Участник конкурса в номинации "Проза" Алексей Савельев.

ТОТ ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР В МИНСКЕ

Минск и Киев смотрят на Москву, как на Восточно- европейский и русский Нью-Йорк. Москва - несомненная фактическая столица всей Восточной Европы. Самая крупная агломерация в Европе. Больше Лондона и того сгустка городов, улиц, автомобилей, инстанций и людей, который расположен в Германии. Больше Парижа. Больше Рима. Москва высится своими европейскими небоскрёбами и притягивает ультрасовременными зданиями, своим Новым Арбатом. Минск смотрит на Москву как прохожий, снизу вверх, подняв голову, на билдинг Нового Арбата. Как умный и хорошо учащийся подросток, возвращаясь из школы, на роскошно одетого мужчину, не торопясь садящегося в собственный «мерседес»|. Закрывающего дверцу автомобиля и уезжающего в дальние дали.

Но, вместе с тем, Минск - это нечто совершенно особенное. В нём чистота голубого летнего неба, тихой реки, поблёскивающей на солнце, с зелёными, красивыми, и ,вместе с тем, самыми обычными желтыми берегами. С белыми стволами берёз, с их зелёными, немного трепещущими на слабом ветерке листьями. С чайками над водой. Минск это город, в котором мы с мамой и папой были всего один раз. Мы путешествовали на автомобиле. Нашей мерцающей вдалеке целью и конечным пунктом назначения была Прибалтика, Литва, Паланга. Это были семидесятые годы. А в Минске мы остановились по пути. Оставив за спиной Смоленск и километры минского шоссе.
Мы приехали в этот город уже вечером. Долго катили по, вероятно, одному из главных проспектов, соединяющего Минск с Москвой. Наконец, наш автомобиль остановился у приятной на вид гостиницы в центре. Папа и я вышли из машины, мама осталась в салоне.
-       Давай мне что-нибудь помельче, - сказал папа маме - двадцать пять рублей.
Напоминаю, господа, это были семидесятые годы. Прошу вас, оцените эту фразу моего папы по достоинству. Прошу вас. Он пошёл в гостиницу, а мы с мамой остались на улице. Мама в «москвиче», я у "москвича". Как это прекрасно, летний тихий вечер, папа договаривается о номере, мы внизу, и всё это после долгого и вместе с тем, стремительного переезда, автомобильного полёта, прыжка автомобильного тигра из Смоленска в Минск по одной из самых лучших магистралей СССР. Она связывала Москву с Западом.
Папа вышел. Поселят? В какой номер? В хороший? Тогда всё решали вовсе не деньги, а связи, влияние, находчивость.
-Всё нормально, ребята. Пошли.
Взяв с собой кое-что, что именно - это навсегда растворилось в океане моего прошлого, моей памяти - мы вошли в вестибюль отеля.
О, это совершенно приятные, безусловно, приятные вещи - стойка портье в вестибюле гостиницы, к которой мы втроём не торопясь приближаемся. Портье - дама пятидесяти лет - что-то пишет, при этом с кем-то разговаривает. Мы подошли. Папа - естественно, это делает он - обращается к даме.
-       Вот и мы.
-       А... Замечательно. Ну что же, заполняйте бланк.
Как легко и просто это всё решилось. Тогда в хорошую гостиницу было трудно попасть. Нас посетила удача. Папа заполнил бланк.
-       Вот ключи. Устраивайтесь. Второй этаж.
Несколько лет спустя я прочитал роман Владимира Набокова "Лолита". Сейчас мне вспоминается, связывает мою жизнь и этот роман, жизнь "Лолиты", его героев, как приятная асфальтовая дорожка в парке, эпизод, когда Гумберт, приехав с этой девочкой в пансионат «Привал зачарованных охотников», пройдя по коридору, оказался у стойки портье, и вёл переговоры о номере. С неким Ваткинсом. И потом ему показали ключ, передав его "дяде Тому". И они втроём - Гумберт, Лолита и "дядя Том" пошли по коридору пансионата. Гумберта ждала Лолита, как любовная партнёрша. Гумберта ждало всё его будущее и ,в том числе драматург Куильти, выстрел в него. Гумберта ждала катастрофа. Ни о чём об этом он конечно же не знал и знать не мог. Будущее было впереди. Как и номер.
А в семидесятых годах мы тоже получили ключ от номера у стойки портье, и мы тоже шли по коридору гостиницы, нас тоже ждал номер. В тот летний вечер. Америка пятидесятых и Белоруссия семидесятых. Роман Набокова и моя жизнь. Известная всему миру проза и тот вечер. Данный рассказ, соединяющий эти две планеты в космосе жизни.
Мы подошли к двери номера. Папа открыл её ключем. Внутри оказалось весьма комфортно. Приятный интерьер. Нас всех охватило чувство, которое лучше не описывать, а просто пребывать в нём в реальной жизни. Жизнь время от времени поглаживает нас по головке таким образом. И нам становится очень и очень хорошо. Такие моменты - словно звёзды на вечернем небе. В вечернем небе нашей жизни.
Занеся те вещи, которые мы сочли нужным оставить в номере, мы спустились вниз, к машине. В этот же вечер, сразу мы решили поехать под Минск, чтобы посмотреть мемориал, посвященный Хатыни. Мы сели в "москвич". Вечернее шоссе. Праздничное настроение. Лёгкость и счастье путешественников. Радость автомобильной поездки вечером.
У мемориала была стоянка. Мы оставили машину на ней. Через час вернулись. Мы ехали в Минск, мы возвращались. Летний вечер становился всё более поздним и всё более приятным. Нас ждал номер. И ужин в нём. В течение своей жизни я время от времени оглядываюсь на тот Минск. На тот вечер. На ту поездку. Сразу же после получения номера. И это делает меня счастливым. Эти огни легко видны мне, эти огни моего прошлого. Как вечерние огни Минска.
Мне вспоминается прекрасная вещь Паустовского "Ветер скорости". О путешествии советского классика, прозу которого читаешь с замиранием, на "победе" пятидесятых годов по европейской части СССР и в том числе по Белоруссии. Благополучный, признанный советский прозаик едет с женой и дочерью на своей машине в такое упоительное путешествие. А потом пишет об этом повесть. Или воспоминания. Или и то и другое. И их, спустя годы, читаю я. И вспоминаю при этом, словно душу озаряет какой-то голубой свет, что и мы тоже совершили такое путешествие. В семидесятых. Бесконечная лента дороги. И мы едем по ней всё дальше, дальше, и дальше... "Победа" и "москвич", пятидесятые и семидесятые. Дом на Котельнической набережной, где жил Паустовский и мой и наш дом в спутнике Москвы, в московской агломерации. Два этих дома, два человека, два десятилетия двадцатого века. Два писателя. Два взгляда на мир и на жизнь. Два мировоззрения. Два жизненных опыта. Два прошлого. Две мечты. Два счастья.
В следующие наши дни мы гуляли по Минску пешком. По его улицам, паркам, шли, разговаривали, обсуждали увиденное, заходили  завтракать  обедать и ужинать в ресторан. Смотрели на водоём с моста. На уток, пытались увидеть и понять архитектуру и особенности Минска. Гуляли по его главному проспекту. Фотографировались. Ели булочки, пирожные, пили кофе. Фотографировали Минск. Витрины, автомобили, улицы, дома, парки, самые разные красивые вещи в этом городе. С мыслью о том, что потом мы увидим всё это на экране, дома.
Впереди в нашей жизни и в нашем путешествии, впереди по этой бесконечной ленте дороги была Литва, Вильнюс, Каунас,  проспект "Красной армии". Прекрасная магистраль. И Паланга, Балтийское море, пляж, кемпинг, жизнь в палатке, сосны на балтийском берегу, прогулки по этому городу, похожему на маленький драгоценный камень на берегу моря. Морской и сосновый воздух. А пока - Минск.
Через год мы все втроём снова были в Белоруссии. Но на этот раз мы поехали через Витебск. Паустовский тоже тогда ехал через Витебск. Он ехал на север. В сторону Ленинграда. Мы направились на запад. К Риге и далее - к Пярну, где и остановились. И жили. Всё это будет только через год. А пока мы в Минске. Белоруссия - часть Речи Посполитой. Часть Российской империи. Часть СССР. В результате четвёртого раздела Польши между СССР и Германией границы нашего тогдашнего государства продвинулись на запад и из восточной, советской Белоруссии и западной, польской возникла одна целая советская Белоруссия.
Вспоминается, как деталь истории этой страны, тот случай с Машеровым, когда в Минск приезжал Щёлоков, а потом Машеров погиб в автомобильной катастрофе. И помню информацию об этом на ещё том, советском телевидении. Она меня удивила. Помню сюжет об этом в передаче Молчанова "До и после полуночи". Журналист из Минска показывал много фотографий, они просто притягивали к себе внимание. Был поздний вечер. Всё это воспринималось, как какой-то мираж, как детектив, который был в реальной жизни. Мне вспоминается убийство Кеннеди. Это всё, как "Торнадо" на атлантическом побережье США. Это триллер. Агата Кристи и Чейз. А сейчас Белоруссия - это государство Лукашенко.
Этому предшествовали Беловежские соглашения, в результате которых СССР перешёл во вселенную истории, а на карте мира появились Россия, Белоруссия и Украина. Белоруссия впервые в истории стала независимым государством. Белоруссия появилась в истории. Потом  Россия и Белоруссия заключили Союз.
Эта нью-йоркская история с председателем Союза Бородиным. Тоже триллер. В смокинге и охотничьих сапогах он поехал на торжество по случаю инаугурации Джорджа Буша-Младшего, и не доехал. И вернулся оттуда нескоро.
Названия городов Москва и Минск начинаются с одной красивой, приятно звучащей буквы М. Москва и Минск близки друг другу. Как близки Россия и Белоруссия. Русские и белорусы. Сопоставление русских и американцев и русских и белорусов - это очень разные вещи. Белоруссия - это Белая Россия.
История славянских народов - это вещь очень серьёзная и очень интересная. Эта история огромна. Века, века, века... И позади, и впереди. Это огромная скала, по которой медленно взбирается человек. И сегодняшняя Белоруссия - часть этой истории. Белорусы - самые белые из всех славян.
Если говорить об истории, то можно вспомнить и Брестскую крепость, и партизанскую войну, и наступление Красной армии в сорок четвёртом.
Пусть Белоруссия процветает. Белоруссия - это часть Европы. Это европейская страна. Это часть цивилизации. Часть человечества.
Часть всемирной культуры. Белоруссия расположена в самом центре Европы. Фактически это граница восточного и западного мира. Потому что Польша - это всё-таки больше запад, чем восток. Впрочем, сейчас и сама Россия - это во многом запад. В каком-то смысле, философском, историческом, политическом, безусловном, мировом, глобальном, планетарном. Белоруссия - это единственная безусловно славянская страна с безусловно славянским народом. И культурой. Такой славянский остров в океане западной цивилизации. И разноцветной, разнообразной цивилизации мира. Вспоминается семьдесят третий год. Мы втроём, я мама и папа едем на поезде в Калининградскую область, в сам Калининград, а потом на электричке в Солнечногорск, где мы впоследствии и жили. И где мы посмотрели совершенно неожиданно в кинотеатре "Звуки музыки", красивый, изящный, по-настоящему американский шедевр. Вспоминается, как мы там ели чудные оладьи. В масле, горячие, свежие. На пляже Балтийского моря мама читала мне вслух повесть Девятаева обо всех испытаниях его жизни в немецком плену, о том, как они угнали «Хейнкель» с острова в Балтийском море, где проводились ракетные испытания. Я помню этот пляж, море, пасмурные или солнечные дни, утро, день, вечер, мама, читающая мне вслух эту книгу. Когда мы ехали в Калининград, поезд в Минске сделал долгую остановку. Мама осталась на перроне, а мы с папой немного погуляли по Минску. Я был тогда очень маленький. И тот Минск, Минск моего раннего детства, совершенно необыкновенный Минск, Минск и купе - это до сих пор для меня представляет совершенно особенную ценность, ценность моих чувств, моих воспоминаний, детства, моего детского, как я теперь понимаю, совершенно яркого, свежего, наполненного потрясающими красками и чувствами и восприятием, взгляда на мир и на жизнь, на тот мир и ту жизнь. Тот Минск уникален. Он один во вселенной, в мире. Только один.
Я помню, как мы, уезжая из Белоруссии, двигаясь к Литве, когда в нашем сознании, перед нашим мысленным взором, были уже и Вильнюс и Каунас, и прибалтийские, почти европейские дороги и сервис, Паланга, Балтийское побережье, сосны, высокие сосны и их хвоя на берегу, как мы совершенно неожиданно увидели огромный курган, зелёный, с каменной лестницей, спиралью поднимающейся к его вершине, смотровую площадку на ней. И две дороги, идущие от него, разветвляющиеся перед ним в разные стороны, два шоссе, одно на запад, в Польщу, Германию, Францию, и даже может быть в Биарриц, а другое - на северо-запад, в Литву, к Балтийскому морю.
О, безусловно, как хотелось мне и нам поехать по дороге, ведущей на запад. Но в тот момент нашей жизни мы должны были выбрать северо - западное направление. Человек движется в жизни и в мире по вполне определённым линиям или направлениям. В тот момент мы должны были и тоже хотели, хотя, конечно, не так, ехать именно в Палангу. И мы туда поехали. Но перед этим мы остановились у этого зелёного кургана. Вышли из автомобиля, с вдохновением подошли к кургану, стали медленно подниматься, виток за витком, по спирали лестницы. И вот мы на самой вершине. Оглядываюсь, вижу шоссе, по которому мы только что ехали, прямое, серое. Вижу эту развилку, поля, поля, поля. Папа снимает нас и эти виды. Выше, над нами- голубое небо и белые облака. Огромные пространства. Даль, вышина, высота...Мы стоим, дует небольшой ветер. Мы смотрим друг на друга, и в эти бесконечные, бесконечные, бесконечные дали. Всё смотрим, смотрим и смотрим... Бесконечный взгляд в бесконечность. Потом нам уже хочется спуститься вниз, к машине. Что мы и делаем. Я переступаю со ступеньки на ступеньку, жёлтый "москвич11 стоит на шоссе, я смотрю на него и становлюсь немного счастливее, думаю о Прибалтике, о Паланге, о береге моря. Меня внизу ждёт автомобиль. Как приятно и легко это сознавать.
Мы сели в машину и поехали на северо-запад. Белоруссия осталась позади, в веренице прошедших дней. И вечеров. В моей памяти навсегда. А перед самым отъездом из Минска у нас был завтрак в ресторане. Он располагался как раз на том проспекте, по которому мы приехали в город, на главном проспекте. Мы припарковали машину, вышли, папа открыл дверь. Череда столиков, слева, справа, длинный проход. Мы идём по нему, садимся за столик, где есть свободные места. Подходит официант. Папа заказывает что-то. Потом это появляется на нашем столике, перед нами. Честное слово, я уже не помню и уже не вспомню, что именно это было. Кажется, там были булочки, в том числе и булочки. То утро в Минске. Тот завтрак. Окно  справа. Я время от времени смотрю туда, вижу улицу, проезжающие автомобили, идущих людей, противоположный тротуар. Дома напротив, их окна. Минск. Тот Минск. Мы заканчиваем завтракать, поднимаемся, выходим из кафе. Нас ждёт наш жёлтый автомобиль. Мы в него садимся. Папа поворачивает ключ зажигания. Машина трогается с места. Мы направляемся в Прибалтику.
Потом, спустя много лет, я довольно часто видел сюжеты о Белоруссии и Минске по телевизору на канале ОРТ. Белоруссия та и эта. Тот и этот Минск. Это словно два выхода из одного и того же парка. А я сижу на лавочке в этом парке, в парке моей жизни.