ДЕМОНИАДА
ЦИКЛ ЭССЕ ПО ТРАГЕДИИ А. С. ПУШКИНА «КАМЕННЫЙ ГОСТЬ»
«Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне.
КАК СОБЛАЗНИТЬ ДОНУ АННУ?
Эссе
Скрыться, стремясь от погони
В теплое, нежное тельце,
Бьется в суровой ладони
Глупое женское сердце.
О «шекспиризме» Пушкина связи с его «Маленькими трагедиями» писалось издавна. В частности внимание исследователей привлекало сходство эпизода соблазнения дон Гуаном доны Анны в пушкинской трагедии с аналогичным эпизодом в шекспировской трагедии «Ричард третий»; даже героини обоих произведении носят одно имя, оба соблазнителя признаются своим избранницам, что убили их мужей, оба, требуя смерти, подставляют грудь под кинжал, оба добиваются успеха. На этом сходство ,пожалуй завершается.
Различие, прежде всего в том, что Ричард оклеветал себя, назвавшись убийцей, говоря соблазняемой, что убил ее мужа из любви к ней; иными словами, он сыграл на ее женском самолюбии. Дон Гуан же вовсе не уверял дону Анну, что убил ее мужа любя ее и ревнуя (он даже ни разу не видел ее до дуэли с ее супругом).
Напрашивается вопрос: зачем вообще нужно было это признание? Исследователи, пытавшиеся ответить на него, пришли к следующим выводам: дон Гуан признался возлюбленной в убийстве ее мужа потому, что хотел чтобы она любила его таким, какой он есть, даже убийцу ее супруга, дескать, в этом проявилась его честность. Другие полагают, что Гуаном двигало гордое своеволие: убил супруга, а она все равно любит. Третьи допускают и то и другое. Не исключая этих мотивов в поведении Гуана, я, однако, полагаю, что была еще одна и более существенная причина, толкнувшая Гуана к признанию.
Версия, выдвинутая мной, покажется на первый взгляд Фантастической и неправдоподобной, но я берусь доказать что она соответствует творческому замыслу самого Пушкина.
Допуская только общепринятые версии, мы непременно должны прийти к выводу, что Дона Анна полюбила Дон Гуана до его слов об убийстве, что поэтому не хотела этому верить, а поверив, упала в обморок. Следовательно, она скрыла момент, когда полюбила Гуана (неудивительно, что Белинский назвал ее притворщицей). Соглашаясь, что все так и было, что вообще-то очень правдоподобно, мы будем вынуждены констатировать, что Пушкин ни в чем особенно не отошел от Шекспира и написал, чуть ли не подражание. А ведь, если подумать, может закрасться сомнение в том, что Пушкин стал затягивать сюжет трагедии ради изображения гордости или честности Гуана, в то время как в построении всех «Маленьких трагедий» проглядывает принцип лаконичности и сжатости.
А что если признание сыграло сюжетную роль: было необходимым звеном в цепи соблазнения? Что, если Дона Анна досталась Дон Гуану не так просто, как кажется на первый взгляд?
По сюжету трагедии о Доне Анне известно немного: она из бедной аристократической семьи, вышла замуж по воле матери (не по любви), после замужества не появлялась, что называется, «в свете», вдова, муж убит на дуэли человеком, которого она никогда не видела, строго хранила верность праху супруга.
Из всего этого привлекает внимание та фанатичность, с которой она преклонялась перед прахом мужа. В чем причина этого фанатизма? Версия о том, что причина в супружеской любви отметается словами самой Доны Анны. Обычно исследователи придерживаются мнения, что дело в средневековой дикости обычаев, обязывавших женщину хранить верность мужу до гроба (до своего гроба); иные полагают, что это сделано Пушкиным для того, чтобы убедительнее подчеркнуть обольстительскую силу Гуана.
Привлекает особое внимание самоотверженность Доны Анны в верности праху супруга. Не секрет, что женская психика имеет некоторые отличия от мужской, например, самоотверженность во имя высоких идеалов свойственна как мужчинам, так и женщинам, но женская самоотверженность имеет свою специфику, обусловленную наличием материнского инстинкта. Особенно это касается утонченной высокоразвитой психики. Вслушаемся в песню Мери из пушкинской трагедии «Пир во время чумы». По содержанию эту песню можно разделить на три части. Изображенные в ее начале идиллия и гармония сменяются картиной разрушения и гибели, причем характерно, что картина процветания начинается словами: В воскресение бывала / Церковь божия полна», а картине запустения предшествует строка: «Ныне церковь опустела». Бесспорно, песня Мери имеет глубокое психологическое содержание: по мере нарастания в душе безверия, когда в мужчине закономерно проявляются самоутверждение и своеволие (песня Вальсингама), в женщине происходит слияние материнского инстинкта с ее подсознательным стремлением к бесконечности. Подобно тому, как забывая себя, она бросается спасать своего находящегося в опасности ребенка, женщина бросается на помощь гибнущей в ее подсознательном представлении гармонии, являющейся признаком ее бессмертия. Причем нередко орудием спасения бесконечности становится мужчина, способный по внутреннем у убеждению женщины сделать в этом направлении больше, чем она. Подобно тому как средством ее биологического бессмертия является ее ребенок, средством бессмертия ее души становится мужчина. Вот почему в конце песни Мери звучат нотки женской самоотверженности, вот почему дона Анна «странная вдова» (впрочем, не следует проводить прямую параллель между Мери и донной Анной: это разные типажи).
Очевидно, командор не держал жену взаперти, как полагал дон Гуан, а она сама избрала себе этот удел, стремясь быть идеальной женой. Она, безусловно, уверяла себя, что ее муж имеет большие заслуги и стремилась помочь ему в его деятельности, окружив заботой и вниманием. Из слов Гуана узнаем, что «был он горд и смел – и дух имел суровый…», но о каких либо заслугах командора не упоминается ничего. В другом месте Гуан говорит, что после убийства командора король сослал его для того, чтобы его «оставила в покое семья убитого», а не в наказание. Можно с уверенностью сказать: командор не имел особенных заслуг, но, возможно имел глупость убеждать свою жену в обратном, когда она восторгалась им, причем несколько истерично. О причине дуэли в трагедии не говорится, но можно твердо предположить, что повод был пустяшным, что опять не говорит в пользу командора. Одним словом, командор своим присутствием должен был постоянно напоминать доне Анне о несоответствии воображаемого ею и действительности.
И вот он убит, она осталась одна. Дона Анна перестает говорить с мужчинами, ходит, закрывшись до пят «черным вдовьим покрывалом», а главное, она воздвигла мужу памятник. Причём такой, что видавший виды дон Гуан удивлён:
Каким он здесь представлен исполином!
Какие плечи! Что за Геркулес!..
А сам покойник мал был и тщедушен…
И мономах говорит: «… памятник жена ему воздвигла…»
А ведь речь идет не более как о статуе над могилой. Величественный вид памятника помогал доне Анне убеждать себя в величии командора.
Обладай последний действительно величием дона Анна ненавидела бы его убийцу; понимая это внутренне, она стремилась убедить себя в ненависти к дону Гуану и то, что она его никогда не видела, помогала ей в этом.
На самом же деле, она не только не испытывала ненависти к убийце супруга, но, в тайне от себя, была ему благодарна: после смерти мужа она получила возможность более легко убеждать себя в его величии ( уж так в ней велики была самоотверженность).
Некоторые исследователи утверждают, что дона Анна полюбила дона Гуана до приглашения его к себе и потому так легко согласилась на это свидание. Это правдоподобно, но опровержимо. Говорят, в танце скрыта душа народа. Видели ли вы танец, когда испанка с гордо поднятой головой проносится мимо гремящего каблуками «кабальеро», словно и не заметив его? Дона Анна испанка. Она пригласила дона Гуана к себе для того, чтобы, слушая его лесть, упорствовать соблазнению, повторяя про себя: вот какая я верная!
Свидание и началось с того, что дона Анна строго следовала своей задаче и закончилось бы для дона Гуана ни чем, но он понял бесполезность лести и нащупал верный путь, которым и воспользовался. Прежде всего дона Анна проговорилась, что не любила мужа (впрочем это не было для дона Гуана новостью). Затем, вызвав в ней любопытство тем, что он, якобы, знает «ужасную убийственную тайну», и тем самым усыпив ее бдительность, дон Гуан добился от доны Анны слов, свидетельствующих, что она не имела внутренней ненависти к тому, кто убил ее супруга. На вопрос: чтобы она сделала, встретив убийцу командора, дона Анна опомнившись отвечает: «Я бы кинжал ему вонзила в сердце!» Вполне уместны слова дон Гуана, сказанные не для ушей доны Анны: «Идет к развязке дело». Путь к сердцу доны Анны найден.
Закономерно следует признание: дон Гуан называет свое подлинное имя, дона Анна естественно отказывается верить, ведь поверить значит убедиться в отсутствии ненависти к убийце того, преданность праху которого стала смыслом ее жизни, положенной к основанию памятника, окроплённого такими сладкими слезами. И дон Гуан, интуитивно понимая это, стремится не только убедить дону Анну, что перед ней убийца ее супруга, его слова явно направлены на то, чтобы дать ей понять что в ней нет ненависти к нему: «Где твой кинжал, вот грудь моя», в этих словах чуть ли не насмешка. «Я убил супруга твоего, и не жалею о том, и нет раскаяния во мне». Он изображает из себя убийцу, которого не могла бы ненавидеть вдова, искренне скорбящая о смерти мужа.
Признание явилось кульминационным моментом взаимоотношений дон Гуана и доны Анны. Оно открыло глаза доны Анны на всю ложь ее преданности, её натура, искренняя и непосредственная не могла больше жить этой ложью, но и не могла расстаться с идеалом, не имея ввиду ничего другого. И вот слова: «Я дон Гуан и я тебя люблю!» указывают ей новый путь. Наступает перелом. Обморок – момент крушения идеала.
Вот первые слова после обморока: «Оставь меня! О, ты мне враг – ты отнял у меня всё, что я в жизни…». Эти слова говорят и о том, как много значила для неё преданность праху мужа и о том, что теперь это всё прошло невозвратимо. Впереди любовь: «Так это дон Гуан…» Наверное по её лицу блуждают блики задумчивой обаятельной полуулыбки. Своим удивительным чутьем она догадывается о коварстве признания дон Гуана в убийстве её супруга: «Кто знает вас?». Но и это в пользу – мнимую пользу дона Гуана: возможность была верной возлюбленному, несмотря на все его измены, быть осужденной молвой, ничего (кроме упреков) не получать за свою фантастическую преданность – вот последнее, что решило судьбу доны Анны, но она не осознает этого: «О, дон Гуан, как сердцем я слаба!» (очевидно, что обвинения доны Анны в лукавстве и притворстве лишены основания).
Таким образом, раскрылась закономерность фантастического явления: женщина, оставшаяся равнодушной к мужской лести, узнав, что перед ней убийца её супруга, отвечает ему любовью, но, как выразился Пушкин: «Гений – парадоксов друг», уместно вспомнить и другие слова великого писателя : «О драме надо судить по тем законам, по которым она создана».
Рухнула статуя командора, провалилась: нет ей больше места в драгоценном сердце доны Анна. Но проваливается со статуей и не сумевший полюбить дон Гуан, но это тема уже другого исследования.
Вернемся к том, с чего мы начали: к «шекспиризму» Пушкина. Подставляя свою грудь под кинжал, дон Гуан рискует гораздо меньше, чем Ричард III, в отличии от которого он сумел использовать не лесть самолюбию жертвы, с искушениями которой доне Анны ничего не стоило справиться, но и сумел проникнуть в такие глубины женского сердца, которые в трагедии «короля драматургов» просто не даны.
ЗАЧЕМ ПРИШЕЛ КОМАНДОР?
Эссе
Что могут значить жизни мрак,
Страстей и недовольства бури,
Когда двух черных крыльев знак
Тебе нисплослан из лазури.
Дон Жуаны герои произведений многих авторов и, как правило, мотивация их поведения и жизненные цели не являются загадкой и не порождают лишних вопросов. Особняком среди них стоит дон Гуан из трагедии Пушкина «Каменный гость» и уже в самом названии произведения есть нечто интригующее.
В сравнении с дон Жуанами других авторов пушкинский дон Гуан есть не только нечто из ряда вон выходящее, но и превосходящее остальных по своей глубине; отчасти поэтому, приступая к этому образу, я решил отступить от общепринятой манеры объяснения поведения литературного героя.
Прежде всего, отмечу, что из всех «Маленьких трагедий» только в «Каменном госте» происходит фантастическое событие: статуя сходит с пьедестала и приходит к дверям доны Анны, затем, проваливается, унося дон Гуана. По этому поводу в литературоведении преобладает мнение, что Гуана настигает кара судьбы за его прегрешения; не теряя времени на изложение подобных предположений, приступаю к развертыванию своей версии.
На мой взгляд, фантастическое в трагедии оправдано тем, что приход статуи и последовавшее являются ключом к разгадке образа дон Гуана. Мной ранее была отмечена глубина дона Гуана, но в чем вообще критерий глубины человеческой души? На мой взгляд, на этот вопрос можно правильно ответить только с идеалистической позиции, тем более, что Пушкин по мере взросления, как известно, становился все более религиозным, что, безусловно, сказывалось на его творчестве. Не следует также забывать слова Пушкина о том, что о драме следует судить по тем законам, по которым она создана.
В начале предыдущего исследования мной был сделан небольшой обзор душевных особенностей доны Анны, данное эссе мне также придется начать с проникновения в душу героя, причем, несколько более глубокого. Достоевскому принадлежит фраза: «Идея о бессмертии есть сама жизнь»; будет неправильно понимать это так, что, дескать, уже наличествующая жизнь стремится к своей бесконечности, то есть, что это сознательная «идея». Глубинный смысл приведенных слов состоит в том, что само наличествование жизни невозможно без того чтобы каждый элемент существования, каждое его мгновение не были направлены на то, чтобы выявить в этих элементах и мгновениях то, что составляет их ускользающую сущность, их абсолютность: для наличия жизни необходимо самосознание.
Чтобы прояснить вышесказанное приведу аналогию: луч света, упав на кусок стекла и проникнув внутрь, искривляется и замутняется, что обусловлено свойствами стекла. Луч может настолько исказиться, что может даже показаться, что свет и зародился в стекле и что сквозь стекло он не сможет пройти, так как очень крепко связан со свойствами стекла, в то время как на самом деле никакое стекло не порождает свет. Нечто подобное происходит и в человеческой душе. В христианско–религиозном мировоззрении есть представление о «троице»: Бог-Отец посредством Бога - Духа порождает Бога-Сына в мире. Бога-Духа, названного Христом «Духом животворящим» уместно понимать как творческую деятельность Творца, созидающую мир и человека «по образу и подобию», подобно лучу света, проникающему в стекло, и продолжающемуся в нем в искаженном виде, так, что в существовании луча в стекле участвует само стекло. Представьте себя на месте этого стекла, легко ли вам было бы поверить, что вы когда-то были за пределами стекла, что стекло существует лишь потому, что прежде был луч. Без луча стекло лишь форма, не имеющая содержания.
Подобно лучу, входящему в стекло, Абсолютное при сотворении проникает в относительное, внося в него образ того, во что должно развиваться живое, что совершенно необходимо, так как подобно лучу, искажающемуся в стекле, искажается и образ Творца в творении. Подобно тому, как солнце посредством своих лучей поддерживает жизнь, Творец посредством Духа создает основу не только физической, но и духовной жизни. Посредством Духа формируются не только человеческие качества, но и , поэтому Дух, соприкасающийся с человеческой душой, воспринимается последней в виде существа с человекоподобным обликом: ангела. Характерность этого явления в том, что каждая психологическая единица имеет как бы своего ангела, ангела-хранителя, он словно к ней приставлен, он хранит не плоть, а душу, имея свойства самого Бога, прежде всего Бесконечную Любовь.
Предположим теперь, что один из этих ангелов не удержался и слишком проник в мир, стремясь исправить его несовершенство. Беда в том, что он оказался почти «здесь», но Любовь его, будучи бесконечной по причине своей божественной сути, осталась «там», ибо не могла вместиться в конечный м. И больше не может он любить и нет большей муки, и прав старец Зосима из «Братьев Карамазовых»: «(…) ад есть страдание о том, что нельзя более любить».
Как чаша полон я, до края,
Кругом пылает адский полдень,
Но мне закрыты двери Рая,
Когда я слышу зов господень!
Он еще не человек, но уже не Бог и не ангел, он Дьявол, Сатана, Демон… То, что Достоевский называл «тоской по мировой гармонии» есть не что иное, как тоска Демона по Раю, передавшаяся человечьей душе.
Этот ангел, ослепленный любовью, стал ангелом-хранителем дон Гуана, то есть, духовное Первоначало, указывающее глубинным, бессознательным сферам его души образ, согласно которому следовало совершенствоваться его душе, пережило вышеописанные изменения. Так как Дьявол (позволю себе его так называть), явление, находящееся на грани мира и сверхреальной действительности часть Абсолютного, то пространство и время, как нечто сотворенное, относительное над ним не властны и, следовательно, Гуан воспринимает от него одновременно обе его ипостаси. Подобное в разных людях способно приводить к различным последствиям: от полной апатии к окружающему до неистовой привязанности к одной из сторон раздвоенности, то есть, в одном типаже могут умещаться противоположные характеры. Энергичность дон Гуана является следствием того, что его дуалистичность имеет своей особенностью сглаженность внутреннего противоречия и именно эта сглаженность противоречий является главной причиной его обаяния, притяжения к нему тех, в ком эта раздвоенность переживается тяжелее.
В результате привязанности к своему ангелу-хранителю, то есть благодаря духовности дон Гуан не воспринимает счастье как что-то чисто человеческое, и не в каком человеческом счастье он не сможет не испытывать страданий Демона. Как уже отмечалось, характерность демонского начала в том, что оно соединяется с относительным миром более полно, чем начало ангельское, следовательно, оно более близко воспринимает человеческое и человеческое более привязано к нему, то есть бессознательно старается участвовать в его делах. Что касается возможных возражений, дескать, ангелы и Дьявол не существуют, отвечу: их не существует в трехмерности нашего мира, но в основе мира, в сверхреальной действительности, в сфере Духа они не могут не существовать. Наше душевное соприкасается в своей глубине с духовной сущностью Вседержителя; в нас происходит великое таинство: совершенное Бога, проникая в несовершенное мира, развивает его до сближения с Собой: совершается «Троица».
Должен оговориться: делая экскурс в глубины человеческой души, я вовсе не ставлю целью создание психологической системы, то есть обосновывание всего поведения человека. Так же как в предыдущем исследовании, где мной был произведен анализ только тех свойств души доны Анны, которые наиболее отчетливо проявились в произведении, в данном эссе я объясняю в доне Гуане только те его душевные моменты, которые являются ключом к ответу на вопрос, поставленный мной в заглавии. То, что в этой работе я касаюсь более глубоких сфер души, не свидетельствует о том, что Гуан, якобы, «глубже» доны Анны, дело лишь в том, что для ответа на вопрос прошлого исследования можно было обойтись меньшим проникновением в человеческую суть. Следует учесть, что я пишу не философский трактат.
Демонизация психики не является действием над готовой психикой, а представляет собой непременное условие существования психики вообще, ее эволюции. При этом абсолютное начало качественно не меняется, изменению подвергается относительное, сотворенное; следовательно, зловещий образ Дьявола, бытующий в обыденном представлении, необоснован. Точнее, он обоснован в отношении соединения потустороннего и посюстороннего: когда земное, скажем, стремится помочь неземному. В данном случае, земная душа, вовлеченная в страдания Демона, переоценивающая его возможности, видит исход в том, чтобы сместить Творца и поставить на его место своего хранителя. Безусловно, демоническое начало прекрасно знает о предстоящем провале, но развитие относительного (а вышеописанное стремление является основой самоутверждения и индивидуализации личности) также является его целью. Это стремление стать равным Господу, по сути, есть гордыня. Обратимся к Корану: И слепил Всегомогущий человека из глины, и вдохнул Всемогущий бессмертную душу в свое творение, и с казал Всемогущий ангелам: «Вот человек, его душа бессмертна, поклонитесь ему». И поклонились ангелы, но один не склонил возгордясь головы перед сотворенным из праха. Всемогущий низверг его в адскую бездну и проклял. И прошел непокорный ангел всю муку ада, и постиг непокорный ангел корни добра и зла. Распахнул перед ним Всемогущий двери эдема, но сказал непокорный ангел: «Шел бы ты Господь, научно выражаясь к Богоматери, ибо распознал я породу твою божию и нет более надо мной твоей власти». И стал непокорный ангел Шайтаном. И пришел Шайтан из бездны к людям, и сказал Шайтан: «Дрожи земля, копайте мыши норы: я пришел в этот мир». Так явилось зло на земле. ( Не имея в советское время возможности познакомиться с этой книгой, я написал своего рода подражание Корану.) В пушкинском «Подражании Корану» прекрасно выражено то- же явление:
Однажды вдревле, о Всесильный
С тобою состязаться мнил
Безумной гордостью обильный,
Но ты, Господь, его смирил.
Ты рек: я миру жизнь дарую,
Я землю смертью наказую:
На все подъята длань моя.
Я тоже, рек он, жизнь дарую,
Я тоже смертью наказую,
С тобою, Боже, равен я.
Но смолкла похвальба порока
От слова гнева твоего:
Подъемлю солнце я с востока,
С заката подыми его.
Несомненные достоинства доны Анны сыграли немаловажную роль в ситуации, о чем можно прочесть в последующем исследовании. Кроме того, как выразился апостол Иоан: «Бог есть Любовь», в подсознании Гуана должна была возникнуть ассоциация: любовь - Бог. Дон Гуан полон ослепляющей эйфорией: вот- вот сбудется и уже сбывается: послушно сходит с пьедестала статуя командора и грохочут каменные шаги по пустынным, стремительно темнеющим улицам! Но то не ночь настает, то Демон черным, опаленным молниями крылом, накрывает небосвод над Мадридом! И если наступит утро, начнется оно с того, что солнце взойдет с заката и вместе с рассветом поднимется и встанет над брошенным миром воплощающий ужас Господин Вселенной!
Но Демон не стал повелителем мира, статуя закономерно проваливается.
« Зачем вы скользите упруго
Из мрака сомнения змеи»,-
Стонет голосом друга
Камень, воскреснуть не смея!
КАК ОТКРЫТЬ РАЙСКИЕ ДВЕРИ?
ЭССЕ
Я вырвался за все пределы,
Теперь я неостановим
И, что бы я теперь ни делал,
Я буду лишь собой самим.
В предыдущем исследовании мной был рассмотрен вопрос о причине прихода статуи командора, в данной работе я в частности отвечаю на вопрос: почему вместе со статуей «проваливается» дон Гуан?
Среди исследователей принято не сомневаться в искренности чувства дон Гуана к доне Анне, я же берусь утверждать, что чувство это вовсе не любовь, хотя мне не поверил бы прежде всех сам дон Гуан. Это чувство, не имеет названия, вероятно, по причине того, что редко встречается. В мировой литературе оно фигурирует, как, по крайней мере, мне известно, только у двух авторов в четырех произведениях. Эти произведения: «Евгений Онегин» и « Каменный гость» Пушкина, а также «Преступление и наказание» и «Подросток» Достоевского. Носителями данного чувства являются Онегин, дон Гуан, Свидригайлов и Версилов. В своем очерке «Пушкин» Достоевский недвусмысленно высказывается об Онегине, он пишет, что Татьяна знает, «что не ее даже он любит, что, может быть, он и никого не любит, да и не способен даже кого-нибудь любить, несмотря на то, что так мучительно страдает» (Д.). Я убежден, что Дон Гуан не лжет, говоря доне Анне о прежних своих женщинах: «Ни одной доныне / Из них я не любил». Но вот слова Свидригайлова, героя романа «Преступление и наказание», обращенные к Авдотье Раскольниковой, казалось бы опровергающие вышесказанное: «Я вас бесконечно люблю. Дайте мне край вашего платья поцеловать, дайте! Дайте! Я не могу слышать, как оно шумит. Скажите мне: сделай то, и я сделаю! Я все сделаю! Не смотрите, не смотрите на меня так! Знаете ли, что вы меня убиваете…» Это « бесконечно люблю», однако, должно вызвать сомнение: на земле не может быть бесконечной любви и устами Свидригайлова, словно говорит кто-то, живущий там, где есть бесконечное. В разговоре с Раскольниковым Свидригайлов сам удивляется странности своего чувства: в отсутствии Авдотьи Романовны он к ней совершенно ничего не чувствует. Интересно, что Версилов, герой романа «Подросток», из всей четверки наиболее «продвинутый» в отношении самосознания, пытается даже убить Катерину Ахмакову, не найдя иного способа избавления от наваждения. А когда это чувство оставляет его, он, по наблюдению Аркадия Долгорукого, словно утрачивает часть души, что неудивительно: в нем угасло одно из его стремлений. Все четверо: Онегин, Гуан, Свидригайлов, Версилов способны к чувству любви, не в большей степени, чем Дьявол, опекающий их души; по причине этой опеки они и не могут любить (как читатель помнит, именно невозможность любить стала для Дьявола Адом). Что касается их чувства, наличие которого, разумеется, нельзя отрицать, то происходит оно от того, что в сверхреальной действительности В НИХ ДЬЯВОЛ РВЕТСЯ ИЗ АДА В РАЙ. Безусловно, предметы их чувств (если можно в данном случае так выразиться) достойны любви и это имеет немаловажное значение для зарождения такого неординарного чувства, но не в том смысле, что мужчины, герои произведений были покорены достоинствами героинь. Всех их: Татьяну Ларину, дону Анну, Авдотью Раскольникову и Катерину Ахмакову объединяет одно характерное свойство: все они обладают непоколебимым нравственным стержнем, который не может иметь иного происхождения, кроме глубокой веры. Нравственную высоту Татьяны Лариной отметил в очерке «Пушкин» Достоевский: «(…) это тип твердый, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда (…) Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы» (Д,). Другие героини, бесспорно, ей под стать.
Главная их особенность это вера (под словом «вера» я подразумеваю не просто убеждение в бытии Божием, но и чувство своей сопричастности к Богу: вхождения в «Троицу»). Казалось бы, причем здесь вера? В одном месте «Евангелия» Христос, называемый Богом, говорит: «(…) иначе не будешь делить части со мной». Дело в том, что «Царство божие», Рай небесный это и есть сам Бог. Встретив дону Анну (о том, как ее нравственное чувство самоотверженно проявилось написано в первом эссе), дон Гуан через ее веру в Бога, а соответственно и в Рай был захвачен демоническим стремлением, вломиться в «Царство божие», которое недавно отвергал. «Вас полюбя, люблю я добродетель»,- эти слова свидетельствуют о возрождении веры в наличие источника добродетели. И опять из очерка «Пушкин»: «Ведь она же видит, кто он такой: вечный скиталец увидел вдруг женщину, которою прежде пренебрег, в новой блестящей недосягаемой обстановке,- да ведь в этой обстановке-то, пожалуй, и вся суть дела. Ведь этой девочке, которую он чуть не презирал, теперь поклоняется свет – свет, этот страшный авторитет для Онегина, несмотря на все его мировые стремления,- вот ведь, вот почему он бросается к ней ослепленный! Вот мой идеал, восклицает он, вот мое спасение, вот исход тоски моей, я проглядел его, а «счастье было так возможно, так близко!» (Д.). Приведенная цитата лишний раз подтверждает вышесказанное: Что такое светское общество? Это своего рода игра в «мировую гармонию», но эту игру Онегин, как человек, выросший в « свете» воспринимал как нечто серьезное и преклонение светского общества перед Татьяной он подсознательно воспринимал, как признание смысла и ценности ее нравственных достоинств, что поднимало Татьяну в его глазах на еще большую высоту.
Чувство эйфории, которое они все принимают за любовь, происходит от предчувствия близости избавления от мучения. Версилов из «Подростка», прекрасно понимающий, в чем дело, стремится убедиться в том, что Ахмакова способна на нравственный компромисс, чтобы, пошатнув в себе элемент веры, избавиться от наваждения. Когда же Ахмакова в тяжелой для себя ситуации проявляет моральную стойкость, демонстрируя непримиримое отвращение к низости, Версилов, в полубезумном отчаянии пытается убить ее, когда ему препятствуют это сделать, пытается покончить с собой.
Достоевский в очерке «Пушкин» пишет: «Ведь если она пойдет за ним, то он завтра же разочаруется и взглянет на свое увлечение насмешливо» (Д.). Единственное, что меня смущает из всего, что написано Достоевским это вышеприведенное «насмешливо». Причина этого возможно в том, что Федор Михайлович лично не пережил такую душевную трагедию, но гениальность есть гениальность: понимающий Версилов упорно пытается вырваться из этого чувства, что ему и удается. Что касается пушкинского дон Гуана, то он проваливается вместе со статуей, так как его, казалось бы, любовь, оказывается вовсе не любовью. Проваливается, потому, что ему не до того, чтобы глядеть «на свое увлечение насмешливо»: исчезновение чувства – самое тяжелое чувство. Чувство дон Гуана не было любовью, но тем ни менее оно было чувством, словно ждавшим своего часа для прыжка из глубины души, дождавшимся и охватившим душу, но напрасно.
Что такое любовь на земле? Георг Гегель, классик немецкой рационалистической философии назвал любовь «полаганием себя в другом». Я придерживаюсь такого мнения, что любовь скорее узнавание себя в другом. Любящий видит внутренним взором сквозь душу любимого существа Бога, которого не может увидеть связи с различием психологий сквозь души других существ. Дон Гуан тоже видит сквозь душу доны Анны Бога и тянется к нему, поэтому его чувство имеет симптомы любви; но не для соединения с Творцом, он стремится к нему, а для его устранения и потому его чувство не является любовью. Чтобы быть способным любить надо не только иметь общность с Богом, но и признавать эту общность всей душой.
Естественен вопрос: почему обширнейшая область человеческой души остается неосознаваемой? У человека как бы две личности: первичный свет, попавший на стекло, и вторичный, искаженный, движущийся в стекле, не желающий даже знать о существовании своего прародителя. Страх истины есть главный враг как человека в отдельности, так и человечества в целом; одоление в себе страха истины есть то, что называют гениальностью. Луч, падающий на все стеклышки, один, следовательно, изначальное «Я» одно на всех: у всех людей одна сверхреальная личность. Без нее отдельная человеческая личность совершенно невозможна и не имеет абсолютной реальности.
Именно чувство единства Души до ее расхождения во множество являлось, является и всегда будет являться единственным источником нравственности и никакие классовые, клановые и прочие интересы никогда не заменят его.
Мужская и женская психики наиболее предрасположены друг к другу на подсознательном уровне. Часто бытует ошибочное убеждение, что причина столь ревностного отношения женщин к своей внешности кроется в мелком самолюбии. Чувства – это бессознательные мысли, гнездящиеся в сфере ощущений и инстинктов. Женщина превосходит мужчину по числу инстинктов (материнский, вскармливание ребенка), поэтому ее бессознательная мысль путается в инстинктах, что препятствует самосознанию, которое, в свою очередь, необходимо для самосовершенствования, происходящего в людях подсознательно. Женщина столь же подсознательно ожидает от мужчины помощи в самосознании, что наиболее четко проявляется в интимной близости, во время которой происходит сложный подсознательный диалог. Непосредственно после близости происходит своего рода сортировка подсознательной информации, поэтому в это время необходимо проявлять больше внимания к женщине. Чувствуя что, будучи более привлекательной, она получит больше подсознательной информации о себе и что остановка в самосовершенствовании чревата депрессией, женщина проявляет характерную повышенную ревность к своей внешности.
Взаимопредрасположенность мужской и женской психик позволяет им почти полностью слиться в единую личность. Мужчина, обладающий достаточно глубоким самосознанием, может почувствовать сферу слияния своей и женской душ и, подбирая слова, жесты, прикосновения, усилить сближение. И кажется, только то, что женская душа несколько прижата к земле большим числом инстинктов остается препятствием полного слияния. Поднятие женской души до уровня мужской становится необходимостью и неизбежностью. Тут самое время проявиться Дьяволу, казалось не войти ему в Обитель господню, но неистощима бесовская изобретательность: подобно змию проникнув из души носителя в изгибы души женской, и нежно и мощно уносит он ее к безбрежной запредельной Благодати. Отрываемая от всего земного, в ужасе хватающаяся за простыни, уносимая к духовным вершинам, озаряемая божественным светом, женщина обретает высшее оправдание страсти, соединяясь через нее с тем Абсолютным Началом, о котором преподобный Серафим Саровский сказал: «Если б знал ты, что такое есть Царство Божие, за мгновение его отдал бы жизнь». Она предчувствовала это: знала в элементах нераскрытого сознания. Об этом хорошо сказано в блоковском «Демоне»:
Я от дождя эфирной пыли
И от круженья охраню
Всей силой мышц и сенью крылий
И вознося, не уроню.
И на горах, в сверканье белом,
На незапятнанном снегу
Божественно прекрасным телом
Тебя я странно обожгу.
Ты, знаешь ли, какая малость
Та человеческая ложь,
Та грустная земная жалость,
Что дикой страстью ты зовешь?
Потом, когда высыхают слезы счастья, она задумчиво ощупывает его тело, силясь понять: что в нем особенного и не умея понять, что особенное не в теле, а в глубинах сердца. Таковой по замыслу Творца и должна быть близость, не случайно еще в «Ветхом завете» мужчина назван «сыном небес», женщина – «дщерью земной».
ЦИКЛ ЭССЕ ПО ТРАГЕДИИ А. С. ПУШКИНА «КАМЕННЫЙ ГОСТЬ»
«Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне.
КАК СОБЛАЗНИТЬ ДОНУ АННУ?
Эссе
Скрыться, стремясь от погони
В теплое, нежное тельце,
Бьется в суровой ладони
Глупое женское сердце.
О «шекспиризме» Пушкина связи с его «Маленькими трагедиями» писалось издавна. В частности внимание исследователей привлекало сходство эпизода соблазнения дон Гуаном доны Анны в пушкинской трагедии с аналогичным эпизодом в шекспировской трагедии «Ричард третий»; даже героини обоих произведении носят одно имя, оба соблазнителя признаются своим избранницам, что убили их мужей, оба, требуя смерти, подставляют грудь под кинжал, оба добиваются успеха. На этом сходство ,пожалуй завершается.
Различие, прежде всего в том, что Ричард оклеветал себя, назвавшись убийцей, говоря соблазняемой, что убил ее мужа из любви к ней; иными словами, он сыграл на ее женском самолюбии. Дон Гуан же вовсе не уверял дону Анну, что убил ее мужа любя ее и ревнуя (он даже ни разу не видел ее до дуэли с ее супругом).
Напрашивается вопрос: зачем вообще нужно было это признание? Исследователи, пытавшиеся ответить на него, пришли к следующим выводам: дон Гуан признался возлюбленной в убийстве ее мужа потому, что хотел чтобы она любила его таким, какой он есть, даже убийцу ее супруга, дескать, в этом проявилась его честность. Другие полагают, что Гуаном двигало гордое своеволие: убил супруга, а она все равно любит. Третьи допускают и то и другое. Не исключая этих мотивов в поведении Гуана, я, однако, полагаю, что была еще одна и более существенная причина, толкнувшая Гуана к признанию.
Версия, выдвинутая мной, покажется на первый взгляд Фантастической и неправдоподобной, но я берусь доказать что она соответствует творческому замыслу самого Пушкина.
Допуская только общепринятые версии, мы непременно должны прийти к выводу, что Дона Анна полюбила Дон Гуана до его слов об убийстве, что поэтому не хотела этому верить, а поверив, упала в обморок. Следовательно, она скрыла момент, когда полюбила Гуана (неудивительно, что Белинский назвал ее притворщицей). Соглашаясь, что все так и было, что вообще-то очень правдоподобно, мы будем вынуждены констатировать, что Пушкин ни в чем особенно не отошел от Шекспира и написал, чуть ли не подражание. А ведь, если подумать, может закрасться сомнение в том, что Пушкин стал затягивать сюжет трагедии ради изображения гордости или честности Гуана, в то время как в построении всех «Маленьких трагедий» проглядывает принцип лаконичности и сжатости.
А что если признание сыграло сюжетную роль: было необходимым звеном в цепи соблазнения? Что, если Дона Анна досталась Дон Гуану не так просто, как кажется на первый взгляд?
По сюжету трагедии о Доне Анне известно немного: она из бедной аристократической семьи, вышла замуж по воле матери (не по любви), после замужества не появлялась, что называется, «в свете», вдова, муж убит на дуэли человеком, которого она никогда не видела, строго хранила верность праху супруга.
Из всего этого привлекает внимание та фанатичность, с которой она преклонялась перед прахом мужа. В чем причина этого фанатизма? Версия о том, что причина в супружеской любви отметается словами самой Доны Анны. Обычно исследователи придерживаются мнения, что дело в средневековой дикости обычаев, обязывавших женщину хранить верность мужу до гроба (до своего гроба); иные полагают, что это сделано Пушкиным для того, чтобы убедительнее подчеркнуть обольстительскую силу Гуана.
Привлекает особое внимание самоотверженность Доны Анны в верности праху супруга. Не секрет, что женская психика имеет некоторые отличия от мужской, например, самоотверженность во имя высоких идеалов свойственна как мужчинам, так и женщинам, но женская самоотверженность имеет свою специфику, обусловленную наличием материнского инстинкта. Особенно это касается утонченной высокоразвитой психики. Вслушаемся в песню Мери из пушкинской трагедии «Пир во время чумы». По содержанию эту песню можно разделить на три части. Изображенные в ее начале идиллия и гармония сменяются картиной разрушения и гибели, причем характерно, что картина процветания начинается словами: В воскресение бывала / Церковь божия полна», а картине запустения предшествует строка: «Ныне церковь опустела». Бесспорно, песня Мери имеет глубокое психологическое содержание: по мере нарастания в душе безверия, когда в мужчине закономерно проявляются самоутверждение и своеволие (песня Вальсингама), в женщине происходит слияние материнского инстинкта с ее подсознательным стремлением к бесконечности. Подобно тому, как забывая себя, она бросается спасать своего находящегося в опасности ребенка, женщина бросается на помощь гибнущей в ее подсознательном представлении гармонии, являющейся признаком ее бессмертия. Причем нередко орудием спасения бесконечности становится мужчина, способный по внутреннем у убеждению женщины сделать в этом направлении больше, чем она. Подобно тому как средством ее биологического бессмертия является ее ребенок, средством бессмертия ее души становится мужчина. Вот почему в конце песни Мери звучат нотки женской самоотверженности, вот почему дона Анна «странная вдова» (впрочем, не следует проводить прямую параллель между Мери и донной Анной: это разные типажи).
Очевидно, командор не держал жену взаперти, как полагал дон Гуан, а она сама избрала себе этот удел, стремясь быть идеальной женой. Она, безусловно, уверяла себя, что ее муж имеет большие заслуги и стремилась помочь ему в его деятельности, окружив заботой и вниманием. Из слов Гуана узнаем, что «был он горд и смел – и дух имел суровый…», но о каких либо заслугах командора не упоминается ничего. В другом месте Гуан говорит, что после убийства командора король сослал его для того, чтобы его «оставила в покое семья убитого», а не в наказание. Можно с уверенностью сказать: командор не имел особенных заслуг, но, возможно имел глупость убеждать свою жену в обратном, когда она восторгалась им, причем несколько истерично. О причине дуэли в трагедии не говорится, но можно твердо предположить, что повод был пустяшным, что опять не говорит в пользу командора. Одним словом, командор своим присутствием должен был постоянно напоминать доне Анне о несоответствии воображаемого ею и действительности.
И вот он убит, она осталась одна. Дона Анна перестает говорить с мужчинами, ходит, закрывшись до пят «черным вдовьим покрывалом», а главное, она воздвигла мужу памятник. Причём такой, что видавший виды дон Гуан удивлён:
Каким он здесь представлен исполином!
Какие плечи! Что за Геркулес!..
А сам покойник мал был и тщедушен…
И мономах говорит: «… памятник жена ему воздвигла…»
А ведь речь идет не более как о статуе над могилой. Величественный вид памятника помогал доне Анне убеждать себя в величии командора.
Обладай последний действительно величием дона Анна ненавидела бы его убийцу; понимая это внутренне, она стремилась убедить себя в ненависти к дону Гуану и то, что она его никогда не видела, помогала ей в этом.
На самом же деле, она не только не испытывала ненависти к убийце супруга, но, в тайне от себя, была ему благодарна: после смерти мужа она получила возможность более легко убеждать себя в его величии ( уж так в ней велики была самоотверженность).
Некоторые исследователи утверждают, что дона Анна полюбила дона Гуана до приглашения его к себе и потому так легко согласилась на это свидание. Это правдоподобно, но опровержимо. Говорят, в танце скрыта душа народа. Видели ли вы танец, когда испанка с гордо поднятой головой проносится мимо гремящего каблуками «кабальеро», словно и не заметив его? Дона Анна испанка. Она пригласила дона Гуана к себе для того, чтобы, слушая его лесть, упорствовать соблазнению, повторяя про себя: вот какая я верная!
Свидание и началось с того, что дона Анна строго следовала своей задаче и закончилось бы для дона Гуана ни чем, но он понял бесполезность лести и нащупал верный путь, которым и воспользовался. Прежде всего дона Анна проговорилась, что не любила мужа (впрочем это не было для дона Гуана новостью). Затем, вызвав в ней любопытство тем, что он, якобы, знает «ужасную убийственную тайну», и тем самым усыпив ее бдительность, дон Гуан добился от доны Анны слов, свидетельствующих, что она не имела внутренней ненависти к тому, кто убил ее супруга. На вопрос: чтобы она сделала, встретив убийцу командора, дона Анна опомнившись отвечает: «Я бы кинжал ему вонзила в сердце!» Вполне уместны слова дон Гуана, сказанные не для ушей доны Анны: «Идет к развязке дело». Путь к сердцу доны Анны найден.
Закономерно следует признание: дон Гуан называет свое подлинное имя, дона Анна естественно отказывается верить, ведь поверить значит убедиться в отсутствии ненависти к убийце того, преданность праху которого стала смыслом ее жизни, положенной к основанию памятника, окроплённого такими сладкими слезами. И дон Гуан, интуитивно понимая это, стремится не только убедить дону Анну, что перед ней убийца ее супруга, его слова явно направлены на то, чтобы дать ей понять что в ней нет ненависти к нему: «Где твой кинжал, вот грудь моя», в этих словах чуть ли не насмешка. «Я убил супруга твоего, и не жалею о том, и нет раскаяния во мне». Он изображает из себя убийцу, которого не могла бы ненавидеть вдова, искренне скорбящая о смерти мужа.
Признание явилось кульминационным моментом взаимоотношений дон Гуана и доны Анны. Оно открыло глаза доны Анны на всю ложь ее преданности, её натура, искренняя и непосредственная не могла больше жить этой ложью, но и не могла расстаться с идеалом, не имея ввиду ничего другого. И вот слова: «Я дон Гуан и я тебя люблю!» указывают ей новый путь. Наступает перелом. Обморок – момент крушения идеала.
Вот первые слова после обморока: «Оставь меня! О, ты мне враг – ты отнял у меня всё, что я в жизни…». Эти слова говорят и о том, как много значила для неё преданность праху мужа и о том, что теперь это всё прошло невозвратимо. Впереди любовь: «Так это дон Гуан…» Наверное по её лицу блуждают блики задумчивой обаятельной полуулыбки. Своим удивительным чутьем она догадывается о коварстве признания дон Гуана в убийстве её супруга: «Кто знает вас?». Но и это в пользу – мнимую пользу дона Гуана: возможность была верной возлюбленному, несмотря на все его измены, быть осужденной молвой, ничего (кроме упреков) не получать за свою фантастическую преданность – вот последнее, что решило судьбу доны Анны, но она не осознает этого: «О, дон Гуан, как сердцем я слаба!» (очевидно, что обвинения доны Анны в лукавстве и притворстве лишены основания).
Таким образом, раскрылась закономерность фантастического явления: женщина, оставшаяся равнодушной к мужской лести, узнав, что перед ней убийца её супруга, отвечает ему любовью, но, как выразился Пушкин: «Гений – парадоксов друг», уместно вспомнить и другие слова великого писателя : «О драме надо судить по тем законам, по которым она создана».
Рухнула статуя командора, провалилась: нет ей больше места в драгоценном сердце доны Анна. Но проваливается со статуей и не сумевший полюбить дон Гуан, но это тема уже другого исследования.
Вернемся к том, с чего мы начали: к «шекспиризму» Пушкина. Подставляя свою грудь под кинжал, дон Гуан рискует гораздо меньше, чем Ричард III, в отличии от которого он сумел использовать не лесть самолюбию жертвы, с искушениями которой доне Анны ничего не стоило справиться, но и сумел проникнуть в такие глубины женского сердца, которые в трагедии «короля драматургов» просто не даны.
ЗАЧЕМ ПРИШЕЛ КОМАНДОР?
Эссе
Что могут значить жизни мрак,
Страстей и недовольства бури,
Когда двух черных крыльев знак
Тебе нисплослан из лазури.
Дон Жуаны герои произведений многих авторов и, как правило, мотивация их поведения и жизненные цели не являются загадкой и не порождают лишних вопросов. Особняком среди них стоит дон Гуан из трагедии Пушкина «Каменный гость» и уже в самом названии произведения есть нечто интригующее.
В сравнении с дон Жуанами других авторов пушкинский дон Гуан есть не только нечто из ряда вон выходящее, но и превосходящее остальных по своей глубине; отчасти поэтому, приступая к этому образу, я решил отступить от общепринятой манеры объяснения поведения литературного героя.
Прежде всего, отмечу, что из всех «Маленьких трагедий» только в «Каменном госте» происходит фантастическое событие: статуя сходит с пьедестала и приходит к дверям доны Анны, затем, проваливается, унося дон Гуана. По этому поводу в литературоведении преобладает мнение, что Гуана настигает кара судьбы за его прегрешения; не теряя времени на изложение подобных предположений, приступаю к развертыванию своей версии.
На мой взгляд, фантастическое в трагедии оправдано тем, что приход статуи и последовавшее являются ключом к разгадке образа дон Гуана. Мной ранее была отмечена глубина дона Гуана, но в чем вообще критерий глубины человеческой души? На мой взгляд, на этот вопрос можно правильно ответить только с идеалистической позиции, тем более, что Пушкин по мере взросления, как известно, становился все более религиозным, что, безусловно, сказывалось на его творчестве. Не следует также забывать слова Пушкина о том, что о драме следует судить по тем законам, по которым она создана.
В начале предыдущего исследования мной был сделан небольшой обзор душевных особенностей доны Анны, данное эссе мне также придется начать с проникновения в душу героя, причем, несколько более глубокого. Достоевскому принадлежит фраза: «Идея о бессмертии есть сама жизнь»; будет неправильно понимать это так, что, дескать, уже наличествующая жизнь стремится к своей бесконечности, то есть, что это сознательная «идея». Глубинный смысл приведенных слов состоит в том, что само наличествование жизни невозможно без того чтобы каждый элемент существования, каждое его мгновение не были направлены на то, чтобы выявить в этих элементах и мгновениях то, что составляет их ускользающую сущность, их абсолютность: для наличия жизни необходимо самосознание.
Чтобы прояснить вышесказанное приведу аналогию: луч света, упав на кусок стекла и проникнув внутрь, искривляется и замутняется, что обусловлено свойствами стекла. Луч может настолько исказиться, что может даже показаться, что свет и зародился в стекле и что сквозь стекло он не сможет пройти, так как очень крепко связан со свойствами стекла, в то время как на самом деле никакое стекло не порождает свет. Нечто подобное происходит и в человеческой душе. В христианско–религиозном мировоззрении есть представление о «троице»: Бог-Отец посредством Бога - Духа порождает Бога-Сына в мире. Бога-Духа, названного Христом «Духом животворящим» уместно понимать как творческую деятельность Творца, созидающую мир и человека «по образу и подобию», подобно лучу света, проникающему в стекло, и продолжающемуся в нем в искаженном виде, так, что в существовании луча в стекле участвует само стекло. Представьте себя на месте этого стекла, легко ли вам было бы поверить, что вы когда-то были за пределами стекла, что стекло существует лишь потому, что прежде был луч. Без луча стекло лишь форма, не имеющая содержания.
Подобно лучу, входящему в стекло, Абсолютное при сотворении проникает в относительное, внося в него образ того, во что должно развиваться живое, что совершенно необходимо, так как подобно лучу, искажающемуся в стекле, искажается и образ Творца в творении. Подобно тому, как солнце посредством своих лучей поддерживает жизнь, Творец посредством Духа создает основу не только физической, но и духовной жизни. Посредством Духа формируются не только человеческие качества, но и , поэтому Дух, соприкасающийся с человеческой душой, воспринимается последней в виде существа с человекоподобным обликом: ангела. Характерность этого явления в том, что каждая психологическая единица имеет как бы своего ангела, ангела-хранителя, он словно к ней приставлен, он хранит не плоть, а душу, имея свойства самого Бога, прежде всего Бесконечную Любовь.
Предположим теперь, что один из этих ангелов не удержался и слишком проник в мир, стремясь исправить его несовершенство. Беда в том, что он оказался почти «здесь», но Любовь его, будучи бесконечной по причине своей божественной сути, осталась «там», ибо не могла вместиться в конечный м. И больше не может он любить и нет большей муки, и прав старец Зосима из «Братьев Карамазовых»: «(…) ад есть страдание о том, что нельзя более любить».
Как чаша полон я, до края,
Кругом пылает адский полдень,
Но мне закрыты двери Рая,
Когда я слышу зов господень!
Он еще не человек, но уже не Бог и не ангел, он Дьявол, Сатана, Демон… То, что Достоевский называл «тоской по мировой гармонии» есть не что иное, как тоска Демона по Раю, передавшаяся человечьей душе.
Этот ангел, ослепленный любовью, стал ангелом-хранителем дон Гуана, то есть, духовное Первоначало, указывающее глубинным, бессознательным сферам его души образ, согласно которому следовало совершенствоваться его душе, пережило вышеописанные изменения. Так как Дьявол (позволю себе его так называть), явление, находящееся на грани мира и сверхреальной действительности часть Абсолютного, то пространство и время, как нечто сотворенное, относительное над ним не властны и, следовательно, Гуан воспринимает от него одновременно обе его ипостаси. Подобное в разных людях способно приводить к различным последствиям: от полной апатии к окружающему до неистовой привязанности к одной из сторон раздвоенности, то есть, в одном типаже могут умещаться противоположные характеры. Энергичность дон Гуана является следствием того, что его дуалистичность имеет своей особенностью сглаженность внутреннего противоречия и именно эта сглаженность противоречий является главной причиной его обаяния, притяжения к нему тех, в ком эта раздвоенность переживается тяжелее.
В результате привязанности к своему ангелу-хранителю, то есть благодаря духовности дон Гуан не воспринимает счастье как что-то чисто человеческое, и не в каком человеческом счастье он не сможет не испытывать страданий Демона. Как уже отмечалось, характерность демонского начала в том, что оно соединяется с относительным миром более полно, чем начало ангельское, следовательно, оно более близко воспринимает человеческое и человеческое более привязано к нему, то есть бессознательно старается участвовать в его делах. Что касается возможных возражений, дескать, ангелы и Дьявол не существуют, отвечу: их не существует в трехмерности нашего мира, но в основе мира, в сверхреальной действительности, в сфере Духа они не могут не существовать. Наше душевное соприкасается в своей глубине с духовной сущностью Вседержителя; в нас происходит великое таинство: совершенное Бога, проникая в несовершенное мира, развивает его до сближения с Собой: совершается «Троица».
Должен оговориться: делая экскурс в глубины человеческой души, я вовсе не ставлю целью создание психологической системы, то есть обосновывание всего поведения человека. Так же как в предыдущем исследовании, где мной был произведен анализ только тех свойств души доны Анны, которые наиболее отчетливо проявились в произведении, в данном эссе я объясняю в доне Гуане только те его душевные моменты, которые являются ключом к ответу на вопрос, поставленный мной в заглавии. То, что в этой работе я касаюсь более глубоких сфер души, не свидетельствует о том, что Гуан, якобы, «глубже» доны Анны, дело лишь в том, что для ответа на вопрос прошлого исследования можно было обойтись меньшим проникновением в человеческую суть. Следует учесть, что я пишу не философский трактат.
Демонизация психики не является действием над готовой психикой, а представляет собой непременное условие существования психики вообще, ее эволюции. При этом абсолютное начало качественно не меняется, изменению подвергается относительное, сотворенное; следовательно, зловещий образ Дьявола, бытующий в обыденном представлении, необоснован. Точнее, он обоснован в отношении соединения потустороннего и посюстороннего: когда земное, скажем, стремится помочь неземному. В данном случае, земная душа, вовлеченная в страдания Демона, переоценивающая его возможности, видит исход в том, чтобы сместить Творца и поставить на его место своего хранителя. Безусловно, демоническое начало прекрасно знает о предстоящем провале, но развитие относительного (а вышеописанное стремление является основой самоутверждения и индивидуализации личности) также является его целью. Это стремление стать равным Господу, по сути, есть гордыня. Обратимся к Корану: И слепил Всегомогущий человека из глины, и вдохнул Всемогущий бессмертную душу в свое творение, и с казал Всемогущий ангелам: «Вот человек, его душа бессмертна, поклонитесь ему». И поклонились ангелы, но один не склонил возгордясь головы перед сотворенным из праха. Всемогущий низверг его в адскую бездну и проклял. И прошел непокорный ангел всю муку ада, и постиг непокорный ангел корни добра и зла. Распахнул перед ним Всемогущий двери эдема, но сказал непокорный ангел: «Шел бы ты Господь, научно выражаясь к Богоматери, ибо распознал я породу твою божию и нет более надо мной твоей власти». И стал непокорный ангел Шайтаном. И пришел Шайтан из бездны к людям, и сказал Шайтан: «Дрожи земля, копайте мыши норы: я пришел в этот мир». Так явилось зло на земле. ( Не имея в советское время возможности познакомиться с этой книгой, я написал своего рода подражание Корану.) В пушкинском «Подражании Корану» прекрасно выражено то- же явление:
Однажды вдревле, о Всесильный
С тобою состязаться мнил
Безумной гордостью обильный,
Но ты, Господь, его смирил.
Ты рек: я миру жизнь дарую,
Я землю смертью наказую:
На все подъята длань моя.
Я тоже, рек он, жизнь дарую,
Я тоже смертью наказую,
С тобою, Боже, равен я.
Но смолкла похвальба порока
От слова гнева твоего:
Подъемлю солнце я с востока,
С заката подыми его.
Несомненные достоинства доны Анны сыграли немаловажную роль в ситуации, о чем можно прочесть в последующем исследовании. Кроме того, как выразился апостол Иоан: «Бог есть Любовь», в подсознании Гуана должна была возникнуть ассоциация: любовь - Бог. Дон Гуан полон ослепляющей эйфорией: вот- вот сбудется и уже сбывается: послушно сходит с пьедестала статуя командора и грохочут каменные шаги по пустынным, стремительно темнеющим улицам! Но то не ночь настает, то Демон черным, опаленным молниями крылом, накрывает небосвод над Мадридом! И если наступит утро, начнется оно с того, что солнце взойдет с заката и вместе с рассветом поднимется и встанет над брошенным миром воплощающий ужас Господин Вселенной!
Но Демон не стал повелителем мира, статуя закономерно проваливается.
« Зачем вы скользите упруго
Из мрака сомнения змеи»,-
Стонет голосом друга
Камень, воскреснуть не смея!
КАК ОТКРЫТЬ РАЙСКИЕ ДВЕРИ?
ЭССЕ
Я вырвался за все пределы,
Теперь я неостановим
И, что бы я теперь ни делал,
Я буду лишь собой самим.
В предыдущем исследовании мной был рассмотрен вопрос о причине прихода статуи командора, в данной работе я в частности отвечаю на вопрос: почему вместе со статуей «проваливается» дон Гуан?
Среди исследователей принято не сомневаться в искренности чувства дон Гуана к доне Анне, я же берусь утверждать, что чувство это вовсе не любовь, хотя мне не поверил бы прежде всех сам дон Гуан. Это чувство, не имеет названия, вероятно, по причине того, что редко встречается. В мировой литературе оно фигурирует, как, по крайней мере, мне известно, только у двух авторов в четырех произведениях. Эти произведения: «Евгений Онегин» и « Каменный гость» Пушкина, а также «Преступление и наказание» и «Подросток» Достоевского. Носителями данного чувства являются Онегин, дон Гуан, Свидригайлов и Версилов. В своем очерке «Пушкин» Достоевский недвусмысленно высказывается об Онегине, он пишет, что Татьяна знает, «что не ее даже он любит, что, может быть, он и никого не любит, да и не способен даже кого-нибудь любить, несмотря на то, что так мучительно страдает» (Д.). Я убежден, что Дон Гуан не лжет, говоря доне Анне о прежних своих женщинах: «Ни одной доныне / Из них я не любил». Но вот слова Свидригайлова, героя романа «Преступление и наказание», обращенные к Авдотье Раскольниковой, казалось бы опровергающие вышесказанное: «Я вас бесконечно люблю. Дайте мне край вашего платья поцеловать, дайте! Дайте! Я не могу слышать, как оно шумит. Скажите мне: сделай то, и я сделаю! Я все сделаю! Не смотрите, не смотрите на меня так! Знаете ли, что вы меня убиваете…» Это « бесконечно люблю», однако, должно вызвать сомнение: на земле не может быть бесконечной любви и устами Свидригайлова, словно говорит кто-то, живущий там, где есть бесконечное. В разговоре с Раскольниковым Свидригайлов сам удивляется странности своего чувства: в отсутствии Авдотьи Романовны он к ней совершенно ничего не чувствует. Интересно, что Версилов, герой романа «Подросток», из всей четверки наиболее «продвинутый» в отношении самосознания, пытается даже убить Катерину Ахмакову, не найдя иного способа избавления от наваждения. А когда это чувство оставляет его, он, по наблюдению Аркадия Долгорукого, словно утрачивает часть души, что неудивительно: в нем угасло одно из его стремлений. Все четверо: Онегин, Гуан, Свидригайлов, Версилов способны к чувству любви, не в большей степени, чем Дьявол, опекающий их души; по причине этой опеки они и не могут любить (как читатель помнит, именно невозможность любить стала для Дьявола Адом). Что касается их чувства, наличие которого, разумеется, нельзя отрицать, то происходит оно от того, что в сверхреальной действительности В НИХ ДЬЯВОЛ РВЕТСЯ ИЗ АДА В РАЙ. Безусловно, предметы их чувств (если можно в данном случае так выразиться) достойны любви и это имеет немаловажное значение для зарождения такого неординарного чувства, но не в том смысле, что мужчины, герои произведений были покорены достоинствами героинь. Всех их: Татьяну Ларину, дону Анну, Авдотью Раскольникову и Катерину Ахмакову объединяет одно характерное свойство: все они обладают непоколебимым нравственным стержнем, который не может иметь иного происхождения, кроме глубокой веры. Нравственную высоту Татьяны Лариной отметил в очерке «Пушкин» Достоевский: «(…) это тип твердый, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда (…) Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы» (Д,). Другие героини, бесспорно, ей под стать.
Главная их особенность это вера (под словом «вера» я подразумеваю не просто убеждение в бытии Божием, но и чувство своей сопричастности к Богу: вхождения в «Троицу»). Казалось бы, причем здесь вера? В одном месте «Евангелия» Христос, называемый Богом, говорит: «(…) иначе не будешь делить части со мной». Дело в том, что «Царство божие», Рай небесный это и есть сам Бог. Встретив дону Анну (о том, как ее нравственное чувство самоотверженно проявилось написано в первом эссе), дон Гуан через ее веру в Бога, а соответственно и в Рай был захвачен демоническим стремлением, вломиться в «Царство божие», которое недавно отвергал. «Вас полюбя, люблю я добродетель»,- эти слова свидетельствуют о возрождении веры в наличие источника добродетели. И опять из очерка «Пушкин»: «Ведь она же видит, кто он такой: вечный скиталец увидел вдруг женщину, которою прежде пренебрег, в новой блестящей недосягаемой обстановке,- да ведь в этой обстановке-то, пожалуй, и вся суть дела. Ведь этой девочке, которую он чуть не презирал, теперь поклоняется свет – свет, этот страшный авторитет для Онегина, несмотря на все его мировые стремления,- вот ведь, вот почему он бросается к ней ослепленный! Вот мой идеал, восклицает он, вот мое спасение, вот исход тоски моей, я проглядел его, а «счастье было так возможно, так близко!» (Д.). Приведенная цитата лишний раз подтверждает вышесказанное: Что такое светское общество? Это своего рода игра в «мировую гармонию», но эту игру Онегин, как человек, выросший в « свете» воспринимал как нечто серьезное и преклонение светского общества перед Татьяной он подсознательно воспринимал, как признание смысла и ценности ее нравственных достоинств, что поднимало Татьяну в его глазах на еще большую высоту.
Чувство эйфории, которое они все принимают за любовь, происходит от предчувствия близости избавления от мучения. Версилов из «Подростка», прекрасно понимающий, в чем дело, стремится убедиться в том, что Ахмакова способна на нравственный компромисс, чтобы, пошатнув в себе элемент веры, избавиться от наваждения. Когда же Ахмакова в тяжелой для себя ситуации проявляет моральную стойкость, демонстрируя непримиримое отвращение к низости, Версилов, в полубезумном отчаянии пытается убить ее, когда ему препятствуют это сделать, пытается покончить с собой.
Достоевский в очерке «Пушкин» пишет: «Ведь если она пойдет за ним, то он завтра же разочаруется и взглянет на свое увлечение насмешливо» (Д.). Единственное, что меня смущает из всего, что написано Достоевским это вышеприведенное «насмешливо». Причина этого возможно в том, что Федор Михайлович лично не пережил такую душевную трагедию, но гениальность есть гениальность: понимающий Версилов упорно пытается вырваться из этого чувства, что ему и удается. Что касается пушкинского дон Гуана, то он проваливается вместе со статуей, так как его, казалось бы, любовь, оказывается вовсе не любовью. Проваливается, потому, что ему не до того, чтобы глядеть «на свое увлечение насмешливо»: исчезновение чувства – самое тяжелое чувство. Чувство дон Гуана не было любовью, но тем ни менее оно было чувством, словно ждавшим своего часа для прыжка из глубины души, дождавшимся и охватившим душу, но напрасно.
Что такое любовь на земле? Георг Гегель, классик немецкой рационалистической философии назвал любовь «полаганием себя в другом». Я придерживаюсь такого мнения, что любовь скорее узнавание себя в другом. Любящий видит внутренним взором сквозь душу любимого существа Бога, которого не может увидеть связи с различием психологий сквозь души других существ. Дон Гуан тоже видит сквозь душу доны Анны Бога и тянется к нему, поэтому его чувство имеет симптомы любви; но не для соединения с Творцом, он стремится к нему, а для его устранения и потому его чувство не является любовью. Чтобы быть способным любить надо не только иметь общность с Богом, но и признавать эту общность всей душой.
Естественен вопрос: почему обширнейшая область человеческой души остается неосознаваемой? У человека как бы две личности: первичный свет, попавший на стекло, и вторичный, искаженный, движущийся в стекле, не желающий даже знать о существовании своего прародителя. Страх истины есть главный враг как человека в отдельности, так и человечества в целом; одоление в себе страха истины есть то, что называют гениальностью. Луч, падающий на все стеклышки, один, следовательно, изначальное «Я» одно на всех: у всех людей одна сверхреальная личность. Без нее отдельная человеческая личность совершенно невозможна и не имеет абсолютной реальности.
Именно чувство единства Души до ее расхождения во множество являлось, является и всегда будет являться единственным источником нравственности и никакие классовые, клановые и прочие интересы никогда не заменят его.
Мужская и женская психики наиболее предрасположены друг к другу на подсознательном уровне. Часто бытует ошибочное убеждение, что причина столь ревностного отношения женщин к своей внешности кроется в мелком самолюбии. Чувства – это бессознательные мысли, гнездящиеся в сфере ощущений и инстинктов. Женщина превосходит мужчину по числу инстинктов (материнский, вскармливание ребенка), поэтому ее бессознательная мысль путается в инстинктах, что препятствует самосознанию, которое, в свою очередь, необходимо для самосовершенствования, происходящего в людях подсознательно. Женщина столь же подсознательно ожидает от мужчины помощи в самосознании, что наиболее четко проявляется в интимной близости, во время которой происходит сложный подсознательный диалог. Непосредственно после близости происходит своего рода сортировка подсознательной информации, поэтому в это время необходимо проявлять больше внимания к женщине. Чувствуя что, будучи более привлекательной, она получит больше подсознательной информации о себе и что остановка в самосовершенствовании чревата депрессией, женщина проявляет характерную повышенную ревность к своей внешности.
Взаимопредрасположенность мужской и женской психик позволяет им почти полностью слиться в единую личность. Мужчина, обладающий достаточно глубоким самосознанием, может почувствовать сферу слияния своей и женской душ и, подбирая слова, жесты, прикосновения, усилить сближение. И кажется, только то, что женская душа несколько прижата к земле большим числом инстинктов остается препятствием полного слияния. Поднятие женской души до уровня мужской становится необходимостью и неизбежностью. Тут самое время проявиться Дьяволу, казалось не войти ему в Обитель господню, но неистощима бесовская изобретательность: подобно змию проникнув из души носителя в изгибы души женской, и нежно и мощно уносит он ее к безбрежной запредельной Благодати. Отрываемая от всего земного, в ужасе хватающаяся за простыни, уносимая к духовным вершинам, озаряемая божественным светом, женщина обретает высшее оправдание страсти, соединяясь через нее с тем Абсолютным Началом, о котором преподобный Серафим Саровский сказал: «Если б знал ты, что такое есть Царство Божие, за мгновение его отдал бы жизнь». Она предчувствовала это: знала в элементах нераскрытого сознания. Об этом хорошо сказано в блоковском «Демоне»:
Я от дождя эфирной пыли
И от круженья охраню
Всей силой мышц и сенью крылий
И вознося, не уроню.
И на горах, в сверканье белом,
На незапятнанном снегу
Божественно прекрасным телом
Тебя я странно обожгу.
Ты, знаешь ли, какая малость
Та человеческая ложь,
Та грустная земная жалость,
Что дикой страстью ты зовешь?
Потом, когда высыхают слезы счастья, она задумчиво ощупывает его тело, силясь понять: что в нем особенного и не умея понять, что особенное не в теле, а в глубинах сердца. Таковой по замыслу Творца и должна быть близость, не случайно еще в «Ветхом завете» мужчина назван «сыном небес», женщина – «дщерью земной».
Комментариев нет:
Отправить комментарий