Участник конкурса в номинации "Проза" Екатерина Днепровская.

Корчма на перекрестке

На перекрестке дорог стояла себе корчма. Кто ее построил и когда – не осталось и памяти. Говорят, Грицко породил Тараса, Тарас – Панаса, а тот – деда Явтуха. Дедом Явтух не родился, а стал со временем, хотя кто его, козла старого, знает: может так и вылез из мамки с седой бородой, вислыми усами, саблей в одной руке и добрячим кухолем пива – в другой.
Особенно из-за сабли мамку его жаль! А уж Явтух породил Адама, оженил на хорошей дивчине – Евке, и направил по миру искать себе долю, а сам остался хозяйничать в корчме. Долго ли коротко, возле корчмы построилась мельница, в колесе поселился черт, а под колесом – русалка, протянулись поля золотой пшеницы и синего льна, а огороды расцвели ягодицами трудолюбивых крестьян. На востоке видны были краснокирпичные стены с зубцами, будто Кремль, а на западе сквозь холодный туман проступали строгие башни готических замков. По дорогам возы с товарами – скрип-скрип, круторогие волы – «Муу-уу!» По Днепру корабли, весла в уключинах – тоже скрип-скрип: из варяг – в греки, из грек – в варяги. Явтух наливал всем. Пока не появились в его корчме трое с боевыми топорами, в рогатых шлемах и латанных кольчугах:
– Порьядка ньет. – сказал один и выбросил из корчмы хазар неразумных, потому как пьяных очень. Степовикам, тоже пьяным, прилетело обушком топора по маковкам. С того самого и говорят: «досталось порядком».
Смотрит Явтух – порядок есть, топоры уже на стене висят. Отдал дочерей и корчму новым корчмарям, а сам сел на почетном месте и окунул усы в пушистую, словно тучка, пивную пену. И все было порядком: поля, телеги, корабли, мельница и даже черт.
– Вот черт! – мимо Явтухова уха просвистел топор и с хряском воткнулся в стену.
– Это не я, деда! – заглянул в окошко испуганный чертяка.
В корчме сыновья и внуки тузили друг друга:
– Моя корчма! Моя самая широкая скамья, я здесь главный корчмарь!
– Моя самая большая сковородка, я – главный корчмарь!
– Хуррай! – в окно заглянули татары, а увидев, что хозяева дерутся, полезли внутрь. Потянуло гарью – корчму подпалили с четырех боков. Схватил Явтух одной рукой саблю, а другой – внука:
– Кличь на помощь литвина, за которого тетку твою отдали!
Звенела сталь, хрипели умирающие, кричали женщины. С грохотом повалилась горелая стена и оттуда вновь полезли такие страшные рожи, что бедный чертяка забился под свое колесо.
– Вира-ай! – докатилось издалека, и одеты в кожаные брони литвины врубились в татарскую орду.
Разоренная корчма стояла, вывернув нутро свое на погляд хоть врагам, хоть друзьям.
– А славная корчма. Порядка только нет! – сказал литовской зять.
Поглядел Явтух – топор у зятька имеется, порядок будет, и кивнул. И шли себе дни с севом и торговлей, пчелками над ульями, кораблями и возами. Пока зятек себе приятеля не нашел.
– Что есть у настоящего пана? Сабля, воля и шляхетский гонор! – поднимая кружку с дармовой горилкой, кричал тот. Зять-литвин пялился баран-бараном, пока и корчма, и мельница не перешли до пана-приятеля. Тихо переступая стенами, далекий замок умудрился подобраться под самую корчму, и теперь требовал сала на прокорм. Замковая стража ловила под мельницей русалку: у пана воеводы была до нее романтическая любовь, а не сладится с любовью, под пиво тоже сгодится.
– Я наведу порядок в этой корчме! – шляхетный пан уселся на корчмарское место. – Эй, хлоп! Водки, живо!
– Сиди, деда! - подскочил один из правнуков. С пятки на носок, вызывающе скрипя чеботами, пошел на пана. – То порядок такой? Пока мы на границе кровь проливаем, панов не видно и не слышно, а как зайдешь в корчму – от они и тут!
– Как смеешь, пся крев! – пан выхватил саблю. Шляхетская сталь столкнулась с казацкой... и понеслось!
– А-а-а! – драка прокатилась от порога до самой кухни. – Хрясь! – разлетались в щепки скамьи. – Дзонг-дзонг! – скрещивались сабли. – Банг! – высунулась из кухни рука, огрела сковородкой: драка распалась, но в ту же минуту вновь сплелась, будто то охваченные пылкой страстью любовники. Угорелый дед лупил «макитрой по макитре»: что силы опускал расписную макитру из-под вареников на чью-то пустую башку, не важно, панская она или казацкая. На грохот со двора прибегал старый Лейб, подобрав полы длинного лапсердака, пробирался меж дерущимися:
– Дико извиняюсь, не будет вельможный пан такой ласковый убрать от моей глотки ножичка, чтобы старый жид таки мог пройти по своим жидовским делам! – доковыляв до Явтуха, качал пейсатою головой. – Йой, пане, не изводите себя, здоровье – оно одно, другое на ярмарке не купишь! – собирал осколки и потом их продавал. Тогда даже самые ожесточенные враги объединялись, чтоб надавать Лейбу за талант продать любую дрянь, с чего выходило, что Христа продал тоже он, а грошами не поделился! Явтуху приходилось прятать Лейба под столом. И вновь крутилась адская карусель: казаки, татары, польские жолнеры, турки, немецкие рейтары, московские стрельцы... Черт запрыгнул деду на колени, прижался как испуганный щенок:
– Спрячь меня, деда, я уже не могу, даже в аду не такой страх!
Под сломанным колесом мельницы, будто и не рыба, орала русалка: с любовью не вышло, и теперь ей лущили чешую с хвоста, хоть пиво в корчме давно кончилось. Дед Явтух запустил макитрой в окно – попал, русалка махнула ободранным хвостом и нырнула в воду. Повернулся Явтух – корчму уж делят. Пан в пышном жупане и боярин в еще более пышном кафтане самоотверженно ползали по полу, углем из печки рисуя черту. Паны казаки с обеих сторон границы угрожающе поглядывали друг на друга и с намеком щупали сабли. Фыркая, точно ежи, пан с боярином доползли до Явтуха:
– Вот теперь порядок! – уголек чиркнул Явтуха по сапогам. Дед остался в одном государстве, а его пятки – в другом.
С того времени дед пересекал границы: от бани к амбару – польскую, от амбара к конюшне – московскую, от конюшни до ветру турецкую, а возвращаясь с пасеки или свинарника бывал привлечен за контрабанду. Черта записали в шпионы, и хотели повесить, но граница опять изменилась и черт стал народным героем, разве что не понял, какого народа. Мало-помалу, граница поперек корчмы начала подвигаться: вот две трети корчмы вместе, вот и три четверти, вот вся корчма собралась в кучу. Исчезли турки, татары стали какие-то не страшные, панов поубавилось, бар – прибавилось. Кремль теперь был близко, зато замок мрачно подался куда-то вдаль, выбрасывая на ходу корчмарское имущество. Когда в корчму вернулись издавна пропавшие миски, Явтух и вовсе обрадовался.
Но тут над Кремлем подняли красный флаг.
– Мы установим пролетарский порядок! – сказали суровые, как святой Петр перед грешником, пра-правнуки в «кожанках», и записали деда в кулаки: потому имеет не только свиней, но и рогатый скот. Черт, которому как дважды два доказали, что нечистая сила – это поповские выдумки, с перепугу подоился, чем окончательно подтвердил обвинения против деда. Дед уж собрался в Сибирь, но тут явился немец и начал устанавливать свой Ordnung, и пошел дед в партизаны.
– Schnelle! Schnelle!
Дед стрельнул вдогонку беглецам в немецкой форме, забросил автомат за спину, постоял у могилы старого Лейба, и пошел в корчму, в который раз пожженную, истерзанную, разоренную... Ничего, немца погнали – будет социалистический порядок!
Разрослась корчма: причал появился, еще и виноградники. Заводов понастроили, шахты отрыли. Правда, в модерновой мельнице не осталось колеса, и черт ушел в ЖКХ, а русалка уплыла по течению и уж не вернулась: для ее потрепанного еще при польской власти хвоста химические стоки в воде – это было слишком!
– Вернемся к старым порядкам! – над Кремлем вновь поднялся трехцветный флаг и все, кто собрались под красным, смачно плюнули друг другу в рожи, и разошлись в разные стороны.
– Что ты делаешь, внучек? – спросил Явтух, когда очередной пра-правнук снял со стен последние рушники. Сало, пиво, кур, посуду уже распродали.
– Дед, ты не понимаешь! Торговля – двигатель прогресса! – и внук потянул рушники прочь.
– Когда хохол родился, жид заплакал. – вздохнул внук старого Лейба и тоже подался прочь, после чего все сразу поняли, что именно он украл сбережения корчмы вместе с бриллиантовыми копями в сортире и нефтяной скважиной на заднем дворе.
– Вот черт! – мимо дедова уха пролетела бутылка коктейля Молотова, со звоном ударилась о стену и пыхнула огнем. На сей раз черт не откликнулся, но корчма кишела живностью. Звездно-полосатая змея изгибалась у стенки и скакали обезьяны, лишь отдаленно напоминавшие Явтуху его родичей и соседей.
– Bandar-log, – шипела змея. – Can ye stir foot or hand without my order?
– Without thy order we cannot stir foot or hand, O Kaa!* – бессмысленно глядя перед собой, ответили обезьяны.
– Евроссоюз! Европейсский порядок!
Готический замок не то чтобы снова появился вблизи… скорее его тащили, а он сопротивлялся. С другой стороны, как воробья на хлебные крошки, подманивали Кремль – а тот не шел.
– Кто не скачет, тот – москаль! – выглядывая из-под брюха змеи, подстрекали какие-то мужики: кто походил на поросенка, кто на кролика, кто на гориллу, а кто и вовсе на зверя неведомого.
Услыхав это, недавно приобретенный причал оторвался от корчмы и быстро погреб на сторону Кремля.
Бух! Бух! – бандарлоги и стреляли, и бросали бутылки. На другой половине корчмы суетились или сидели, прижав усики, колорадские жуки. Пламя охватило рукава и спины каких-то там ватников... Бух! Жуки начали отстреливаться… Бух! Осыпались стены больницы... Бух! Падал самолет...
Обе стороны искали правнуков старого Лейба и даже готовы были их импортировать: должен же быть кто-то, безусловно виноватый во всем!
Под окошком корчмы задумался медведь: лезть ему в то окно, или только меда не давать?
– Что же вы делаете, люди! Или нелюди? И как это остановить? – завопил старый Явтух.
Бабахнуло, из печи вылетела черная дымовая туча... Шлеп! Ведьма опустила помело и кончиками пальцев подняла с полу прибитую змеюку:
– Ишь, дрянь какая, на зелья, и то не сгодится! – швырнула змею в окно. Гадина шлепнулась на голову медведю: тот взревел, слышен был тяжелый топот, змеюку поволокли в берлогу.
– Дед! Порядок где? – ведьма нахмурила брови. Мужики, что появились вместо бандерлогов и колорадов, прятали лица. Лишь под ногами суетился поросенок, прыгал ушастый кроль, чесалась горилла... – Молчите? Стыдно? Ничего, сейчас мы вас быстро к порядку приведем! – и свистнула.
В корчму строго и неумолимо зашли бабы. Со скалками.


* - Бандарлоги, можете ли вы пошевелить рукой или ногой без моего приказа?
- Без твоего приказа мы не можем пошевелить ни рукой, ни ногой, о Каа! (англ., Р. Киплинг Охота Каа).