ОКОВСКИЙ ЛЕС
Днепръ бо потече из Оковьскаго леса,
и потечеть на полъдне, а Двина ис того
же леса потечет , а идеть на полунощье
и вниидеть в море Варяжское. Ис того же
леса потече Волга на въсток…
Повесть временных лет
Начиналась Россия из Оковского леса.
Растекалась Россия по Днепру, по Десне.
Византийским узором заплетались словесы,
Растекалась печаль по зеленой весне.
Затворишася в кельях многогрешныя мнихи,
Еле слышно аoрист под пером шелестел,
Растекался строкой по пергаментам тихо...
Насмерть бился изгой за желанный удел.
Примерялся к богам похотливый Владимир.
Святополк окаянный приводил короля.
Род древлянский во градах от глада повымер.
Принимала Бориса и Глеба земля.
Уплывали перуны, приходили святые,
Шел в ноябрь сорок первого из Цусимы парад.
Русь по Волге текла, обтекая Батыя,
И горящий Козельск освещал Сталинград.
Враг водился в избытке возле самого дома,
Шли кибитки и танки колесо к колесу.
Но днепровским плацдармом, чертежом космодрома
Залегали поляны в Оковском лесу.
Из Оковского леса растекались ручьями
Знаком будущих вех тени будущих рек.
Торопились успеть и писали ночами
Многомудрыя мнихи про начальный разбег.
РУССКИЙ НОРД-ОСТ
Всех пирамид надежней,
Всех маяков тревожней
В двунадесять крат и вo сто
Могилы равнин норд-оста.
Могилы когда-то прежде
Погибших на побережье.
Сны их полны отравы —
Зюйд-веста, весны и славы.
Антенны-кресты им сбиты
Из скошенностей бушпритов.
Дает морзянка метели
Радарам их вечный пеленг.
Видится им такое:
В зыбких валах прибоя
Повторена структура
Павших твердынь Порт-Артура.
Полон тайфунной дрожью,
Им океан в изножье.
Полон жертвенной кровью,
Им континент в изголовье.
Сполох свечою яркой
Светит на крест и якорь
Верою и надеждой
Хранимого побережья.
ПОВТОРЕНИЕ УРОКА
Это — кружево огня?
Это — девы шепот?
Это — шалого коня
По брусчатке цокот?
Это — вьюгою кружиться,
Рассыпая благодать?
Это — росчерком зарницы
В небе контур рисовать?
Это — слышать как покой
Колесом заверчен!
Это — выразить строкой
Неподвижность смерча!
Это — вспомнив, как скрывалась
Русь родная за холмом,
Превозмочь меча усталость
В порубежье огневом.
Это — рвать в букет не флоксы,
А лопух и лебеду.
Это — Блок и Маяковский
В восемнадцатом году.
ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ
Для трезвых и пьяных, для сильных и слабых
Сейчас Вы — маэстро, сейчас Вы — не лабух.
Вас просят сейчас в первый раз не по пьянке.
Сыграйте, как надо, "Прощанье славянки".
Ну что ж, что ни к месту, что в зале невеста,
Сыграйте с задором роль тамбур-мажора.
В прожекторах взглядов, в прокуренной комнате
Сыграйте как надо! Нет, лучше — исполните.
... и славянка машет вслед рукой
Все проще простого: сыграйте печально
Про место пустое у стенки причальной
Для этих, спокойных, отставивших рюмки
И, как на рисунке, стоящих по струнке.
Чеканная музыка старого марша
Взъерошенных девочек сделает старше.
Им вспомнить сегодня, пожалуй, уместно
О том, как прощалась славянка-невеста.
... и славянка машет вслед рукой
О ней на параде
Напомнят повторно
В мажорнейшем ладе
Труба и валторна.
... и славянка машет вслед рукой
Другие пускай аплодируют Вам.
У этих - как стеклышко - руки по швам.
Другие пришли гулевать в ресторан,
Но этих, спокойных, пригнал ураган,
С надежных, чугунных сорвав якорей.
Ну что ж Вы?
Ну что ж Вы?
Играйте скорей!
... и славянка машет вслед рукой
ОДА СОЛОХЕ
Интересом внук влеком:
― Расскажи-ка, диду,
Как ты ездил чумаком
На возу в Тавриду.
Хорошо пожилось встарь?
― А мабуть неплохо:
Ходит в гости пономарь,
Ждёт гостей Солоха.
Не затырил в кимоно
Месяц чёрт–пройдоха.
Видно ясно, как в кино,
Будку кабысдоха.
Не бросал никто из нас
Недопитой чарки.
Заложили по сту раз
Свитки у шинкарки.
От горилки гарна хмарь.
Бюст вздымают вздохи.
Я сижу, — не пономарь! —
Супротив Солохи.
Усих соперников обув,
Шкалик пью повторный,
Бо завжди я, хлопцы, був
Парубок моторный.
Бо, как Левченко хромой,
Не могу без жинки…
Светит месяц молодой
Падают снежинки.
Смотрит месяц в божий мир
Чёрту на обузу.
Обретает новый жир
Пузо Свербыгуза.
За окошком девок визг
И колядок саунд.
Локоть в зависти изгрыз
Шеф из «Парамаунт».
И слова, слова, слова…
Аромат поджарок.
Певчий, Чуб, и голова
Ждут раздачи шкварок.
Кажный ― с жинками мастак.
За базар ответит.
Светит в мир Солохи зрак.
Только им не светит.
Им теперь катать за дубль.
( В дубле жизнь погана:
Покороче платят рубль,
Нос воротит Ганна).
Выпил я чуть-чуть ишо.
Хороша Солоха!
Стало очень хорошо
И ещё не плохо.
Если надо ― не вопрос:
Хоть в мешок, хоть в Питер…
За Солоху! Малоросс
Выпил, слёзы вытер.
С ним и Чуб, и голова,
И Панас, и певчий,
И москаль.
Слова, слова…
Стало жить полегче!
КАРТИНКИ С ВЫСТАВКИ
Вот грех. Вот чистая душа.
Вот чудь, славяне и мокша:
Армяк — заплата на заплате.
Вот Мусоргский Модест в халате.
Чужих диванов, в прах затертых,
Он скрип дробит на пять четвертых.
Чуть под хмельком, инвариантный,
Как септаккорд он доминантный
Застыл. Не ест. Остыла гузка.
Пошла не в тонику закуска.
В углу с дощечки — лаков лик —
Глядит, со скуки свирепея,
Ну, кто (единственный старик)?
Ну, йес, портрет Хемингуэя.
Ему б так не сводило скулы,
Когда б пожрали нас акулы,
Иль взяли на рога быки,
Иль строго щёлкнули курки,
Или на ярмарке в Лиможе
Нам дали местные по роже.
Вот Айвазовский. Зыбь морей
Житейских. Будучи добрей,
Чем дядя Хэм, вдали от суши
Спасает он хотя бы души,
Давно забившиеся в пятки,
От вала, кратного девятке.
Спасибо и на том. Тела ж,
Увы, — бегучий такелаж;
За рейс стираются в лохмотья.
Просыпятся песка щепотья,
И в час недобрый! Путь далёк.
Положат взглядом на восток,
Откуда и тепло, и люмен,
Чтоб был согрет и граф, и люмпен
И в старом замке, и в избушке
На петушиной ножке-бушке.
Для адъютанта с аксельбантом,
Глядящего интересантом,
Что есть любовь, — вот инсталляция:
Два провода без изоляции
Искрят при соприкосновенье,
И остановлено мгновенье:
Крамской. туман, стоп-кадр; смотри.
– Манон? Изольда? Бовари?
– Нi, це Оксана ― бачь отлички:
На сукне выпушки, петлички,
Мониста, ленты. Черевички!
Вот Чуб: «Солоха, отопри!»
Когда б не чёрт — его гран-при…
Вот ссора в парке Тюильри
Турана с персами, — Зухраб
С Рустамом спорит: «Я прораб!»
Вот мак, вот конопельки кроха.
Вот книжка «Что такое плохо».
УК РФ её зовут.
А что же есть такое гут,
Не знал ни дядя Маяковский,
Ни Гартман, ниже Айвазовский.
Вот Главный с томиком Плутарха.
Вот ящик. В нём два олигарха
(На миллиард бедней второй —
Судьба жестока так порой!)
Нас учат жить в прямом эфире.
Вот подвиг пламенной Эсфири.
В ней все на пять. Без перемен.
И вдвое сделался влюблен
Монарх, влюбленный уж немало.
Но тсс! Об этом не пристало…
Ось хлопчiк, швидкий, як горобчик,
К замочной скважине припал,
Кокетливо отставив копчик.
Доволен вiн: дивись, страна,
Як шлюха спит с Похожим на.
Шо це разумно, добро, вечно,
Не понимаем мы, беспечны.
Але хоть хлопчик не Некрасов
(из этих он … забыл названье —
Не ходит он стрелять бекасов),
Интеллигент, умерь страданья.
Вот с дудкой Пан. А это — пан:
С брусничной искрою жупан,
Берет малиновый. С испанским
Послом сидит он за шампанским.
Шляхетский гонор не угас —
Уж он бы нас, когда б не газ!
Прислушались: «пся крев» и «быдло».
Нам с Мусоргским зело обидно.
Нам ругань с Запада обрыдла
Хужей сельповского повидла.
Але у НАТО пан исторг
Допониманье и восторг.
Там говорят, что пан политик
Умеет очень много гитик.
Послушали? Пойдёмте дальше.
Сюда взгляните: некто Гаршин
На площади в Севилья-сити
Цветок бросает Карменсите,
Смертельно-красный, как закат.
Встревожен зритель. Очень рад,
Что Эскамильо на гастроли
Уехал на своем «Патроле».
Ах, ах, Севилья-городок…
Кармен, надела б ты платок!
Смотри, ты вся в сигарной крошке.
Не смей страдальцу сделать рожки.
Едва проклюнувшись, амбал-
террибль спешит на свет: там бал.
Там на халяву пьют Spumante,
Там ищут Капитана Гранта,
Там говорят о симулякрах,
Амбивалентности, о чакрах
И дискурсах. Туда в фиакрах,
Скорлупках, Бентли, НЛО
Птенцы стремятся. Там тепло,
Там колет их оксюморон
Легонько в зад со всех сторон,
И доводы нью-историзма
Птенцам — питательная клизма.
Вот лист папира. Он безбрачен,
Он девствен был! Теперь он в плаче.
Был чистый лист, а стал больничный:
В нём факт болезни неприличной
(Ну, той, когда перо к бумаге,
Сонет к эклоге, эпос к саге).
Вот муза, дама полусвета.
На выставку вот два билета.
Последние, чтоб не соврать.
Ну, что решили? Надо брать!
ХРОНИКИ ШУМЕРА*
Шумел камыш, шумел Шумер:
Урук имел предъяву к Уру
И навязал кандидатуру
Саргона (среди прочих мер
По газу, ячменю и салу,
А также рыбой по мусалу).
Саргон, чуть вылез из корзины,
Так сразу пересел на танк
(Саргон, он был хиповый панк,
Имел трёх жен, но жил у Зины).
Короче, силами ГлавПУР
Урукцы отымели Ур.
Потом они закорешили —
Что множить сущности? Ведь дан
Урок. И сонный стих майдан.
Танк утонул евфратском иле.
Саргон уплыл назад, но… ах ты,
Собачий сын! — уже на яхте.
Был мир, труд, май. Ноль-ноль скатали
«Диртак» Урук — «Спанамо Ур
В день всех богов и физкультур.
Историк спросит, что же дале?
Младых эпох чужие дали
На пир богов их не позвали.
Смеялся Умма, их сосед
В теченье двадцати трех лет.
Но и того в помине нет
Уж града**
_____________________________________________
* перевод таблички MJ–MCMIIL.511, Эль-Амарна
** дальнейший текст на табличке утрачен
БАЛЛАДА ОБ УДВОЕННОМ Н
— Я солдат оловянный,
я умею пучить глаза на сержанта, прапора тож.
— Я солдат деревянный,
из меня при случае можно выстругать ложку,
хоть и не хочется всё ж.
— Я солдат стеклянный,
верней, сувенирный, фарфоровый.
Ни на что, по сути, не гож.
– Я сержант сверхсрочный, командир отделения,
как я устал (вплоть до отделения)
от этих трёх беспомощных рож.
Ночью пойдём вчетвером в разведку,
как грится, служба есть служба,
тут хошь, как грится, не хошь.
Кто если из этих вернётся (я-то вернусь),
оставит на том берегу свои нн (не хочу, не могу)
вместе со школьной грамматикой.
Истина — истинно – проверяется боем,
по ихнему — практикой.
К утру вернулись почти все:
и оловяый, и деревяый, и стекляый,
трое, если грить точно.
Не уберёгся один сверхсрочный.
Тут уж — не взирая на лица.
Служба есть служба, как грится.
Днепръ бо потече из Оковьскаго леса,
и потечеть на полъдне, а Двина ис того
же леса потечет , а идеть на полунощье
и вниидеть в море Варяжское. Ис того же
леса потече Волга на въсток…
Повесть временных лет
Начиналась Россия из Оковского леса.
Растекалась Россия по Днепру, по Десне.
Византийским узором заплетались словесы,
Растекалась печаль по зеленой весне.
Затворишася в кельях многогрешныя мнихи,
Еле слышно аoрист под пером шелестел,
Растекался строкой по пергаментам тихо...
Насмерть бился изгой за желанный удел.
Примерялся к богам похотливый Владимир.
Святополк окаянный приводил короля.
Род древлянский во градах от глада повымер.
Принимала Бориса и Глеба земля.
Уплывали перуны, приходили святые,
Шел в ноябрь сорок первого из Цусимы парад.
Русь по Волге текла, обтекая Батыя,
И горящий Козельск освещал Сталинград.
Враг водился в избытке возле самого дома,
Шли кибитки и танки колесо к колесу.
Но днепровским плацдармом, чертежом космодрома
Залегали поляны в Оковском лесу.
Из Оковского леса растекались ручьями
Знаком будущих вех тени будущих рек.
Торопились успеть и писали ночами
Многомудрыя мнихи про начальный разбег.
РУССКИЙ НОРД-ОСТ
Всех пирамид надежней,
Всех маяков тревожней
В двунадесять крат и вo сто
Могилы равнин норд-оста.
Могилы когда-то прежде
Погибших на побережье.
Сны их полны отравы —
Зюйд-веста, весны и славы.
Антенны-кресты им сбиты
Из скошенностей бушпритов.
Дает морзянка метели
Радарам их вечный пеленг.
Видится им такое:
В зыбких валах прибоя
Повторена структура
Павших твердынь Порт-Артура.
Полон тайфунной дрожью,
Им океан в изножье.
Полон жертвенной кровью,
Им континент в изголовье.
Сполох свечою яркой
Светит на крест и якорь
Верою и надеждой
Хранимого побережья.
ПОВТОРЕНИЕ УРОКА
Это — кружево огня?
Это — девы шепот?
Это — шалого коня
По брусчатке цокот?
Это — вьюгою кружиться,
Рассыпая благодать?
Это — росчерком зарницы
В небе контур рисовать?
Это — слышать как покой
Колесом заверчен!
Это — выразить строкой
Неподвижность смерча!
Это — вспомнив, как скрывалась
Русь родная за холмом,
Превозмочь меча усталость
В порубежье огневом.
Это — рвать в букет не флоксы,
А лопух и лебеду.
Это — Блок и Маяковский
В восемнадцатом году.
ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ
Для трезвых и пьяных, для сильных и слабых
Сейчас Вы — маэстро, сейчас Вы — не лабух.
Вас просят сейчас в первый раз не по пьянке.
Сыграйте, как надо, "Прощанье славянки".
Ну что ж, что ни к месту, что в зале невеста,
Сыграйте с задором роль тамбур-мажора.
В прожекторах взглядов, в прокуренной комнате
Сыграйте как надо! Нет, лучше — исполните.
... и славянка машет вслед рукой
Все проще простого: сыграйте печально
Про место пустое у стенки причальной
Для этих, спокойных, отставивших рюмки
И, как на рисунке, стоящих по струнке.
Чеканная музыка старого марша
Взъерошенных девочек сделает старше.
Им вспомнить сегодня, пожалуй, уместно
О том, как прощалась славянка-невеста.
... и славянка машет вслед рукой
О ней на параде
Напомнят повторно
В мажорнейшем ладе
Труба и валторна.
... и славянка машет вслед рукой
Другие пускай аплодируют Вам.
У этих - как стеклышко - руки по швам.
Другие пришли гулевать в ресторан,
Но этих, спокойных, пригнал ураган,
С надежных, чугунных сорвав якорей.
Ну что ж Вы?
Ну что ж Вы?
Играйте скорей!
... и славянка машет вслед рукой
ОДА СОЛОХЕ
Интересом внук влеком:
― Расскажи-ка, диду,
Как ты ездил чумаком
На возу в Тавриду.
Хорошо пожилось встарь?
― А мабуть неплохо:
Ходит в гости пономарь,
Ждёт гостей Солоха.
Не затырил в кимоно
Месяц чёрт–пройдоха.
Видно ясно, как в кино,
Будку кабысдоха.
Не бросал никто из нас
Недопитой чарки.
Заложили по сту раз
Свитки у шинкарки.
От горилки гарна хмарь.
Бюст вздымают вздохи.
Я сижу, — не пономарь! —
Супротив Солохи.
Усих соперников обув,
Шкалик пью повторный,
Бо завжди я, хлопцы, був
Парубок моторный.
Бо, как Левченко хромой,
Не могу без жинки…
Светит месяц молодой
Падают снежинки.
Смотрит месяц в божий мир
Чёрту на обузу.
Обретает новый жир
Пузо Свербыгуза.
За окошком девок визг
И колядок саунд.
Локоть в зависти изгрыз
Шеф из «Парамаунт».
И слова, слова, слова…
Аромат поджарок.
Певчий, Чуб, и голова
Ждут раздачи шкварок.
Кажный ― с жинками мастак.
За базар ответит.
Светит в мир Солохи зрак.
Только им не светит.
Им теперь катать за дубль.
( В дубле жизнь погана:
Покороче платят рубль,
Нос воротит Ганна).
Выпил я чуть-чуть ишо.
Хороша Солоха!
Стало очень хорошо
И ещё не плохо.
Если надо ― не вопрос:
Хоть в мешок, хоть в Питер…
За Солоху! Малоросс
Выпил, слёзы вытер.
С ним и Чуб, и голова,
И Панас, и певчий,
И москаль.
Слова, слова…
Стало жить полегче!
КАРТИНКИ С ВЫСТАВКИ
Вот грех. Вот чистая душа.
Вот чудь, славяне и мокша:
Армяк — заплата на заплате.
Вот Мусоргский Модест в халате.
Чужих диванов, в прах затертых,
Он скрип дробит на пять четвертых.
Чуть под хмельком, инвариантный,
Как септаккорд он доминантный
Застыл. Не ест. Остыла гузка.
Пошла не в тонику закуска.
В углу с дощечки — лаков лик —
Глядит, со скуки свирепея,
Ну, кто (единственный старик)?
Ну, йес, портрет Хемингуэя.
Ему б так не сводило скулы,
Когда б пожрали нас акулы,
Иль взяли на рога быки,
Иль строго щёлкнули курки,
Или на ярмарке в Лиможе
Нам дали местные по роже.
Вот Айвазовский. Зыбь морей
Житейских. Будучи добрей,
Чем дядя Хэм, вдали от суши
Спасает он хотя бы души,
Давно забившиеся в пятки,
От вала, кратного девятке.
Спасибо и на том. Тела ж,
Увы, — бегучий такелаж;
За рейс стираются в лохмотья.
Просыпятся песка щепотья,
И в час недобрый! Путь далёк.
Положат взглядом на восток,
Откуда и тепло, и люмен,
Чтоб был согрет и граф, и люмпен
И в старом замке, и в избушке
На петушиной ножке-бушке.
Для адъютанта с аксельбантом,
Глядящего интересантом,
Что есть любовь, — вот инсталляция:
Два провода без изоляции
Искрят при соприкосновенье,
И остановлено мгновенье:
Крамской. туман, стоп-кадр; смотри.
– Манон? Изольда? Бовари?
– Нi, це Оксана ― бачь отлички:
На сукне выпушки, петлички,
Мониста, ленты. Черевички!
Вот Чуб: «Солоха, отопри!»
Когда б не чёрт — его гран-при…
Вот ссора в парке Тюильри
Турана с персами, — Зухраб
С Рустамом спорит: «Я прораб!»
Вот мак, вот конопельки кроха.
Вот книжка «Что такое плохо».
УК РФ её зовут.
А что же есть такое гут,
Не знал ни дядя Маяковский,
Ни Гартман, ниже Айвазовский.
Вот Главный с томиком Плутарха.
Вот ящик. В нём два олигарха
(На миллиард бедней второй —
Судьба жестока так порой!)
Нас учат жить в прямом эфире.
Вот подвиг пламенной Эсфири.
В ней все на пять. Без перемен.
И вдвое сделался влюблен
Монарх, влюбленный уж немало.
Но тсс! Об этом не пристало…
Ось хлопчiк, швидкий, як горобчик,
К замочной скважине припал,
Кокетливо отставив копчик.
Доволен вiн: дивись, страна,
Як шлюха спит с Похожим на.
Шо це разумно, добро, вечно,
Не понимаем мы, беспечны.
Але хоть хлопчик не Некрасов
(из этих он … забыл названье —
Не ходит он стрелять бекасов),
Интеллигент, умерь страданья.
Вот с дудкой Пан. А это — пан:
С брусничной искрою жупан,
Берет малиновый. С испанским
Послом сидит он за шампанским.
Шляхетский гонор не угас —
Уж он бы нас, когда б не газ!
Прислушались: «пся крев» и «быдло».
Нам с Мусоргским зело обидно.
Нам ругань с Запада обрыдла
Хужей сельповского повидла.
Але у НАТО пан исторг
Допониманье и восторг.
Там говорят, что пан политик
Умеет очень много гитик.
Послушали? Пойдёмте дальше.
Сюда взгляните: некто Гаршин
На площади в Севилья-сити
Цветок бросает Карменсите,
Смертельно-красный, как закат.
Встревожен зритель. Очень рад,
Что Эскамильо на гастроли
Уехал на своем «Патроле».
Ах, ах, Севилья-городок…
Кармен, надела б ты платок!
Смотри, ты вся в сигарной крошке.
Не смей страдальцу сделать рожки.
Едва проклюнувшись, амбал-
террибль спешит на свет: там бал.
Там на халяву пьют Spumante,
Там ищут Капитана Гранта,
Там говорят о симулякрах,
Амбивалентности, о чакрах
И дискурсах. Туда в фиакрах,
Скорлупках, Бентли, НЛО
Птенцы стремятся. Там тепло,
Там колет их оксюморон
Легонько в зад со всех сторон,
И доводы нью-историзма
Птенцам — питательная клизма.
Вот лист папира. Он безбрачен,
Он девствен был! Теперь он в плаче.
Был чистый лист, а стал больничный:
В нём факт болезни неприличной
(Ну, той, когда перо к бумаге,
Сонет к эклоге, эпос к саге).
Вот муза, дама полусвета.
На выставку вот два билета.
Последние, чтоб не соврать.
Ну, что решили? Надо брать!
ХРОНИКИ ШУМЕРА*
Шумел камыш, шумел Шумер:
Урук имел предъяву к Уру
И навязал кандидатуру
Саргона (среди прочих мер
По газу, ячменю и салу,
А также рыбой по мусалу).
Саргон, чуть вылез из корзины,
Так сразу пересел на танк
(Саргон, он был хиповый панк,
Имел трёх жен, но жил у Зины).
Короче, силами ГлавПУР
Урукцы отымели Ур.
Потом они закорешили —
Что множить сущности? Ведь дан
Урок. И сонный стих майдан.
Танк утонул евфратском иле.
Саргон уплыл назад, но… ах ты,
Собачий сын! — уже на яхте.
Был мир, труд, май. Ноль-ноль скатали
«Диртак» Урук — «Спанамо Ур
В день всех богов и физкультур.
Историк спросит, что же дале?
Младых эпох чужие дали
На пир богов их не позвали.
Смеялся Умма, их сосед
В теченье двадцати трех лет.
Но и того в помине нет
Уж града**
_____________________________________________
* перевод таблички MJ–MCMIIL.511, Эль-Амарна
** дальнейший текст на табличке утрачен
БАЛЛАДА ОБ УДВОЕННОМ Н
— Я солдат оловянный,
я умею пучить глаза на сержанта, прапора тож.
— Я солдат деревянный,
из меня при случае можно выстругать ложку,
хоть и не хочется всё ж.
— Я солдат стеклянный,
верней, сувенирный, фарфоровый.
Ни на что, по сути, не гож.
– Я сержант сверхсрочный, командир отделения,
как я устал (вплоть до отделения)
от этих трёх беспомощных рож.
Ночью пойдём вчетвером в разведку,
как грится, служба есть служба,
тут хошь, как грится, не хошь.
Кто если из этих вернётся (я-то вернусь),
оставит на том берегу свои нн (не хочу, не могу)
вместе со школьной грамматикой.
Истина — истинно – проверяется боем,
по ихнему — практикой.
К утру вернулись почти все:
и оловяый, и деревяый, и стекляый,
трое, если грить точно.
Не уберёгся один сверхсрочный.
Тут уж — не взирая на лица.
Служба есть служба, как грится.
Комментариев нет:
Отправить комментарий