Участник конкурса в номинации "Поэзия" Шаколо Александр

Любовь. Родина. Жизнь

«Лучшее — враг хорошего».
Джованни Боккаччо

I.

Во славном граде, что у моря,
В жемчужине империи огромной
Жил человек семейный, скромный –
Хлебнул тот век довольно горя...

Да только речь здесь не об этом:
Ведь у него сокровища три было,
Три дочки милых, а в красе и сила,
Но мудрые не хвалятся перед светом.


И вот однажды летом спелым
Приехал – посмотреть ли на каштаны,
На гладь морскую, как на манну,
Аль на красавиц – юноша умелый.

А всё же, не кривя душою,
Скажу: по делу он явился.
Крестьянин честный, так трудился,
Что некогда обзавестись женою.

Простой он парень белорусский,
Губернии далёкой, Могилёвской,
Он не узнает, кто такой Сваровски,
Но очевидцем станет злобы прусской...

Столетия начало – мирное затишье...
В Одессе по делам, а жизнь-загадка
Свела юнца с отцом украдкой –
Дев юных  – было то нелишне.

Одна звалась... Меланьей, не Татьяной,
Евсей был молод и влюбился сразу,
Влюбляются не по расчёту и приказу:
Прекрасна без малейшего изъяна.

Родителя не медлило согласье:
«Ты молод, юрок и не из лентяев
(Я не терплю невеж и шалопаев),
Отныне счастье ваше в твоей власти».

На то наш парень отвечает:
«Все ваши дочери – царицы,
В любую счастие влюбиться,
О красоте Господь их знает.

Но мне Меланья всех милее,
Благословенье ваше – верх отрады,
Не надо большей мне награды,
В любви и в мире жить нам с нею.

Как вол, работать буду для неё,
Есть у меня теперь призванье,
Теперь «жена и муж» – для нас названье,
О том волна морская напоёт...»

Да всё ж не мог там оставаться,
Как ни был мил ему сей город,
Так море горцу не заменит горы –
На север он надумал возвращаться.

Она оставила любимые пенаты
Навстречу неизвестности немилой,
Моя прабабушка свой край любила,
Но знала: нераздельны, раз женаты.

Не стала ль в той земле она чужою?
Лишь для завистливых, болтливых,
А доброта, известно, не ворчлива,
Для добрых, как сама, была родною.

И говорила: «Языки, что братья,
Есть: белорусский, русский, украинский,
Но мне своею силой исполинской
И чистотой лишь русский ладен».

Женой и матерью чудесной стала,
И счастливы они не в шутку были,
Всё потому, что двое те любили,
И для Вселенной этого не мало.

Вот век ушедший и истлевший,
И геноциды, революции и войны,
А людям, если сердцем вольны,
Не помешают времени депеши.

II.

«Да, рассуждал бы о любви,
Да толку-то! “Мгновение лови!..” –
Когда бы сам я был влюблён!..
Красой мгновенья не спасён».

И думал не повеса вовсе так,
Не гёттингенский лирик и чудак,
Но юноша младой: любил одну
Царевну дней своих... И почему?..

Давно он слово то забыл,
Её он взгляд боготворил,
И надо же: ей стал писать стихи –
А сердце изнывало от тоски.

Он впечатление хотел произвести?
Куда там! Ведь былое не спасти.
«Ей руки целовали, и при мне!
Нет – помешательства волне!»

Да не задушишь лиру ты:
Она есть жизнь, она – мечты,
А сердце у неё – кристалл, не лёд,
И что с того, что бровью не ведёт?

Зато наперсница глядит,
Её ль не превосходен вид?
Чего же ищет молодец, чего?..
Подруга ведь не просто ничего...

Ведь их обеих сказочна краса.
Но благосклонней у другой глаза...
Неужто в голову вбил он:
«Она – Европа, а я – Альбион!»?..

Нет, он – другое: «Не могу
Любить, но не её – не лгу,
И чувства разума сильней,
Желал я быть бы только с ней!..»

Он в девятнадцать уж повяз,
Как сломленный под ветром вяз,
В болоте с именем «судьба»,
Да и забыл, что жизнь – борьба.

А век-то, к слову, уже наш –
Век силикона, бессердечья и продаж...
Да только и средь корневища зла
Бывают в мире добрые дела.

Он... А впрочем, хватит... Я
Отправился в далёкие края.
Очнуться от мифической любви,
И полюбить «Мгновение лови!»

На курсе был языковом –
Один лишь белорус , притом
Был счастлив свой среди чужих –
Друзей нашёл там, сердцу дорогих.

Мы все такие разные, но всё ж
Душевный мир у всех нас схож,
Непобедимы мы, когда мы не одни,
Мы – целый мир. А в миге – годы, дни.

И понял я: неважно, из какой страны –
Люби её, не допускай агрессии, войны,
Планета ведь у нас священная одна,
О миролюбии задуматься пора!

И говорил со многими людьми,
С попутчиком одним из той земли,
Он рассказал, какой был фюрер идиот,
Ну а в делах военных – полный сумасброд.

Ещё тот немец говорил,
Что Запад бьётся со всех сил,
Чтоб доказать, насколько он хорош,
А в мире силой много не возьмёшь.

Смеялись – правда, горько мы,
Над несуразностью тесьмы
Из слов и славословья – но без дел,
Когда чужбина – рай, а Родина – предел.

Предел исканий и терпенья – всё.
Видать, их добрый дядя Сэм спасёт!
Да, был наш смех, скорее, вздох,
В столетье скоростных тревог.

Мой собеседник дальше продолжал,
(Он мне всё больше уважение внушал):
«Те люди – виноваты? Нет.
Вот кто – для всей Европы свет?

Кто за свободу борется свою,
Кто против шовинизма, кто в бою
За толерантность и за мир –
За равенство, а не безбожный пир.

Своей страной гордятся – молодцы,
Но есть забывшие, что их отцы
Страну и мир спасли от той чумы,
Которая страшнее хвори и сумы.

– И если хочет развестись
Супруг – ведь это жизнь!
(Когда не хочет быть он с той,
Которой мил совсем другой.) –

Нужны “виновным” власть, террор?
Да деньги? Слава иль позор?
А, может, просто прекращение огня,
И чтоб без “Neonazis”, живодёрни у руля?

И всяк из них – герой и патриот,
Во имя правды жизнь он отдаёт.
Да только жаль, что льётся кровь,
И повторяется всё вновь и вновь...»

Назвали станцию, на этот раз – его,
Пожали руки, попрощались – ехать далеко,
Но в общем, быстро пролетел тот час,
А разговор наш помню – как сейчас.

И много было встреч, идей, бесед,
Все мненья не считал скорей за бред,
Но оставался я, однако, сам собой:
Всегда за небо мирное над головой.

И за любовь: к родным, к земле,
К любимой – в сердце, не в уме
Её должны мы пронести
Так только можно мир спасти.

И я вернулся. Что ж она?
Всё та же, чувствую. А не одна?
Так это, право слово, не удар.
Не из ревнивцев, и не тела я алкал.

Оклеветали как-то? Языки
Заумников, заумниц велики?
Длиною, знамо. Не беда –
Стихи, как и душа, не ерунда...

Они, как эти, только для неё
Одной, и пусть старание моё
Не ищет лавров – я люблю,
Мой скромен слог – а я пою.

Теперь узнал, что красота
Столь повсеместна, как мечта,
Во имя – сотню лет назад, сегодня, спустя век –
Обеих жил, живёт, жить будет человек.

Но вот Огинский, мудрый ведь поляк,
Для смеха Полонез писал? – Никак!
В нём слышу отзвук собственной души,
Что говорит: всё братством заверши.

III.

Мы прежде жили – не тужили,
Святая наша Киевская Русь:
Сплочённей предки наши были,
Но всякий скажет ли: «Горжусь!»?

Забыто это время разве?
Ужели смуты час настал?
А смуты есть ли что ужасней?
И смерти пляска – страшный бал.

Не в моде ли авгуры нынче?
Есть люди, злато говорят,
А в деле шик донельзя взвинчен,
Ведь нету истины в речах.

Ораторов места не занимаю,
И не кичусь, как лжепророк, –
Но сила в чём и правда, знаю:
В любви и пониманьи нет морок.

Мая Радзiма – Беларусь… Да, верно.
Конечно же, не хуже я других...
Но есть ли чистокровные наверно?
А у славян история – не миг...

Есть украинская кровь в жилах,
И русская, вполне возможно, есть,
И чую сердцем: любят милых
Не за гражданство, не за лесть.

Хороших девушек так много...
Да разве же есть расы? У любви?
Их вовсе нет. Очнитесь! Ради Бога!
Мы все – сыны и дочери Земли.

Остановитесь те, кто сеет гибель!
Одуматься давно уже пора.
По вашей же системе «ниппель»
Страшнее завтра станет, чем вчера.

Посмотрят пусть на семьи,
На матерей и жён, детей –
А у «врагов» их нет ли?
Ещё умеете любить людей?

Есть сказка, поучительная очень:
Портняжка храбр был и умён,
Бросая камни с дерева, он между прочим
Громадным великанам нос утёр.

Они виновных не искали,
И думать долго не могли:
Друг друга лишь поубивали,
Стратег расхохотался: дураки...

С тех пор молва такая:
Коль бьются двое, третий рад.
Жить, этим третьим потакая? –
Венец мечтаний и наград...

Однако утомлять не стану:
Среди тревог бледны слова.
Но сам от знанья не устану –
Победой всё закончится Добра.

Надейтесь, верьте и любите –
Душою каждый Божий день трудитесь!
А суть проста: родимый край
Не лучше, но милей, чем рай.