О «Мастере и Маргарите»
Не так давно вышедший сериал «Мастер и Маргарита», горячо обсуждавшийся в СМИ, всколыхнул старые споры о трактовке и смыслах романа М. Булгакова. Внимание всех точек зрения, которые мы встречали, привлекали фигуры, собственно, не самих Мастера и Маргариты, а всех остальных персонажей: Воланда, Понтия Пилата, Иешуа и прочих. Нам это не совсем понятно: а почему? Булгаков вряд ли бы стал называть их именами произведение, над которым трудился целых 13 лет, если бы не задумывал изначально, так привело, по счастливой случайности или еще каким-либо другим образом, но получилось так, что роман получил странное и непонятное критикам его творчества название «Мастер и Маргарита»: не «Дьяволиада», не «Евангелие от Понтия Пилата», не «Парадоксы мистического дискурса», а так коротко и просто «Мастер. И. Маргарита».
Чем же всем господам критикам, исследователям и прочим праздношатающимся и праздно любопытствующим личностям не угодили эти светлые образы? Разве нужно быть особо одаренным, чтобы понимать, что роман «Мастер и Маргарита» - в первую очередь, о любви, а не о ее разрушителях, о ее творцах и Творце, а не о ее врагах? Пусть это и звучит глупо, но «Мастер и Маргарита» – в первую очередь – это история любви и о любви, и лишь во вторую – обо всем остальном.
Потому, думается мне, есть смысл спросить у всех тех, кто в разное время писал критические отзывы о произведении М. Булгакова и сериале В. Бортко: что Вы думаете о любви Мастера и Маргариты? Готов поспорить, что ничего или какую-нибудь несуразицу.
А может и что-то дельное?
Тогда, в таком случае, с вашего позволения разрешите начать.
Для начала нужно прояснить, что мы имели в виду под нашими нападками на незнакомых нам писателей и публицистов. Когда приходит на ум идея написать о таких столпах литературного жанра XX века, как о «Мастере и Маргарите», лично нам кажется корректнее взвешенная и тщательно продуманная критика, или, лучше сказать, не критика, а отзыв. Критиковать ведь проще, чем создавать, не так ли?
Вот перед вашим вниманием точка зрения проф. М. М. Дунаева, автора пятитомного труда «Православие и русская литература». Не будем детально ее рассматривать и цитировать, а лучше опишем ее в двух словах. Во-первых, профессор М. Дунаев чересчур обиженно отзывается о фигуре Иешуа-Иисуса, воспринимая саркастическую манеру описания исторических событий Булгаковым чуть ли не в собственный адрес. Здесь все ясно: так нельзя изображать Христа. Во-вторых, проф. Дунаев совершенно не стесняется называть вещи своими именами, утверждая, что «Воланд есть несомненный главный герой произведения» и что «роман Булгакова посвящен... Сатане». Что здесь скажешь – нужно быть более внимательным, изучая историю написания романа, и не подменять окончательный вариант написания романа его первоначальным замыслом. Да, Булгаков задумывал большое произведение о нечистой силе, но по непонятной иронии судьбы произведение получилось о любви, нечистая же сила в окончательном варианте романа отошла на задний план. Есть два суда – Суд Божий и суд неверных. Двое влюбленных оказались на втором суде, значит, они окажутся и на первом, справедливом, милосердном и благом.
Наконец, в-третьих, искренне удивляет то, как уважаемый профессор отзывается о Маргарите, которой в силу неких «особых присущих ей магических свойств» становится присуща энергия, необходимая для проведения «черной мессы». Профессор Дунаев, извините, но это вызывает смех: Маргарите присуща та же энергия, которой обладает любое любящее существо – от Гамлета до Анны Карениной. Это энергия добра, пронизывающая своими лучами не только непосредственное материальное окружение, но и кромешную тьму, надвигающуюся на нее.
Так что эта точка зрения, увы, нас не радует – она несостоятельна. Кроме истинного христианства, в мире существует много вещей, достойных нашего внимания. Вспомните, например, что говорил Фома Аквинский: у нас есть Божественное право основывать наши рассуждения на данных нашего опыта. Этой точки зрения придерживался и Иммануил Кант, с первых страниц «Критики чистого разума» заявивший о том, что «всякое наше познание начинается с опыта». Мысль верна, однако необходимо сделать здесь поправку: только познание нашего разума начинается с опыта, и если Кант согласен с тем, что мы состоим только из одного чистого разума, то тогда мы не будем спорить и согласимся.
Однако мы отвлеклись. Перед вами еще одна точка зрения – также профессора МДА – Н. К. Гаврюшина. Профессор обнаружил уже не магические и энергетические черты персонажей «Мастера и Маргариты», но также иудаистические и каббалистические мотивы, которые для него «вообще достаточно заметны». Фигура Маргариты проф. Гаврюшину более импонирует, чем проф. Дунаеву, и он отзывается о ней благосклонней. В его рассуждениях есть интересный нюанс: любовь Мастера и Маргариты бездетна, что профессор то ли ставит им в вину, то ли хвалит их за это, однако будто намекает на то, что они сами не хотят иметь детей. С другой стороны, разве это не их заслуга? Ведь они не просят их у Воланда и его свиты, да и сам Воланд не любит, когда у него что-то просят, когда говорит, что те, кто сильнее, «сами предложат».
Что же касается «полного идейного дальтонизма» М. Булгакова, в котором обвиняет его проф. Гаврюшин, то здесь у читателей также не должно быть недоразумений: время идейной зрячести и идейной слепоты закончилось двадцать лет назад. На суд читателей мы вынесем лишь заголовки произведений Булгакова «Мастер и Маргарита» и его критика Гаврюшина «Литостротон, или Мастер без Маргариты»[1].
О фигуре Мастера хорошо сказано в «Летописи русской философии» (редактор-составитель – проф. А. Ф. Замалеев) – Мастер обладает невиданной тоской по «высокому божественному», что «наделяет смыслом его смертное существование». Эта идея хороша: и Мастер, и Маргарита преисполнены любви такой силы, что оба ради нее (единственного источника их радости) готовы на все – вплоть до суда Воланда над их душами.
Другие точки зрения мы рассматривать не будем, они касаются частностей романа, а не его основного замысла, укажем лишь на исследования Э. Ренана, М. Йовановича, И. Галинской, а также на письма и воспоминания самого М. Булгакова, Е. С. Булгаковой, С. Ермолинского и пр.
Впервые с Мастером читатель знакомится в главе с некажущейся критикам странным названием «Явление героя». Он предстает как «бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос» таинственным посетителем. По его первому разговору с поэтом Бездомным мы можем убедиться, что это ранимый, открытый, застенчивый и немного доверчивый человек, не лишенный смелости и чувства такта. Он умеет поддержать разговор и говорит долго и увлекательно; рассказывает о своей встрече с Маргаритой и о чувствах к ней, которые он испытывал и испытывает, о жизненной драме, связанной с написанным романом о Понтие Пилате, и о «душевной болезни», приведшей его в «эту клинику».
Со знакомства с главной героиней начинается вторая глава романа. Маргариту повествователь описывает как красивую и умную женщину, обладающей прекрасным и богатым сердцем, слишком большим для этого мира. Она была птицей в клетке готического особняка, отдельного сада и денег, но не рвалась на волю, а ждала его – и ждала всю свою жизнь, – Мастера. Из дальнейшего хода повествования мы узнаем, что Маргарита щедра, благородна, нелюдима и целомудрена. Ее душа настолько истерзана, что она практически не задумываясь «лезет в какую-то странную историю», сулящую одни неприятности, загадки и мистификации.
После изумительных сцен натирания кремом и проявлений праведного гнева в доме критика Латунского мы видим Маргариту сидящей у кровати четырехлетнего мальчика, ласково разговаривающей с ним и убаюкивающей его. Когда Булгаков описывает сцену возвращения Маргариты в Москву, нам уже становится ясно, что она королева, перед которой все меркнет: прохожие становятся похожими друг на друга, московская обыденная жизнь – серой и скучной, меркнут даже Штраус и его оркестр, а также все приглашенные на бал темные персоны[2].
Бал не был развлечением для нее – у Маргариты постоянно кружится голова, движения становятся механическими (признак усталости), лицо «стянуло в неподвижную маску привета», силы не раз покидают ее. Но она мужественно возвращается к гостям, облетает зал за залом, терпит давящее ее отвращение к виду и запаху крови, не подавая никому виду о своей изможденности.
Из разговора Маргариты с Коровьевым мы можем убедиться, что королева обладает открытым сердцем, которое легко ранить и поразить, но куда также легко может проникнуть доброта и милосердие. Свита Воланда, таким образом, ставит людям в вину их жестокосердие. Также мы находим, что Маргарита с уважением относится к увлеченным людям, не любит грустить, не теряет достоинства и самообладания.
Но вот подходит сцена встречи Мастера и Маргариты.
Какие нужны слова, чтобы описать их встречу? Счастливые часов не наблюдают – ведь только после встречи с Мастером королева Марго обратила внимание на часы. Время остановилось – руками Воланда и сердцами влюбленных. Пение утренних воробьев поставило точку ее тревогам и волнениям: она почувствовала, что «душа ее в полном порядке», что знакомство с Воландом «не принесло ей никакого психического ущерба».
Наконец, «судьба Мастера и Маргариты определена»: они не заслужили света, но заслужили покой в адовой обители – таков им вынесен вердикт света, что осталось только привести в исполнение. Роль исполнителя, разумеется, досталась Азазелло – самому ответственному, молчаливому и волевому в свите Воланда. Отравитель действовал уверенно и четко – он идеальный палач, будто самой природой приговоренный к такой кажущейся нам кошмарной работе.
Мастер в последний раз обращается к городу, принесшему ему столько бед, но обида не душит его – она сменяется «горделивым равнодушием», предчувствием грядущего покоя.
Роман заканчивается освобождением Понтия Пилата и нежным шепотом двух влюбленных, которых наконец-то ничто не может разлучить. В Москве остались только «жертвы лунного света» и сама Луна, горделиво властвующая над смертными.
Что за загадку оставил нам М. Булгаков? Что перед нами, о чем этот роман? Мы уже говорили, о чем он, – этот роман о любви, трагичной и высокой, разрушающей и созидающей, прекрасной и чистой. Это не любовь Обломова к Ольге Ильинской, не любовь Базарова к Анне Одинцовой – это лишь ростки любви. Любовная история Мастера и Маргариты – нечеловеческая, неземная. Вот на что способен человек: взлелеять в себе ростки пробивающихся на свободу чувств, радоваться, как они крепнут, становясь сильнее, а когда на их место придет тоска – то свято верить в возвращение прежних счастливых чувств и дней. Когда же иссякнет и вера, то что же остается свободомыслящему существу, кроме как не надеяться на это возвращение, упрямо и стойко?
И горький опыт Мастера легко подтвердит наши догадки: когда чаша терпения полна, то лишь тогда вернется она – но не случайной прохожей, а королевой бала, пред которой склонялись великие мира сего.
Думаю, уместно в завершении будет процитировать высказывание Ф. М. Достоевского: «Любить – значит, видеть человека таким, каким его задумал Бог». Что в контексте данного эссе мы можем выразить и так: Мастер и Маргарита свято следовали идеалу своей любви, не абстрактной, но предельно конкретной, были решительны перед лицом опасности и за это были вознаграждены.
А «заслужат» они света тогда, когда полностью насладятся обществом друг друга.
[1] Литостротон – неофициальное название первого зала Московского Английского клуба (официальное – аванзал).
[2] На балу раскрывается тайна имени Маргариты, она – «жемчужина» этого бала.
Андрей Филиппов
Ответ Христа великому инквизитору
(по мотивам романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»)
…– Ты не веришь в Бога, – прибавил Алеша, но уже с чрезвычайною скорбью. Ему показалось к тому же, что брат смотрит на него с насмешкой. – Чем же кончается твоя поэма? – спросил он вдруг, смотря в землю, – или уж она кончена?
– Я хотел ее кончить так: когда инквизитор умолк, то некоторое время ждет, что пленник его ему ответит. Ему тяжело его молчание. Он видел, как узник всё время слушал его проникновенно и тихо, смотря ему прямо в глаза и, видимо, не желая ничего возражать. Старику хотелось бы, чтобы тот сказал ему что-нибудь, хотя бы и горькое, страшное. Но он вдруг молча приближается к старику и тихо целует его в его бескровные девяностолетние уста. Вот и весь ответ. Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит ему: «Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!» И выпускает его на «темные стогна града». Пленник уходит.
– Не может быть так, чтобы пленник ушел, не проронив ни слова, Иван.
– А что Он может ответить старику? Да и зачем Ему что-то говорить? Поэма кончена, и забудь о ней, как о больной фантазии студента, который двух стихов не написал.
– Нет, постой, нет, не кончена! – вскричал Алёша. – Ты изобразил Христа не как Бога, а как кроткого святого, вроде Франциска. Думаешь, Христу нечего ответить инквизитору? Позволь мне убрать это невозможное qui pro quo.
Представь себе, что Христос молча выслушал гневную отповедь больной души старого кардинала. К концу его речи Он уже не был кроток и ласков, каким был с горожанами Севильи, когда воскрешал девицу и благословлял народ, – теперь Он был хмур, взгляд Его стал грозным, и праведный гнев переполнял сердце Его. И тут Он заговорил.
«О, глупый, глупый старик! – начал Он. – Что ты возомнил о себе? Разве открылась тебе мудрость Божия во всей полноте своей? Что ты знаешь обо Мне и о Нем, который искушал Меня в пустыне? Где прежняя любовь твоя? Истинно говорю тебе: ты не познал ни одного из паствы твоей.
Я приходил в мир освободить людей – но для тебя ничто подвиг Мой. Ты говоришь: люди пришли и положили к ногам твоим свою свободу, так что же? Свобода, в которой рождается человек, хуже рабства, и прав ты, что лучше отдать человеку свободу свою – но кому? Ты так и не понял, что выбор человеку ставлю Я, так не лучше ли для него отдать Мне свободу свою, чтобы Я устроил путь его и позаботился о нем? Истинно говорю тебе: Я стократ отдам человеку свободу его. Мне не нужны рабы, но свободные, и только Я могу освободить их. Каким же образом собираешься ты исправить подвиг Мой? Власть развратила тебя. Ты забыл, что Я победил мир? Истинно говорю тебе: до часа суда каждого Я заставлю выбирать. Я жду, когда серп Мой пожнет причитающееся Мне, и зёрна будут отделены от плевел. Ты же хочешь встать между Мной и человеком и отстранить от него его выбор – как же ты это сделаешь?»
– Твой Христос будто не с кардиналом, а с Иовом разговаривает, – заметил Иван.
– Это Он его обличает. Но слушай дальше.
«Глупый, глупый старик! Люди почитают тебя за лета и облачения твои – это всё, что у тебя есть. Ты гол и нищ. Ты растерял всё золото, которое купил у меня, – и что получил ты взамен? Ложь, ложь и глупость! Я отверг искушения злого духа – ты думаешь, не в Моей власти накормить людей и отдавать приказы ангелам Божиим? Или думаешь ты, что не Мне принадлежат все богатства и царства земные? Я Царь царей, и вся власть от Меня и от Отца Моего, – или и это ты забыл? Сатана извратил учение Моё: не чудеса принёс Я в мир, а веру. Первое искушение было отвергнуто Мной, потому что Я рассудил, что лучше человеку быть голодным и насыщаться от Духа Святого, нежели сытым. Разве Отец Мой – Бог голодных? Но пусть вначале насытятся от небес, а потом от земли. Чудеса нужны маловерным, сильный в вере сам творит чудеса. Не то чудо, что Я исцелял больных, а то, что раньше того они поверили в Меня. Разве творил Я чудеса, чтобы зрелищами запугивать народ, обращая их таким образом в свою веру? Веры, веры Я жду от них, но не Моя вина в том, что путь обращения многих начинается с необъяснимого чуда, а их – их глаза не видят и уши не слышат, так не лучше ли, пусть и чудом, открыть их? Я пришел исцелять больных первородным грехом, как исцелил когда-то апостола Павла. Не для потехи и устрашения творил Я чудеса, а для того, чтобы зрячие прозревали и расслабленные вставали. Впрочем, неисповедимы пути Господни, и творил Я волю Отца Моего. Скажи мне теперь, кто из тех, кто пошел за Мной, остался голодным? Кого не накормил Я? Истинно говорю тебе: вначале хлеб небесный, потом земной.
Ты говоришь: люди – жалкие дети, но и тут ты не прав. Ты видишь в детях лишь то, что они глупы и неопытны, но кто мудр перед Отцом Моим? Я же говорил: будьте как дети и войдете в Царствие Небесное – разве о детской наивности я говорил? Нет! Дети веселы и беззаботны и чисты. Фарисей, сам пропадаешь, и их вместе с собой губишь, и потому на тебе больше греха. Велико ли дело увлечь их за собой и погубить их? Ты говоришь, что любишь их, – и это ложь! Разве ради любви к людям ты исправляешь подвиг Мой? Если бы любил ты их, то пошел бы за Мной, а они за тобой, и для каждого Отец нашел бы место в Царствии Небесном. Но нет, не жизни ты их хочешь, а погибели. Ты говоришь, что люди созданы так, что они сбиваются в стадо, и спасутся они или нет, так уж непременно все вместе. Глупый, глупый старик! Ты видишь в них одно звериное и топчешь их подобие. Звери пусть идут за Зверем, а люди – за Сыном Человеческим. Твои зверолюди – антропофаги, им нужны хлеба и зрелища, и общество твоё – муравейник и Вавилон. Да, человек слаб, но силён верой, и в каждом из людей есть звериное и человеческое. И что, ты предлагаешь затоптать человеческое в угоду звериному?
Я отверг второе искушение, потому что не тайным знанием Я действовал, как маги и чародеи, а Истиной. Истину Я предлагаю людям взамен их житейской мудрости. Ты говоришь: не нужна человеку Твоя Истина, а Я говорю, что нет ничего, кроме Истины и истинного, – всё тлен! Против твоих знамён, на которых будет написано «Тайна!» Я выставлю Свои, и на них будет начертано «Истина!» Человеку не дано знать того, что знаю Я, но каждому, кто готов и жаждет узнать Истину, каждому Я открою её. И войско твоё будет побеждено, потому что для Меня нет тайн, и тайны ваши Я знаю, и дела, которые замышляете вы, Мне известны, но будете вы побеждены Истиной, Которая не скрывается и не прячется и не окутывает себя таинственным ореолом, но каждому открывается, и каждый может испить из её Источника. Ты же хочешь засыпать Источник и на его месте построить амбар, куда люди будут приносить хлеб, а вы их будете кормить, как ручных зверей, дрессировать, сажать их в клетки. Так для чего же Я приходил? Для чего Я нёс Истину? Лишь тот, кто испил из её Источника, становится как ребёнок и тогда только может войти в Царствие Небесное. Твои же люди – не дети, а щенки. Глупый, глупый старик!»
– Постой, о чём ты говоришь? – спросил вдруг Иван.
– О том, что Богу нечего скрывать и не надо скрываться. Он открыт для каждого, кто к Нему обращается. Ты не веришь в Бога, – добавил вдруг Алёша, и на его щеке появилась слеза, – вот Он и не открывается тебе.
– Может, что и так… Бог с ним, продолжай.
«Никакие царства мира и слава их не может затмить Мою любовь к Отцу Моему. Разве мог я Его предать? Да и что, скажи Мне, неразумный кардинал, не может дать Мне Отец, но сможет страшный и умный дух? Нет для меня другого авторитета, кроме Отца Моего. Его слова достаточно, чтобы все царства и цари пали предо мной, и будет так в последний день. Но до того Я даю им свободу и время, чтобы были искушаемы и мучимы твоим духом, время, необходимое для отделения овец от волков. Планы твои мне ясны. Но не хочу Я действовать авторитетом, но любовью. Вот три силы, могущие задавить твоих слабосильных бунтовщиков: это Вера, Истина и Любовь. Отец не относится к детям как тиран или дрессировщик, Ему не нужен ни кнут, ни пряник, Он не политик, а Отец, бесконечно любящий детей Своих. Ты говоришь: мы прикроемся Именем Твоим, чтобы скрыть от людей правду, а своей правды у тебя нет, только ложь, ложь и непомерная, нечеловеческая гордыня. О, глупый, глупый старик! Ты говоришь: вы служите Ему, и эта ваша главная тайна, за это Вы навсегда лишитесь Источника Истины и будете скрежетать во мраке и смраде, где плач и скрежет зубов. На Вере, Истине и Любви зиждется Церковь Моя. Кто имеет хоть каплю веры, тот будет со Мной; кто несёт хоть каплю Истины, тот будет со Мной, ибо Я есть Истина; в ком есть хоть толика любви, того смогу Я принять в Царствие Моё. Не все в твоём стаде, соблазнившиеся твоим учением, зверолюди, пусть многие по слепоте своей и поклонятся Зверю. Если найду Я хоть каплю Веры, Истины и Любви в них, то заберу этих овец из твоего стада, и не будет знать сердце Моё покоя, пока заговорщики не останутся в горьком одиночестве и не получат по заслугам своим. Где есть Отец, там есть и дети, и в союзе и соборности семья непобедима. Не тешь себя напрасными надеждами, старик!
Оглянись, огонь лижет стопы твои: ты идешь по огню, прикрытому обманчивым пеплом. Напрасно ты думаешь, что твой дух поощрит тебя. Или ты забыл, что он предатель и человекоубийца? Ты мертв, но знаю, что после тебя придут твои продолжатели. Не люди заговорщики и бунтовщики, а вы. Вы хотите войны – вы сполна получите её, но не надейтесь на милость Божию – она не для вас. Не Я развязал эту войну, но меч Мой остр, и войско Моё готово. Ты говоришь: человек слаб и подл, подожди, и ты увидишь, на что способен человек. Мои ученики – они ли слабы и подлы? Замученные твоим кесарем, раздираемые дикими зверями в Колизее христиане, – они ли слабы и подлы? В каждом из людей живет воин, готовый с пламенем в сердце умереть за то, во что он верит. Нет, твои кесари слабы и подлы, и по их вине пал великий Рим. Из каждого колена Я взял по двенадцать тысяч тех, кто сможет управлять грядущим Царствием Духа, достойнейшие и славнейшие из людей, тех, за кем пошли и пойдут миллионы. Среди них не только отшельники-пустынножители, среди них кесари и мудрецы, книжники и поэты, пророки и святые, верно служащие Господу своему и избранные от сотворения мира. В них огонь небес, они зажигают сердца людей пламенем любви к Богу и ближним своим.
Глупый, глупый старик! Ты забыл, что придёт время, и камня на камне не останется от всего сотворённого руками человека. Вечно лишь то, что создал Бог и создано по слову Его. Незаметно приду Я в города ваши, где по вашей указке люди едят и пьют, живут с жёнами и любовницами и беззаботно проводят время своё, и с каждого спрошу Я по делам его. Вы будете держать в страхе ваше многомиллионное стадо, но не страх переполняет сердца их, а глупость и неразумие, но однажды я покажу им Истину. В вас, в ваших сердцах живёт страх перед Истиной, но не тот благоговейный страх, что испытывает верующая душа перед Богом своим, а звериный ужас, переполняющий ночных существ при появлении утренних лучей. Какой спрос с твоего стада? Я и Он станут на разные берега реки, и овцы мои приплывут ко Мне, а звери – к Нему. Но борьба продолжается в каждом сердце человека, и даже после того, как воздвигнутся стены Сиона и неверные будут выброшены во тьму внешнюю, даже и тогда верные Мне смогут увлекать в Мой город раскаявшихся душ, ибо невозможно, слышишь, старик, невозможно исправить подвиг Мой! Можно солгать, обольстить, оклеветать, увлечь робкие и невинные души, но не вами они созданы, не вам они и принадлежат.
Ты говоришь, что у человека нет заботы мучительнее, как найти того, кому передать дар свободы, с которым человек рождается, но человек не рождается свободным. От кого или от чего он свободен? Истинно говорю тебе: человек рождается свободным от добра и Причины добра – зачем ему эта свобода? Я приходил в мир, чтобы освободить человека от зла и источников его, и ради этого совершил Я подвиг Свой. Любой, кто примет жертву Мою, будет свободен. Ты же хочешь не прикрыться именем Моим и, верша дела свои, исправлять подвиг Мой, а скрыть от них Моё пришествие, сделать так, чтобы человек не узнал обо Мне. Ты хочешь вырастить поколения, которые не будут знать обо Мне, и, движимые первобытными инстинктами, обожествили бы сильнейшее известное им существо. О, и не одно существо, а целый пантеон! Там и Зверь, выходящий из моря, и Зверь, исходящий от земли, и вавилонская блудница, и целый сонм служащих им существ, жаждущих власти и насилия. Никто не сможет сравниться с ними на земле, власть их не будет знать границ, вся земля будет подчинена им и будет залита кровью. И соберут они великое войско, число которого тьма тем, и пошлют богохульства небесам, но будут они побеждены. Истинно говорю тебе: настанет час, и последний выживший падёт. Но после будет основано новое Царство, основанное на Вере, Истине и Любви.
Пред кем, глупец, склонил ты голову свою? Нет, не людям нужны чудо, тайна и авторитет, а тебе. В тебе живёт вера в то, что будет написано на знамени твоём. Ты обольстился и обольстишь чудесами, ты преклонился перед тайной, тебе, тебе нужен Его авторитет! Бог дал тебе несметные сокровища души твоей, и пришло время спросить их с тебя, но где они? Ты отдал их Ему, и как хищный зверь он проглотил их без остатка. С чем же остался ты, голый, нищий и глупый старик? Посмотри на дух свой – он горькими слезами обливается на небесах. Нищее, жалкое подобие, недостойное образа своего, вот что Я вижу перед собой, а не политика, хитрой теорией увлекающего народ за собой! Я пришёл неслучайно, ведь не думаешь же ты, что ты привёл Меня к себе? Глупец, ты на Моём суде, и ждёт тебя погибель вечная. Я всё сказал. Аминь».
– Ай да молодец! – вскричал Иван. – Браво, молитвенник, всё переврал! Чем же ты закончишь поэму? Умирает старик?
– Да, умирает.
– А Христос?
– Он исчезает, и толпа Его больше не увидит. Вот тебе мой конец поэмы.
Иван молча глядел на него…
Не так давно вышедший сериал «Мастер и Маргарита», горячо обсуждавшийся в СМИ, всколыхнул старые споры о трактовке и смыслах романа М. Булгакова. Внимание всех точек зрения, которые мы встречали, привлекали фигуры, собственно, не самих Мастера и Маргариты, а всех остальных персонажей: Воланда, Понтия Пилата, Иешуа и прочих. Нам это не совсем понятно: а почему? Булгаков вряд ли бы стал называть их именами произведение, над которым трудился целых 13 лет, если бы не задумывал изначально, так привело, по счастливой случайности или еще каким-либо другим образом, но получилось так, что роман получил странное и непонятное критикам его творчества название «Мастер и Маргарита»: не «Дьяволиада», не «Евангелие от Понтия Пилата», не «Парадоксы мистического дискурса», а так коротко и просто «Мастер. И. Маргарита».
Чем же всем господам критикам, исследователям и прочим праздношатающимся и праздно любопытствующим личностям не угодили эти светлые образы? Разве нужно быть особо одаренным, чтобы понимать, что роман «Мастер и Маргарита» - в первую очередь, о любви, а не о ее разрушителях, о ее творцах и Творце, а не о ее врагах? Пусть это и звучит глупо, но «Мастер и Маргарита» – в первую очередь – это история любви и о любви, и лишь во вторую – обо всем остальном.
Потому, думается мне, есть смысл спросить у всех тех, кто в разное время писал критические отзывы о произведении М. Булгакова и сериале В. Бортко: что Вы думаете о любви Мастера и Маргариты? Готов поспорить, что ничего или какую-нибудь несуразицу.
А может и что-то дельное?
Тогда, в таком случае, с вашего позволения разрешите начать.
Для начала нужно прояснить, что мы имели в виду под нашими нападками на незнакомых нам писателей и публицистов. Когда приходит на ум идея написать о таких столпах литературного жанра XX века, как о «Мастере и Маргарите», лично нам кажется корректнее взвешенная и тщательно продуманная критика, или, лучше сказать, не критика, а отзыв. Критиковать ведь проще, чем создавать, не так ли?
Вот перед вашим вниманием точка зрения проф. М. М. Дунаева, автора пятитомного труда «Православие и русская литература». Не будем детально ее рассматривать и цитировать, а лучше опишем ее в двух словах. Во-первых, профессор М. Дунаев чересчур обиженно отзывается о фигуре Иешуа-Иисуса, воспринимая саркастическую манеру описания исторических событий Булгаковым чуть ли не в собственный адрес. Здесь все ясно: так нельзя изображать Христа. Во-вторых, проф. Дунаев совершенно не стесняется называть вещи своими именами, утверждая, что «Воланд есть несомненный главный герой произведения» и что «роман Булгакова посвящен... Сатане». Что здесь скажешь – нужно быть более внимательным, изучая историю написания романа, и не подменять окончательный вариант написания романа его первоначальным замыслом. Да, Булгаков задумывал большое произведение о нечистой силе, но по непонятной иронии судьбы произведение получилось о любви, нечистая же сила в окончательном варианте романа отошла на задний план. Есть два суда – Суд Божий и суд неверных. Двое влюбленных оказались на втором суде, значит, они окажутся и на первом, справедливом, милосердном и благом.
Наконец, в-третьих, искренне удивляет то, как уважаемый профессор отзывается о Маргарите, которой в силу неких «особых присущих ей магических свойств» становится присуща энергия, необходимая для проведения «черной мессы». Профессор Дунаев, извините, но это вызывает смех: Маргарите присуща та же энергия, которой обладает любое любящее существо – от Гамлета до Анны Карениной. Это энергия добра, пронизывающая своими лучами не только непосредственное материальное окружение, но и кромешную тьму, надвигающуюся на нее.
Так что эта точка зрения, увы, нас не радует – она несостоятельна. Кроме истинного христианства, в мире существует много вещей, достойных нашего внимания. Вспомните, например, что говорил Фома Аквинский: у нас есть Божественное право основывать наши рассуждения на данных нашего опыта. Этой точки зрения придерживался и Иммануил Кант, с первых страниц «Критики чистого разума» заявивший о том, что «всякое наше познание начинается с опыта». Мысль верна, однако необходимо сделать здесь поправку: только познание нашего разума начинается с опыта, и если Кант согласен с тем, что мы состоим только из одного чистого разума, то тогда мы не будем спорить и согласимся.
Однако мы отвлеклись. Перед вами еще одна точка зрения – также профессора МДА – Н. К. Гаврюшина. Профессор обнаружил уже не магические и энергетические черты персонажей «Мастера и Маргариты», но также иудаистические и каббалистические мотивы, которые для него «вообще достаточно заметны». Фигура Маргариты проф. Гаврюшину более импонирует, чем проф. Дунаеву, и он отзывается о ней благосклонней. В его рассуждениях есть интересный нюанс: любовь Мастера и Маргариты бездетна, что профессор то ли ставит им в вину, то ли хвалит их за это, однако будто намекает на то, что они сами не хотят иметь детей. С другой стороны, разве это не их заслуга? Ведь они не просят их у Воланда и его свиты, да и сам Воланд не любит, когда у него что-то просят, когда говорит, что те, кто сильнее, «сами предложат».
Что же касается «полного идейного дальтонизма» М. Булгакова, в котором обвиняет его проф. Гаврюшин, то здесь у читателей также не должно быть недоразумений: время идейной зрячести и идейной слепоты закончилось двадцать лет назад. На суд читателей мы вынесем лишь заголовки произведений Булгакова «Мастер и Маргарита» и его критика Гаврюшина «Литостротон, или Мастер без Маргариты»[1].
О фигуре Мастера хорошо сказано в «Летописи русской философии» (редактор-составитель – проф. А. Ф. Замалеев) – Мастер обладает невиданной тоской по «высокому божественному», что «наделяет смыслом его смертное существование». Эта идея хороша: и Мастер, и Маргарита преисполнены любви такой силы, что оба ради нее (единственного источника их радости) готовы на все – вплоть до суда Воланда над их душами.
Другие точки зрения мы рассматривать не будем, они касаются частностей романа, а не его основного замысла, укажем лишь на исследования Э. Ренана, М. Йовановича, И. Галинской, а также на письма и воспоминания самого М. Булгакова, Е. С. Булгаковой, С. Ермолинского и пр.
Впервые с Мастером читатель знакомится в главе с некажущейся критикам странным названием «Явление героя». Он предстает как «бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос» таинственным посетителем. По его первому разговору с поэтом Бездомным мы можем убедиться, что это ранимый, открытый, застенчивый и немного доверчивый человек, не лишенный смелости и чувства такта. Он умеет поддержать разговор и говорит долго и увлекательно; рассказывает о своей встрече с Маргаритой и о чувствах к ней, которые он испытывал и испытывает, о жизненной драме, связанной с написанным романом о Понтие Пилате, и о «душевной болезни», приведшей его в «эту клинику».
Со знакомства с главной героиней начинается вторая глава романа. Маргариту повествователь описывает как красивую и умную женщину, обладающей прекрасным и богатым сердцем, слишком большим для этого мира. Она была птицей в клетке готического особняка, отдельного сада и денег, но не рвалась на волю, а ждала его – и ждала всю свою жизнь, – Мастера. Из дальнейшего хода повествования мы узнаем, что Маргарита щедра, благородна, нелюдима и целомудрена. Ее душа настолько истерзана, что она практически не задумываясь «лезет в какую-то странную историю», сулящую одни неприятности, загадки и мистификации.
После изумительных сцен натирания кремом и проявлений праведного гнева в доме критика Латунского мы видим Маргариту сидящей у кровати четырехлетнего мальчика, ласково разговаривающей с ним и убаюкивающей его. Когда Булгаков описывает сцену возвращения Маргариты в Москву, нам уже становится ясно, что она королева, перед которой все меркнет: прохожие становятся похожими друг на друга, московская обыденная жизнь – серой и скучной, меркнут даже Штраус и его оркестр, а также все приглашенные на бал темные персоны[2].
Бал не был развлечением для нее – у Маргариты постоянно кружится голова, движения становятся механическими (признак усталости), лицо «стянуло в неподвижную маску привета», силы не раз покидают ее. Но она мужественно возвращается к гостям, облетает зал за залом, терпит давящее ее отвращение к виду и запаху крови, не подавая никому виду о своей изможденности.
Из разговора Маргариты с Коровьевым мы можем убедиться, что королева обладает открытым сердцем, которое легко ранить и поразить, но куда также легко может проникнуть доброта и милосердие. Свита Воланда, таким образом, ставит людям в вину их жестокосердие. Также мы находим, что Маргарита с уважением относится к увлеченным людям, не любит грустить, не теряет достоинства и самообладания.
Но вот подходит сцена встречи Мастера и Маргариты.
Какие нужны слова, чтобы описать их встречу? Счастливые часов не наблюдают – ведь только после встречи с Мастером королева Марго обратила внимание на часы. Время остановилось – руками Воланда и сердцами влюбленных. Пение утренних воробьев поставило точку ее тревогам и волнениям: она почувствовала, что «душа ее в полном порядке», что знакомство с Воландом «не принесло ей никакого психического ущерба».
Наконец, «судьба Мастера и Маргариты определена»: они не заслужили света, но заслужили покой в адовой обители – таков им вынесен вердикт света, что осталось только привести в исполнение. Роль исполнителя, разумеется, досталась Азазелло – самому ответственному, молчаливому и волевому в свите Воланда. Отравитель действовал уверенно и четко – он идеальный палач, будто самой природой приговоренный к такой кажущейся нам кошмарной работе.
Мастер в последний раз обращается к городу, принесшему ему столько бед, но обида не душит его – она сменяется «горделивым равнодушием», предчувствием грядущего покоя.
Роман заканчивается освобождением Понтия Пилата и нежным шепотом двух влюбленных, которых наконец-то ничто не может разлучить. В Москве остались только «жертвы лунного света» и сама Луна, горделиво властвующая над смертными.
Что за загадку оставил нам М. Булгаков? Что перед нами, о чем этот роман? Мы уже говорили, о чем он, – этот роман о любви, трагичной и высокой, разрушающей и созидающей, прекрасной и чистой. Это не любовь Обломова к Ольге Ильинской, не любовь Базарова к Анне Одинцовой – это лишь ростки любви. Любовная история Мастера и Маргариты – нечеловеческая, неземная. Вот на что способен человек: взлелеять в себе ростки пробивающихся на свободу чувств, радоваться, как они крепнут, становясь сильнее, а когда на их место придет тоска – то свято верить в возвращение прежних счастливых чувств и дней. Когда же иссякнет и вера, то что же остается свободомыслящему существу, кроме как не надеяться на это возвращение, упрямо и стойко?
И горький опыт Мастера легко подтвердит наши догадки: когда чаша терпения полна, то лишь тогда вернется она – но не случайной прохожей, а королевой бала, пред которой склонялись великие мира сего.
Думаю, уместно в завершении будет процитировать высказывание Ф. М. Достоевского: «Любить – значит, видеть человека таким, каким его задумал Бог». Что в контексте данного эссе мы можем выразить и так: Мастер и Маргарита свято следовали идеалу своей любви, не абстрактной, но предельно конкретной, были решительны перед лицом опасности и за это были вознаграждены.
А «заслужат» они света тогда, когда полностью насладятся обществом друг друга.
[1] Литостротон – неофициальное название первого зала Московского Английского клуба (официальное – аванзал).
[2] На балу раскрывается тайна имени Маргариты, она – «жемчужина» этого бала.
Андрей Филиппов
Ответ Христа великому инквизитору
(по мотивам романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»)
…– Ты не веришь в Бога, – прибавил Алеша, но уже с чрезвычайною скорбью. Ему показалось к тому же, что брат смотрит на него с насмешкой. – Чем же кончается твоя поэма? – спросил он вдруг, смотря в землю, – или уж она кончена?
– Я хотел ее кончить так: когда инквизитор умолк, то некоторое время ждет, что пленник его ему ответит. Ему тяжело его молчание. Он видел, как узник всё время слушал его проникновенно и тихо, смотря ему прямо в глаза и, видимо, не желая ничего возражать. Старику хотелось бы, чтобы тот сказал ему что-нибудь, хотя бы и горькое, страшное. Но он вдруг молча приближается к старику и тихо целует его в его бескровные девяностолетние уста. Вот и весь ответ. Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит ему: «Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!» И выпускает его на «темные стогна града». Пленник уходит.
– Не может быть так, чтобы пленник ушел, не проронив ни слова, Иван.
– А что Он может ответить старику? Да и зачем Ему что-то говорить? Поэма кончена, и забудь о ней, как о больной фантазии студента, который двух стихов не написал.
– Нет, постой, нет, не кончена! – вскричал Алёша. – Ты изобразил Христа не как Бога, а как кроткого святого, вроде Франциска. Думаешь, Христу нечего ответить инквизитору? Позволь мне убрать это невозможное qui pro quo.
Представь себе, что Христос молча выслушал гневную отповедь больной души старого кардинала. К концу его речи Он уже не был кроток и ласков, каким был с горожанами Севильи, когда воскрешал девицу и благословлял народ, – теперь Он был хмур, взгляд Его стал грозным, и праведный гнев переполнял сердце Его. И тут Он заговорил.
«О, глупый, глупый старик! – начал Он. – Что ты возомнил о себе? Разве открылась тебе мудрость Божия во всей полноте своей? Что ты знаешь обо Мне и о Нем, который искушал Меня в пустыне? Где прежняя любовь твоя? Истинно говорю тебе: ты не познал ни одного из паствы твоей.
Я приходил в мир освободить людей – но для тебя ничто подвиг Мой. Ты говоришь: люди пришли и положили к ногам твоим свою свободу, так что же? Свобода, в которой рождается человек, хуже рабства, и прав ты, что лучше отдать человеку свободу свою – но кому? Ты так и не понял, что выбор человеку ставлю Я, так не лучше ли для него отдать Мне свободу свою, чтобы Я устроил путь его и позаботился о нем? Истинно говорю тебе: Я стократ отдам человеку свободу его. Мне не нужны рабы, но свободные, и только Я могу освободить их. Каким же образом собираешься ты исправить подвиг Мой? Власть развратила тебя. Ты забыл, что Я победил мир? Истинно говорю тебе: до часа суда каждого Я заставлю выбирать. Я жду, когда серп Мой пожнет причитающееся Мне, и зёрна будут отделены от плевел. Ты же хочешь встать между Мной и человеком и отстранить от него его выбор – как же ты это сделаешь?»
– Твой Христос будто не с кардиналом, а с Иовом разговаривает, – заметил Иван.
– Это Он его обличает. Но слушай дальше.
«Глупый, глупый старик! Люди почитают тебя за лета и облачения твои – это всё, что у тебя есть. Ты гол и нищ. Ты растерял всё золото, которое купил у меня, – и что получил ты взамен? Ложь, ложь и глупость! Я отверг искушения злого духа – ты думаешь, не в Моей власти накормить людей и отдавать приказы ангелам Божиим? Или думаешь ты, что не Мне принадлежат все богатства и царства земные? Я Царь царей, и вся власть от Меня и от Отца Моего, – или и это ты забыл? Сатана извратил учение Моё: не чудеса принёс Я в мир, а веру. Первое искушение было отвергнуто Мной, потому что Я рассудил, что лучше человеку быть голодным и насыщаться от Духа Святого, нежели сытым. Разве Отец Мой – Бог голодных? Но пусть вначале насытятся от небес, а потом от земли. Чудеса нужны маловерным, сильный в вере сам творит чудеса. Не то чудо, что Я исцелял больных, а то, что раньше того они поверили в Меня. Разве творил Я чудеса, чтобы зрелищами запугивать народ, обращая их таким образом в свою веру? Веры, веры Я жду от них, но не Моя вина в том, что путь обращения многих начинается с необъяснимого чуда, а их – их глаза не видят и уши не слышат, так не лучше ли, пусть и чудом, открыть их? Я пришел исцелять больных первородным грехом, как исцелил когда-то апостола Павла. Не для потехи и устрашения творил Я чудеса, а для того, чтобы зрячие прозревали и расслабленные вставали. Впрочем, неисповедимы пути Господни, и творил Я волю Отца Моего. Скажи мне теперь, кто из тех, кто пошел за Мной, остался голодным? Кого не накормил Я? Истинно говорю тебе: вначале хлеб небесный, потом земной.
Ты говоришь: люди – жалкие дети, но и тут ты не прав. Ты видишь в детях лишь то, что они глупы и неопытны, но кто мудр перед Отцом Моим? Я же говорил: будьте как дети и войдете в Царствие Небесное – разве о детской наивности я говорил? Нет! Дети веселы и беззаботны и чисты. Фарисей, сам пропадаешь, и их вместе с собой губишь, и потому на тебе больше греха. Велико ли дело увлечь их за собой и погубить их? Ты говоришь, что любишь их, – и это ложь! Разве ради любви к людям ты исправляешь подвиг Мой? Если бы любил ты их, то пошел бы за Мной, а они за тобой, и для каждого Отец нашел бы место в Царствии Небесном. Но нет, не жизни ты их хочешь, а погибели. Ты говоришь, что люди созданы так, что они сбиваются в стадо, и спасутся они или нет, так уж непременно все вместе. Глупый, глупый старик! Ты видишь в них одно звериное и топчешь их подобие. Звери пусть идут за Зверем, а люди – за Сыном Человеческим. Твои зверолюди – антропофаги, им нужны хлеба и зрелища, и общество твоё – муравейник и Вавилон. Да, человек слаб, но силён верой, и в каждом из людей есть звериное и человеческое. И что, ты предлагаешь затоптать человеческое в угоду звериному?
Я отверг второе искушение, потому что не тайным знанием Я действовал, как маги и чародеи, а Истиной. Истину Я предлагаю людям взамен их житейской мудрости. Ты говоришь: не нужна человеку Твоя Истина, а Я говорю, что нет ничего, кроме Истины и истинного, – всё тлен! Против твоих знамён, на которых будет написано «Тайна!» Я выставлю Свои, и на них будет начертано «Истина!» Человеку не дано знать того, что знаю Я, но каждому, кто готов и жаждет узнать Истину, каждому Я открою её. И войско твоё будет побеждено, потому что для Меня нет тайн, и тайны ваши Я знаю, и дела, которые замышляете вы, Мне известны, но будете вы побеждены Истиной, Которая не скрывается и не прячется и не окутывает себя таинственным ореолом, но каждому открывается, и каждый может испить из её Источника. Ты же хочешь засыпать Источник и на его месте построить амбар, куда люди будут приносить хлеб, а вы их будете кормить, как ручных зверей, дрессировать, сажать их в клетки. Так для чего же Я приходил? Для чего Я нёс Истину? Лишь тот, кто испил из её Источника, становится как ребёнок и тогда только может войти в Царствие Небесное. Твои же люди – не дети, а щенки. Глупый, глупый старик!»
– Постой, о чём ты говоришь? – спросил вдруг Иван.
– О том, что Богу нечего скрывать и не надо скрываться. Он открыт для каждого, кто к Нему обращается. Ты не веришь в Бога, – добавил вдруг Алёша, и на его щеке появилась слеза, – вот Он и не открывается тебе.
– Может, что и так… Бог с ним, продолжай.
«Никакие царства мира и слава их не может затмить Мою любовь к Отцу Моему. Разве мог я Его предать? Да и что, скажи Мне, неразумный кардинал, не может дать Мне Отец, но сможет страшный и умный дух? Нет для меня другого авторитета, кроме Отца Моего. Его слова достаточно, чтобы все царства и цари пали предо мной, и будет так в последний день. Но до того Я даю им свободу и время, чтобы были искушаемы и мучимы твоим духом, время, необходимое для отделения овец от волков. Планы твои мне ясны. Но не хочу Я действовать авторитетом, но любовью. Вот три силы, могущие задавить твоих слабосильных бунтовщиков: это Вера, Истина и Любовь. Отец не относится к детям как тиран или дрессировщик, Ему не нужен ни кнут, ни пряник, Он не политик, а Отец, бесконечно любящий детей Своих. Ты говоришь: мы прикроемся Именем Твоим, чтобы скрыть от людей правду, а своей правды у тебя нет, только ложь, ложь и непомерная, нечеловеческая гордыня. О, глупый, глупый старик! Ты говоришь: вы служите Ему, и эта ваша главная тайна, за это Вы навсегда лишитесь Источника Истины и будете скрежетать во мраке и смраде, где плач и скрежет зубов. На Вере, Истине и Любви зиждется Церковь Моя. Кто имеет хоть каплю веры, тот будет со Мной; кто несёт хоть каплю Истины, тот будет со Мной, ибо Я есть Истина; в ком есть хоть толика любви, того смогу Я принять в Царствие Моё. Не все в твоём стаде, соблазнившиеся твоим учением, зверолюди, пусть многие по слепоте своей и поклонятся Зверю. Если найду Я хоть каплю Веры, Истины и Любви в них, то заберу этих овец из твоего стада, и не будет знать сердце Моё покоя, пока заговорщики не останутся в горьком одиночестве и не получат по заслугам своим. Где есть Отец, там есть и дети, и в союзе и соборности семья непобедима. Не тешь себя напрасными надеждами, старик!
Оглянись, огонь лижет стопы твои: ты идешь по огню, прикрытому обманчивым пеплом. Напрасно ты думаешь, что твой дух поощрит тебя. Или ты забыл, что он предатель и человекоубийца? Ты мертв, но знаю, что после тебя придут твои продолжатели. Не люди заговорщики и бунтовщики, а вы. Вы хотите войны – вы сполна получите её, но не надейтесь на милость Божию – она не для вас. Не Я развязал эту войну, но меч Мой остр, и войско Моё готово. Ты говоришь: человек слаб и подл, подожди, и ты увидишь, на что способен человек. Мои ученики – они ли слабы и подлы? Замученные твоим кесарем, раздираемые дикими зверями в Колизее христиане, – они ли слабы и подлы? В каждом из людей живет воин, готовый с пламенем в сердце умереть за то, во что он верит. Нет, твои кесари слабы и подлы, и по их вине пал великий Рим. Из каждого колена Я взял по двенадцать тысяч тех, кто сможет управлять грядущим Царствием Духа, достойнейшие и славнейшие из людей, тех, за кем пошли и пойдут миллионы. Среди них не только отшельники-пустынножители, среди них кесари и мудрецы, книжники и поэты, пророки и святые, верно служащие Господу своему и избранные от сотворения мира. В них огонь небес, они зажигают сердца людей пламенем любви к Богу и ближним своим.
Глупый, глупый старик! Ты забыл, что придёт время, и камня на камне не останется от всего сотворённого руками человека. Вечно лишь то, что создал Бог и создано по слову Его. Незаметно приду Я в города ваши, где по вашей указке люди едят и пьют, живут с жёнами и любовницами и беззаботно проводят время своё, и с каждого спрошу Я по делам его. Вы будете держать в страхе ваше многомиллионное стадо, но не страх переполняет сердца их, а глупость и неразумие, но однажды я покажу им Истину. В вас, в ваших сердцах живёт страх перед Истиной, но не тот благоговейный страх, что испытывает верующая душа перед Богом своим, а звериный ужас, переполняющий ночных существ при появлении утренних лучей. Какой спрос с твоего стада? Я и Он станут на разные берега реки, и овцы мои приплывут ко Мне, а звери – к Нему. Но борьба продолжается в каждом сердце человека, и даже после того, как воздвигнутся стены Сиона и неверные будут выброшены во тьму внешнюю, даже и тогда верные Мне смогут увлекать в Мой город раскаявшихся душ, ибо невозможно, слышишь, старик, невозможно исправить подвиг Мой! Можно солгать, обольстить, оклеветать, увлечь робкие и невинные души, но не вами они созданы, не вам они и принадлежат.
Ты говоришь, что у человека нет заботы мучительнее, как найти того, кому передать дар свободы, с которым человек рождается, но человек не рождается свободным. От кого или от чего он свободен? Истинно говорю тебе: человек рождается свободным от добра и Причины добра – зачем ему эта свобода? Я приходил в мир, чтобы освободить человека от зла и источников его, и ради этого совершил Я подвиг Свой. Любой, кто примет жертву Мою, будет свободен. Ты же хочешь не прикрыться именем Моим и, верша дела свои, исправлять подвиг Мой, а скрыть от них Моё пришествие, сделать так, чтобы человек не узнал обо Мне. Ты хочешь вырастить поколения, которые не будут знать обо Мне, и, движимые первобытными инстинктами, обожествили бы сильнейшее известное им существо. О, и не одно существо, а целый пантеон! Там и Зверь, выходящий из моря, и Зверь, исходящий от земли, и вавилонская блудница, и целый сонм служащих им существ, жаждущих власти и насилия. Никто не сможет сравниться с ними на земле, власть их не будет знать границ, вся земля будет подчинена им и будет залита кровью. И соберут они великое войско, число которого тьма тем, и пошлют богохульства небесам, но будут они побеждены. Истинно говорю тебе: настанет час, и последний выживший падёт. Но после будет основано новое Царство, основанное на Вере, Истине и Любви.
Пред кем, глупец, склонил ты голову свою? Нет, не людям нужны чудо, тайна и авторитет, а тебе. В тебе живёт вера в то, что будет написано на знамени твоём. Ты обольстился и обольстишь чудесами, ты преклонился перед тайной, тебе, тебе нужен Его авторитет! Бог дал тебе несметные сокровища души твоей, и пришло время спросить их с тебя, но где они? Ты отдал их Ему, и как хищный зверь он проглотил их без остатка. С чем же остался ты, голый, нищий и глупый старик? Посмотри на дух свой – он горькими слезами обливается на небесах. Нищее, жалкое подобие, недостойное образа своего, вот что Я вижу перед собой, а не политика, хитрой теорией увлекающего народ за собой! Я пришёл неслучайно, ведь не думаешь же ты, что ты привёл Меня к себе? Глупец, ты на Моём суде, и ждёт тебя погибель вечная. Я всё сказал. Аминь».
– Ай да молодец! – вскричал Иван. – Браво, молитвенник, всё переврал! Чем же ты закончишь поэму? Умирает старик?
– Да, умирает.
– А Христос?
– Он исчезает, и толпа Его больше не увидит. Вот тебе мой конец поэмы.
Иван молча глядел на него…
В первой работе Ваши размышления относительно того, под каким углом рассматривать перепетии романа "Мастер и Маргарита", очень созвучны по своей духовности и направленности со второй работой, которую вы представили на суд читателей. Плюс - за цельность подборки!
ОтветитьУдалить