежею постелью,
И укрывали пухом тополя.
Забытая, в одежде старых зданий
С седой растрепанной прической облаков
Стоишь на паперти, ждешь скудных подаяний
От иноземных тертых мужиков.
Из года в год ты шепчешь песню вдовью,
Но виден норов княжеских кровей.
Необъяснимой, странною любовью
Я с каждым днем люблю тебя сильней!
Меня увидев, выпрямила спину
И улыбнулась отблеском реки…
Так никогда чужому господину
Не улыбнутся наши старики…
ДИКИЙ НАРОД
Целует солнце нивы край,
И во дворе плетень.
Так засыпает дикий рай
Окрестных деревень.
Мостятся куры на насест,
Не зная птичьих гнезд.
В кустах скучает ржавый крест,
Уставясь на погост.
Голодный рыжий пес скулит,
Хозяин слег в запой –
Уж пятый месяц инвалид,
Четвёртый – холостой.
Спешит соседский сын бегом –
Уж поздно, мать кричит…
И пахнет в кухне пирогом,
Что мается в печи.
Пастух глядит на небосвод
И месяц ждёт дождей.
Здесь дико жизнь людей течет
Без партий и вождей.
Вон диковатый серый кот
Бежит к себе домой…
Ничейный здесь живет народ
И в то же время мой.
Сарафан
Чернело небо от ворон,
Вспугнул их стаю чей-то выстрел,
Летела пыль со всех сторон
Из-под копыт кобыльих быстрых.
Затихли травы мертвяком,
Заметив в пепельном тумане,
Как Русь гуляет босиком
В кроваво-белом сарафане.
Дрожали избы в три окна,
Скулили псы, забившись в будки,
Седые женщины без сна,
Молясь, состарились за сутки.
Морочил души людям бес,
Пророчил неразумных в судьи.
Сын, ткнув в отца стальной обрез,
Свершал прилюдно правосудье.
Был каждый «правдой» одержим,
Что расцвела в умах гражданских.
Кричали: «Мир несокрушим!»
И воровали по-цыгански…
И это гульбище Руси
Казалось вечностью крамольной.
Но дьякон из последних сил
Кричал с умолкшей колокольни.
И возвратилась Русь домой,
И рассудила всех судящих.
А сарафан двухцветный свой
Закрыла в самый долгий ящик.
Осела пыль после копыт,
Седые женщины вернулись,
Сроднил врагов привычный быт,
Колокола опять проснулись…
Но хватит ли нам, грешным, сил
Просить небесную державу,
Чтоб не пришло на ум Руси
Вновь сарафан надеть кровавый?!
***
Меня не сажали в гулаги,
Меня не гноили в тюрьме,
Тяжелые красные флаги
Носить не доверили мне,
Меня не ловили с «повинкой»,
Не дергали мой телефон,
Не лезли в досье по старинке –
В кого и зачем я влюблен.
И не был я в каторжных ссылках,
Не бегал трусцой за бугор,
Меня не держали в «подстилках»,
Чинов я не видел в упор…
Могу говорить все, что в мыслях –
И правду, и модную лесть –
Писать неугодное в письмах
И даже за это не сесть!
Теперь все законно. Свобода!
Казалось, живи – не хочу…
Но в мыслях бездомного рода
Я всем несвободой плачу.
И вроде, не трогают душу –
Работай, художник, твори!
«Все нужное выйдет наружу,
Ты только погромче ори!»
Но в офисах чуждых и душных
Я, веря в звучанье имен,
Усталостью глаз равнодушных
В свободной стране осужден.
***
На подстрочниках правды мы ищем знакомые буквы
и читаем их вслух, чтобы выучить все наизусть.
Наши планы скрипят перед тем, как неистово рухнуть
чтоб запомнился четче последний пронзительный хруст.
Мы привыкли к мечтам о принцессах в напыщенных платьях,
о нездешних морях и окраске чужих парусов,
забывая подчас о рожденье двоюродных братьев,
о долгах и болезнях уже постаревших отцов.
Наша жизнь превратилась в большой коммунальный курятник,
где осёдлость сгубила любое желанье летать.
Мы с надеждой глядим ежедневно в таинственный ящик,
чтоб яйцо золотое, как счастье свое, отыскать.
А оттуда кричат о войне и ненастной погоде,
и о том, как опять ВВП потянуло ко дну…
Говорить о хорошем, увы, нынче стало не в моде,
а стремление жить, не спасает от гриппа весну.
Наш извечный вопрос затаился в кругу виноватых,
что же делать нам – должен сказать нерожденный пророк.
А пока развлечемся – идеи неправых распяты
и на, всякий пожарный, взведен ошалевший курок…
На подстрочниках правды чужих алфавитов созвездье –
закодирован ребус о нашей счастливой судьбе.
Мы в бесплодье идей ждем пророка, как символ возмездья,
в суете позабыв, отыскать его где-то в себе…
Комментариев нет:
Отправить комментарий