Охраняет Руси покой.
Льется солнце на купола,
В наши души течет рекой.
С колоколен заутрень звон
От земли в небеса плывет,
И со всех четырех сторон
Православный встает народ.
Для кого-то он, может, груб,
Ведь не помнит молитв слова.
Но что стоят движенья губ,
Если вера в душе мертва?
Иноверцам не строим плах.
Все под Богом… Со всеми Бог…
Отблеск солнца на куполах
В перепутьях земных дорог…
***
Царицыну – Сталинграду – Волгограду
Здесь давно вдоль границ полыхали зарницы,
Рвались «гости» туда, куда их не просили,
И построили предки на Волге Царицын
Охранять рубежи расцветавшей России.
Много видели те деревянные башни,
Их сжигали дотла – они вновь вырастали,
И безводную степь люди сделали пашней,
И мечи на плуги перековывать стали.
Но опять сквозь века пролегла здесь граница
Между светом и тьмой, между смертью и жизнью,
И горела вода, но нельзя отступиться,
Город крепостью стал, защищая Отчизну.
Вся планета тогда затаила дыханье,
Ее сердце ударами билось твоими.
Ты разрушен был вновь, но прошел испытанье,
И запомнил весь мир Сталинградское имя.
Над водой поднимается солнце, алея,
И звенят голоса – Волга этому рада.
С выпускного идем по широким аллеям:
Начинается день моего Волгограда.
***
Памяти бойца-украинца, павшего на Мамаевом Кургане
Стальной фонтан
Взметнулся в небо.
Горит курган
Снопами хлеба.
Молчит земля –
Стальная хватка…
Топчан стеля,
Все плачет матка.
И далеко
На Украине
В глазах окон
Не тает иней.
…Пойдет война
Назад, к закату,
Чтоб враг сполна
Понес расплату.
Но эта весть,
Придя с востока,
Взорвется здесь,
В глазницах окон.
Курган опять
Взметнется в небо…
Прости мне, мать,
Что я там не был.
***
Осень 44-го
Не для нас урожаем
Спелый колос налит.
Вновь дорога чужая
Под ногами шипит.
За спиною граница
По осенним полям.
Да на что нам их Ницца?
Да на что Амстердам?
Нам не надо и злости:
Вековечной тропой
Мы незваного гостя
Провожаем домой.
А вернемся – засеем
От гумна до гумна…
Нужен хлеб для Расеи.
Для чего ей война?
***
…И белогрудый стан березы,
И сноп густой волос пшеничных,
В глазах озер кувшинки-слезы,
И перекликиванья птичьи…
И пусть меня давно скосили,
Но каждый миг, навеки спящий,
Любуюсь я лицом России
В оправе облаков парящих.
***
В музее
Не ржавеет стволов вороненая сталь,
Но лежит без движенья и звука;
Полевые бинокли забыли про даль
И на стены глядят близоруко;
Да и рации вряд ли поймают волну,
Чтоб приказ передать об атаке…
Все равно, как живую, я вижу войну,
Проходя этот зал в полумраке.
С пожелтевшего фото далеких тех лет
Смотрит парень со шрамом над бровью,
И лежит под стеклом комсомольский билет,
Сверх печатей заверенный кровью.
***
Листья падают на траву
Наступленье осенних дней
Из-за северных острых гор.
Навесная стрельба дождей.
Павших листьев цветной ковер.
Только, знаешь, они красней,
Чем положено листьям быть,
И погибших вчера парней
Нам в живые не возвратить.
Листья падают на траву,
Как бесшумный ночной десант.
Рядом смерть, а я все живу,
Как не верить тут чудесам?!
А я знаю, что нет чудес,
Но есть мама, отец, и ты…
Я в созвездьях чужих небес
Вспоминаю твои черты.
Упирая в плечо приклад,
Я лежу на сырой траве.
Догорает в крови закат.
Жаль, что жизней моих не две.
И опять надо в темноту
Уходить по крутой тропе.
А мне кажется, я иду,
Возвращаясь с войны к тебе…
Листья падают на траву,
Как бесшумный ночной десант.
Рядом смерть, а я все живу,
Как не верить тут чудесам?!
А я знаю, что нет чудес,
Но есть мама, отец, и ты…
Я в созвездьях чужих небес
Вспоминаю твои черты.
***
Был черствый хлеб, что слаще сдоб,
Был ратный труд, простой и страшный:
На фронте пашней пах окоп,
В тылу окопом пахла пашня.
Впрягались бабы в тяжкий плуг,
И почва впитывала стоны.
Мукою, смолотой из мук,
На фронт грузились эшелоны.
А там своя была страда,
И возвращались похоронки
В артели вдовьего труда,
В деревни на глухой сторонке.
Кружили, словно воронье,
Над опустевшими домами.
Кололо жесткое жнивье
Босое сердце старой маме…
***
Никто не спрашивал о том,
Чья здесь вина:
Пустой рукав запавшим ртом
Сказал: "Война".
Был труден, голоден и лих
Сорок шестой,
И он ворочал за двоих
Одной рукой.
Твердела мышцами рука,
Росла в кости,
И мало кто фронтовика
Мог обойти.
Он так же крепко обнимал
Свою жену,
И сын с руки его взлетал
В голубизну.
***
Осколок
Так уродлив был этот обломок металла,
Принесенный с бойцом в лазарет:
Словно смерть своей лапою четырехпалой
Рядом с сердцем оставила след.
Врач сказал, зашивая дыру под ключицей:
«На, держи! Вдруг примета верна!».
«Да со мною и так ничего не случится,
А приятней носить ордена».
Все же взял. Тот валялся в кармане шинели.
Рвал подкладку он ржавыми лапами.
Сыновья вырастали и внуки взрослели,
Становясь в свою очередь папами.
И лежат ордена, пусть без прежнего блеска,
В девяностых не сданные частнику…
Но играется правнук корявой железкой,
Так похожей на свастику.
***
Гранитный генерал
Генерал с лицом темнее гранита –
То ль от дыма, то ль от вечной печали –
Замер, молча, с головой непокрытой,
Устремляя взгляд в заволжские дали.
Помнит всех своих солдат поименно,
Но бессмертья не даруют былины:
Уходили в небеса батальоны
На пути от Сталинграда к Берлину.
Ни гранита нам, ни бронзы не хватит,
Чтобы каждому воздать по заслугам…
Но взгляни: в могилах спящие рати,
Прорастают зеленеющим лугом!
Жизнь всегда, в итоге, смерти сильнее –
Тихий сквер облюбовали мамаши:
Каждый вечер здесь, пока не стемнеет,
Дети бегают, ручонками машут.
В центре гомона, возни и горячки,
Генерал следит, как дедушка строгий,
Чтоб стихали мимолетные драчки,
Чтоб смотрели непоседы под ноги.
Улыбается гранитною складкой,
И во взгляде не сквозит холод стали:
"Из таких же, как вот эти ребятки,
И гвардейцы все мои вырастали..."
Ведь солдаты не за то умирают,
Что им памятников мы понастроим...
Рядом с памятником дети играют –
Это лучшая награда героям.
***
Берлин залит дождем огня и стали,
Но детский плач был громче, чем война:
Потерянно стоит среди развалин
Там девочка немецкая одна.
А может быть, отец ее в гестапо
Служил, а мать эсэсовкой была...
Но вот она лепечет «мама, папа»
Из пулями оббитого угла.
И может быть, отец, слепой от злости,
Все ближе целит пулеметный ствол...
Но тут солдат, чьи дети на погосте,
Поднялся, крикнув только: «Я пошел!»
И ринулся к немецкому ребенку
Сквозь ливень из немецкого свинца,
В шинель дитя закутал, как в пеленку,
Собой закрыл от пуль ее отца.
И вытащил почти что с того света,
Солдат в зеленой каске со звездой...
И девочка спасенною планетой
К плечу его приникла головой.
***
Дед
Он жизнь-то толком не узнал,
Он в ней едва лишь оперился:
В июне свадьбу он сыграл,
А сын у мертвого родился.
Он написать едва успел
Одно письмо супруге с фронта,
Но со стены на нас смотрел
Всегда, после любых ремонтов.
Он форму не успел обмять
Для снимка: мешковата слишком…
Так странно дедом называть
Его – совсем еще мальчишку.
Когда война – не до того,
Чтобы героями казаться…
Я старше деда своего,
А мне всего лишь девятнадцать.
***
Словно медали деда,
Солнечный диск надраен:
Небо на день победы –
Как небеса над раем.
Реки людские в мае
Вверх устремляют русло:
Лестницей на Мамаев,
Тропами Приэльбрусья.
Там шли в атаку роты,
Вязли в тягучих глинах...
Битвами за высоты
Кладбищ полны низины...
Тем, кто навек уснули,
Белый журавль – попутчик.
Ветры свистят как пули,
Гонят седые тучи.
Тучи плывут, не зная,
Что под небесной крышей
С каждым девятым мая
Линия фронта - выше.
Гром отгрохочет медный,
Ливень все слезы выльет.
Горечь на дне победы –
Тень журавлиных крыльев.
***
Дневник Тани Савичевой
Сколько их: кто не дожил, не дошел?
Нет даже лиц.
Синим химическим карандашом
Девять страниц.
Голод блокады писал без затей
Буквы свои.
Девять страниц – только даты смертей
Целой семьи.
Это потом в полевых вещмешках
Их принесут
На просоленных солдатских плечах
В Нюрнбергский суд.
Это потом доверять дневникам
Станут мечты
Девочки в городе, где по утрам
Сводят мосты.
…Чтоб никогда не глушил в небе вой
Пение птиц,
Ты с непокрытой прочти головой
Девять страниц.
***
Обелиск
В деревенской глуши,
на ковре земляник,
Что окрасились огненной кровью когда-то,
Обелиск вырастал из земли,
словно штык
Погребенного взрывом в окопе солдата.
Пробивается вверх
сквозь забвенья пески,
Шар земной обнимая своими корнями,
И салютом цветут на полях васильки
В память тех,
кто навеки остались парнями.
Среди времени брызг,
как маяк – обелиск.
Побеждают хлеба
сорняковую небыль.
Золотою звездой светит солнечный диск
На шинели бойца, превратившейся в небо.
***
Почтальонка
Крутятся колеса,
Крутятся педали.
Цепь скрипит тихонько:
Стар велосипед.
По жнивью покосов
В зреющие дали
Едет почтальонка —
Девятнадцать лет.
Косы под бейсболкой
Рвутся ветру в руки.
Солнце в знойной выси
Пляшет на углях.
Ей сегодня долго
Ездить по округе:
Пенсий ждут и писем
Люди в деревнях.
Здесь, в глубинке русской,
Словно воздух — почта.
Сколько этих вдохов
В сумке на ремне?
По тропинкам узким,
В срок всегда и точно...
Здесь замрет эпоха
Если почты нет.
Внучке почтальона,
Ей известно это.
В той деревне – школа,
В этой — отчий дом.
Не считает тонны,
А встает до света
И летит по селам
Солнечным лучом...
***
Олонец
Стучат молотки корабелов
В ускоренном ритме сердец:
Весь занят строительным делом
Любимец Петра – Олонец.
Когда-то здесь бились со шведом
Гребцы новгородских ладей,
А нынче куется победа
С закалкой в студеной воде.
Здесь ядра так мастер сработал,
Что в герб городской попадут.
Здесь первенцы русского флота
Со стапеля скоро сойдут.
Фрегатам на озере тесно,
Покинут они колыбель,
Андреевских вымпелов песню
Неся до заморских земель.
Летать научились орлята,
Окрепло Петрово гнездо…
И пот свой смывал император
Купельной карельской водой…
***
Петр Первый
Пилить, строгать любил. Тем паче
Любил пальбу и тарарам.
Он даже тешился иначе,
Чем было принято царям.
Он испытал капризы славы,
И что расчеты часто врут:
После триумфа под Полтавой
Его пребольно высек Прут.
Он строил новую обитель
Из обветшалого двора.
Он был единственный правитель,
Кто ведал тяжесть топора.
***
Кижская регата
Над гладью озерной мелькают стрижи,
Ловя уходящее лето.
В воде отражаясь, сияют Кижи
В лучах августовского света.
Кресты их похожи на мачты судов,
А парус, невидимый взгляду,
Гудит под напором карельских ветров
И сердцу дарует отраду.
А рядом, на озере, как в старину,
Красивы, стремительно-ходки,
Крутыми бортами ломают волну
Кижанки — онежские лодки.
Здесь издавна люди по водам пути
Вершили средь рифов и мелей,
И парус поставить, на веслах грести
Все с самого детства умели.
Здесь в каждом селении мастер был свой,
Владевший особым секретом:
До нашей поры различает любой
Их лодки по верным приметам.
Ведь их вековой отшлифовывал труд,
И радостно видеть, что ныне
По водам онежским кижанки плывут
Точеным изяществом линий.
Озерным красавицам впору пришлось
Заморское слово «регата».
И волны, и время пронзая насквозь,
Плывут они в белых закатах.
***
Я порой бываю счастлив
Оттого, что небо сине,
Оттого, что всем ненастьям
Не сломить мою Россию,
Оттого, что передюжим,
Улыбаясь терпкой болью,
Оттого, что есть на ужин
Серый ломоть с крупной солью.
***
Давно отшумели все майские грозы.
Холодные слезы роняя устало,
Уходят дожди бесконечным обозом,
Смывая осевшую пыль с пьедесталов.
Серебряной ваксой ботинки начистив,
Паук расставляет осенние сети,
И красные книги сгорающих листьев
Лениво читает задумчивый ветер.
Покой и прохлада – предчувствие спячки.
От жарких боев молодецкого лета
Остались поджившие малость болячки
И зрелая мудрость живого поэта.
Он здесь, рядом с нами, но выше немного.
Осеннее солнце пробилось сквозь тучи.
Меж мокрых полей потерялась дорога,
Как с неба упавший, растаявший лучик…
***
Комментариев нет:
Отправить комментарий