Выбор
1983 год сотрудник ЦРУ Томас Келли провёл в Пакистане. В тренировочном лагере под Пешаваром Келли обучал «борцов за свободу» методам сбора разведданных, вербовке агентуры и выявлению афганцев, работавших на русских. Но главным делом Келли на Востоке была вербовка пленных советских офицеров. С ними Келли «работал», времени и сил не жалея: вербовочные результаты – это красивые отчёты в Лэнгли, это ступени в карьерной лестнице.
За год между смертью (ЦРУ о Женевских конвенциях обращения с военнопленными в Афганистане не вспоминало) и предательством из пяти пленных офицеров, с которыми «поработал» Келли, четверо выбрали небытие. Шестого – последний афганский материал советника – моджахеды добыли за месяц до возвращения Келли в США. «Борцы за свободу» устроили русскому разведвзводу отличную засаду в горах и перебили почти всех. Командира контузило взрывом гранаты и посекло осколками камней. Келли своевременно узнал от осведомителя об удачном захвате перспективного трофея, примчался в лагерь и вытребовал офицера из зиндана – глубокой ямы.
Моджахеды приволокли русского в шатёр и гордо «бросили в ноги» советнику. Келли поморщился: изорванный, окровавленный камуфляж, сбитые в кровь ступни, кровь на лице и на стянутых проволокой запястьях. Личных документов у офицера не было, но моджахеды притащили планшетку с картой и фотографию. На цветном снимке Келли с трудом узнал пленного (весёлое, открытое, счастливое лицо), обнимавшего молодую красавицу и очаровательное кудрявое дитя. Фотографию - перспективный документ, дающий надежду на удачную вербовку («Ошибся русский, взял с собой в горы, а не должен был!») Келли спрятал в папку. Потом приказал снять с рук пленного проволоку, отпустив по-русски – для ушей офицера - несколько нелестных слов в адрес «борцов», и велел принести в шатёр рис, мясо и немного фруктов. Бутылку воды для пленного Келли, подумав, извлёк из своего кейса – всё равно скоро домой, в благословенную Америку, не пропадать же привезённым из-за океана личным запасам!
Пленный сразу влил в себя полбутылки, заглотнул финики и, жадно хватая окровавленными пальцами куски мяса и жирный плов, быстро вычистил всю миску. Келли во время «офицерской трапезы» старался «сопереживать» русскому «печалью очей и идущими из глубины души вздохами». Хотя вряд ли этот любительский спектакль, разыгранный Келли перед русским, мог вызвать у пленного симпатию к американскому советнику. Понимает, прекрасно понимает десантник, что рис, мясо и фрукты – проявление отнюдь не гуманизма представителя «великой западной цивилизации» к пленному, а лишь первый шаг вербовочного процесса. Известен пленному и второй шаг Келли – и это хорошо, что известен, хорошо, что русский к нему готов. Это знание сокращает путь к вербовочной истине: либо ты работаешь на ЦРУ и остаёшься в списках живущих, либо сохраняешь верность долгу и присяге и умираешь под изуверскими пытками моджахедов.
Когда пленный отодвинул миску и поднял на советника усталые и, казалось, равнодушные ко всему глаза, Келли протянул руку к папке, достал фотографию и тщательно, словно на уроке русского языка в разведшколе ЦРУ «Ферма», подбирая слова, произнёс:
-У вас красивая жена. И дочь. Сколько ей, года три?
Пленный молча смотрел на Келли. Опасность, что русский офицер «героически бросится» на американского советника, была, поэтому за пологом шатра стояли моджахеды, готовые по первому сигналу ворваться внутрь и «нейтрализовать» пленного. И всё же Келли стало не по себе от пристального взгляда русского.
-Мне будет жаль, если вы никогда больше не увидите жену и дочь, - мягко продолжил Келли.
-Мне тоже, - облизнув губы, выдавил пленный.
-У вас есть шанс вернуться к своей семье, - почти с нежностью произнёс Келли заученную фразу из американо-русского разговорника ЦРУ.
-И какова цена этого шанса? – по-волчьи оскалив зубы, вдруг горячо, азартно, словно опытный торговец, произнёс русский.
Волчий оскал Келли не понравился, но начавшийся, как показалось советнику, торг за жизнь в обмен – к чему лукавство? - на предательство требовал следующего хода.
-Цена вашей свободы – готовность сотрудничать с нами – на выгодных для вас условиях, - выдержав паузу, продолжил Келли, сожалея, как мало времени у него «на разработку» офицера. Полгода назад можно было бы не торопиться…
Русский, казалось, остался – несмотря на недавний торгашеский азарт - безучастен к сделанному предложению, только левое веко, помеченное корочкой запёкшейся крови, чуть дрогнуло.
«Ладно, герой, размышляй, время у тебя есть - пока есть», - зло подумал Келли и, сама гуманность, продолжил:
–Первое. Вам не придётся предавать ваших товарищей в Афганистане.
-Да, это не перспективно: - быстро согласился пленный.
«Просто ты моей Конторе нужен у себя на родине, а не здесь, на чужой земле. Зачем ты нам в Афганистане, чтобы помогать моджахедам?! Да убивайте их как можно больше, и пусть они как можно больше убивают вас! И вы, и они - угроза нашему миру, нашей цивилизации! Они – угроза даже большая. И, слава Богу, что это мы используем их против вас!» - с отрепетированным сочувствием кивая русскому, подумал Келли и продолжил:
-С нашей помощью вы совершите героический побег. Нет, не из этого лагеря. Вас отправят в Афганистан – для разминирования горных троп.
-Да, знаю – «духи» гонят пленных по тропе. Мина – жизнь, мина – жизнь, и путь свободен, - спокойно, но с прежним, резанувшим Келли волчьим оскалом, произнёс русский.
-«Побег» вы совершите с двумя пленными сержантами. Нас они не интересуют. Но если вы согласитесь работать с нами, вы спасёте две жизни, вы вернёте матерям их сыновей! Если не согласитесь, эти люди погибнут – после страшных пыток. Но вас, конечно, интересует, какой смысл мы вкладываем в слова «работать на нас»?
Пленный - неожиданно для советника - утвердительно кивнул.
У Келли от близкого вербовочного успеха (иначе зачем пленному знать детали «работы на нас»?!) взмокли ладони и он заторопился, зачастил, словно купец на восточном базаре.
-На родину вы вернётесь героем! Поступите в военную Академию! Лет через семь-восемь – вы уже полковник. Подарки нужным людям – необходимые средства вы получите от нас – и вы продолжите службу в министерстве обороны. И, может быть, информация, которой вы будете делиться с нами, поможет мирному сосуществованию двух великих держав – вашей страны и моей!
Слова, произнесённые Келли – с пафосом миротворца – были лукавством чистой воды, но они должны были помочь русскому справиться с первыми – самыми сильными - муками совести. Дальше, когда вербовочный конвейер будет запущен, когда русский подпишет обязательство о сотрудничестве с ЦРУ, им будет двигать уже основной инстинкт – самосохранения.
«Гитлер, двинув армии на СССР, произнёс слова, достойные великого вербовщика негодяев: «Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью». Я должен помочь русскому «сохранить лицо» - даже последнему негодяю надо оставлять шанс на самоуважение. Тогда это будет негодяй многоразового использования», - вспомнил Келли постулат вербовочной профессии и подумал, что инструктор разведшколы «Ферма», окажись он сейчас рядом, был бы доволен своим учеником.
-За каждую информацию вы будете получать высокую плату – рублями в СССР и валютой на ваш счёт в американском банке.
-Лучше в швейцарском, - вдруг улыбнулся пленный.
-Хорошо, - кивнул, уже не сомневаясь в успехе, Келли. – А сейчас вы напишете, как вас зовут, звание, должность, место службы, домашний адрес в СССР…
-Проверять будете? – засмеялся-закашлялся пленный.
-Конечно, - кивнул Келли и положил перед пленным лист бумаги и ручку.
-Сейчас я вряд ли гожусь в писатели, - вновь засмеялся пленный и, как доказательство своей правоты, протянул над столом израненные руки. - Это во-первых. Во-вторых, мне необходимы обувь - сгодится и такая, - офицер кивнул на кроссовки Келли, - чистая вода, усиленное питание, регулярные прогулки – иначе после «героического побега» я не дойду до своих. И никакой проволоки на запястьях – для демонстрации вашего расположения ко мне, думаю, хватит и зиндана.
«Ловко торгуется, - одобрительно подумал Келли. – А сарказм – это защитная реакция – всё-таки родину, товарищей предаёт». Старательно изображая сочувствие, советник театрально вздохнул, достал из кейса бутылку воды – речи пленного были логичны, взял ручку и деловито произнёс:
-Диктуйте, я запишу.
***
Через неделю русский, прогуливаясь вокруг зиндана, сломал шею охраннику, подхватил его автомат и методично, одиночными выстрелами расстрелял с полдесятка попавших в прицел АК-47 моджахедов. Потом подбежал к стоявшему недалеко от зиндана джипу, завёл двигатель (ключ зажигания торчал в замке) и в облаке пыли рванул из лагеря. Моджахеды бешеными очередями пробили колёса машины, когда джип был уже в сотне метров от лагеря. Русский залёг за большим камнем и положил ещё с десяток «борцов», на двух джипах выкативших в погоню за беглецом и оказавшихся отличными мишенями. Положил бы и больше, если бы не гранатомёты моджахедов, густо покрывших джип, камень и спрятавшегося за ним стрелка фонтанами разрывов.
Хорошо, что Келли не поторопился отправить в Лэнгли на проверку текст, который наговорил ему русский, дал время «отстояться важной вербовочной информации». В ней, скорее всего, не было ни слова правды – русский с самого начала «вербовки» решил стать камикадзе. Келли позднее задавал себе вопрос, почему он поверил пленному? Честный ответ Келли сформулировал так: «Потому, что на месте русского я выбрал бы жизнь. Да, жизнь – любой ценой, но жизнь!»
В тренировочный лагерь Келли больше не приезжал. Моджахеды – парни простые, могли и не простить американцу его вербовочную ошибку. Хотя Келли в своём рапорте убедительно доказал, что виновниками «инцидента с русским офицером» были именно моджахеды – тёмные, полуграмотные, жестокие.
Ужасный, потерянный год, в котором единственный счастливый день – когда Келли взлетел по трапу в чрево «Сикорского», и вертолёт понёс его прочь от Пешавара. Прочь от бородатых «борцов за свободу». Прочь от ужасной войны. Прочь от тени русского офицера, которого Келли не смог «освободить от химеры совести…»
1983 год сотрудник ЦРУ Томас Келли провёл в Пакистане. В тренировочном лагере под Пешаваром Келли обучал «борцов за свободу» методам сбора разведданных, вербовке агентуры и выявлению афганцев, работавших на русских. Но главным делом Келли на Востоке была вербовка пленных советских офицеров. С ними Келли «работал», времени и сил не жалея: вербовочные результаты – это красивые отчёты в Лэнгли, это ступени в карьерной лестнице.
За год между смертью (ЦРУ о Женевских конвенциях обращения с военнопленными в Афганистане не вспоминало) и предательством из пяти пленных офицеров, с которыми «поработал» Келли, четверо выбрали небытие. Шестого – последний афганский материал советника – моджахеды добыли за месяц до возвращения Келли в США. «Борцы за свободу» устроили русскому разведвзводу отличную засаду в горах и перебили почти всех. Командира контузило взрывом гранаты и посекло осколками камней. Келли своевременно узнал от осведомителя об удачном захвате перспективного трофея, примчался в лагерь и вытребовал офицера из зиндана – глубокой ямы.
Моджахеды приволокли русского в шатёр и гордо «бросили в ноги» советнику. Келли поморщился: изорванный, окровавленный камуфляж, сбитые в кровь ступни, кровь на лице и на стянутых проволокой запястьях. Личных документов у офицера не было, но моджахеды притащили планшетку с картой и фотографию. На цветном снимке Келли с трудом узнал пленного (весёлое, открытое, счастливое лицо), обнимавшего молодую красавицу и очаровательное кудрявое дитя. Фотографию - перспективный документ, дающий надежду на удачную вербовку («Ошибся русский, взял с собой в горы, а не должен был!») Келли спрятал в папку. Потом приказал снять с рук пленного проволоку, отпустив по-русски – для ушей офицера - несколько нелестных слов в адрес «борцов», и велел принести в шатёр рис, мясо и немного фруктов. Бутылку воды для пленного Келли, подумав, извлёк из своего кейса – всё равно скоро домой, в благословенную Америку, не пропадать же привезённым из-за океана личным запасам!
Пленный сразу влил в себя полбутылки, заглотнул финики и, жадно хватая окровавленными пальцами куски мяса и жирный плов, быстро вычистил всю миску. Келли во время «офицерской трапезы» старался «сопереживать» русскому «печалью очей и идущими из глубины души вздохами». Хотя вряд ли этот любительский спектакль, разыгранный Келли перед русским, мог вызвать у пленного симпатию к американскому советнику. Понимает, прекрасно понимает десантник, что рис, мясо и фрукты – проявление отнюдь не гуманизма представителя «великой западной цивилизации» к пленному, а лишь первый шаг вербовочного процесса. Известен пленному и второй шаг Келли – и это хорошо, что известен, хорошо, что русский к нему готов. Это знание сокращает путь к вербовочной истине: либо ты работаешь на ЦРУ и остаёшься в списках живущих, либо сохраняешь верность долгу и присяге и умираешь под изуверскими пытками моджахедов.
Когда пленный отодвинул миску и поднял на советника усталые и, казалось, равнодушные ко всему глаза, Келли протянул руку к папке, достал фотографию и тщательно, словно на уроке русского языка в разведшколе ЦРУ «Ферма», подбирая слова, произнёс:
-У вас красивая жена. И дочь. Сколько ей, года три?
Пленный молча смотрел на Келли. Опасность, что русский офицер «героически бросится» на американского советника, была, поэтому за пологом шатра стояли моджахеды, готовые по первому сигналу ворваться внутрь и «нейтрализовать» пленного. И всё же Келли стало не по себе от пристального взгляда русского.
-Мне будет жаль, если вы никогда больше не увидите жену и дочь, - мягко продолжил Келли.
-Мне тоже, - облизнув губы, выдавил пленный.
-У вас есть шанс вернуться к своей семье, - почти с нежностью произнёс Келли заученную фразу из американо-русского разговорника ЦРУ.
-И какова цена этого шанса? – по-волчьи оскалив зубы, вдруг горячо, азартно, словно опытный торговец, произнёс русский.
Волчий оскал Келли не понравился, но начавшийся, как показалось советнику, торг за жизнь в обмен – к чему лукавство? - на предательство требовал следующего хода.
-Цена вашей свободы – готовность сотрудничать с нами – на выгодных для вас условиях, - выдержав паузу, продолжил Келли, сожалея, как мало времени у него «на разработку» офицера. Полгода назад можно было бы не торопиться…
Русский, казалось, остался – несмотря на недавний торгашеский азарт - безучастен к сделанному предложению, только левое веко, помеченное корочкой запёкшейся крови, чуть дрогнуло.
«Ладно, герой, размышляй, время у тебя есть - пока есть», - зло подумал Келли и, сама гуманность, продолжил:
–Первое. Вам не придётся предавать ваших товарищей в Афганистане.
-Да, это не перспективно: - быстро согласился пленный.
«Просто ты моей Конторе нужен у себя на родине, а не здесь, на чужой земле. Зачем ты нам в Афганистане, чтобы помогать моджахедам?! Да убивайте их как можно больше, и пусть они как можно больше убивают вас! И вы, и они - угроза нашему миру, нашей цивилизации! Они – угроза даже большая. И, слава Богу, что это мы используем их против вас!» - с отрепетированным сочувствием кивая русскому, подумал Келли и продолжил:
-С нашей помощью вы совершите героический побег. Нет, не из этого лагеря. Вас отправят в Афганистан – для разминирования горных троп.
-Да, знаю – «духи» гонят пленных по тропе. Мина – жизнь, мина – жизнь, и путь свободен, - спокойно, но с прежним, резанувшим Келли волчьим оскалом, произнёс русский.
-«Побег» вы совершите с двумя пленными сержантами. Нас они не интересуют. Но если вы согласитесь работать с нами, вы спасёте две жизни, вы вернёте матерям их сыновей! Если не согласитесь, эти люди погибнут – после страшных пыток. Но вас, конечно, интересует, какой смысл мы вкладываем в слова «работать на нас»?
Пленный - неожиданно для советника - утвердительно кивнул.
У Келли от близкого вербовочного успеха (иначе зачем пленному знать детали «работы на нас»?!) взмокли ладони и он заторопился, зачастил, словно купец на восточном базаре.
-На родину вы вернётесь героем! Поступите в военную Академию! Лет через семь-восемь – вы уже полковник. Подарки нужным людям – необходимые средства вы получите от нас – и вы продолжите службу в министерстве обороны. И, может быть, информация, которой вы будете делиться с нами, поможет мирному сосуществованию двух великих держав – вашей страны и моей!
Слова, произнесённые Келли – с пафосом миротворца – были лукавством чистой воды, но они должны были помочь русскому справиться с первыми – самыми сильными - муками совести. Дальше, когда вербовочный конвейер будет запущен, когда русский подпишет обязательство о сотрудничестве с ЦРУ, им будет двигать уже основной инстинкт – самосохранения.
«Гитлер, двинув армии на СССР, произнёс слова, достойные великого вербовщика негодяев: «Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью». Я должен помочь русскому «сохранить лицо» - даже последнему негодяю надо оставлять шанс на самоуважение. Тогда это будет негодяй многоразового использования», - вспомнил Келли постулат вербовочной профессии и подумал, что инструктор разведшколы «Ферма», окажись он сейчас рядом, был бы доволен своим учеником.
-За каждую информацию вы будете получать высокую плату – рублями в СССР и валютой на ваш счёт в американском банке.
-Лучше в швейцарском, - вдруг улыбнулся пленный.
-Хорошо, - кивнул, уже не сомневаясь в успехе, Келли. – А сейчас вы напишете, как вас зовут, звание, должность, место службы, домашний адрес в СССР…
-Проверять будете? – засмеялся-закашлялся пленный.
-Конечно, - кивнул Келли и положил перед пленным лист бумаги и ручку.
-Сейчас я вряд ли гожусь в писатели, - вновь засмеялся пленный и, как доказательство своей правоты, протянул над столом израненные руки. - Это во-первых. Во-вторых, мне необходимы обувь - сгодится и такая, - офицер кивнул на кроссовки Келли, - чистая вода, усиленное питание, регулярные прогулки – иначе после «героического побега» я не дойду до своих. И никакой проволоки на запястьях – для демонстрации вашего расположения ко мне, думаю, хватит и зиндана.
«Ловко торгуется, - одобрительно подумал Келли. – А сарказм – это защитная реакция – всё-таки родину, товарищей предаёт». Старательно изображая сочувствие, советник театрально вздохнул, достал из кейса бутылку воды – речи пленного были логичны, взял ручку и деловито произнёс:
-Диктуйте, я запишу.
***
Через неделю русский, прогуливаясь вокруг зиндана, сломал шею охраннику, подхватил его автомат и методично, одиночными выстрелами расстрелял с полдесятка попавших в прицел АК-47 моджахедов. Потом подбежал к стоявшему недалеко от зиндана джипу, завёл двигатель (ключ зажигания торчал в замке) и в облаке пыли рванул из лагеря. Моджахеды бешеными очередями пробили колёса машины, когда джип был уже в сотне метров от лагеря. Русский залёг за большим камнем и положил ещё с десяток «борцов», на двух джипах выкативших в погоню за беглецом и оказавшихся отличными мишенями. Положил бы и больше, если бы не гранатомёты моджахедов, густо покрывших джип, камень и спрятавшегося за ним стрелка фонтанами разрывов.
Хорошо, что Келли не поторопился отправить в Лэнгли на проверку текст, который наговорил ему русский, дал время «отстояться важной вербовочной информации». В ней, скорее всего, не было ни слова правды – русский с самого начала «вербовки» решил стать камикадзе. Келли позднее задавал себе вопрос, почему он поверил пленному? Честный ответ Келли сформулировал так: «Потому, что на месте русского я выбрал бы жизнь. Да, жизнь – любой ценой, но жизнь!»
В тренировочный лагерь Келли больше не приезжал. Моджахеды – парни простые, могли и не простить американцу его вербовочную ошибку. Хотя Келли в своём рапорте убедительно доказал, что виновниками «инцидента с русским офицером» были именно моджахеды – тёмные, полуграмотные, жестокие.
Ужасный, потерянный год, в котором единственный счастливый день – когда Келли взлетел по трапу в чрево «Сикорского», и вертолёт понёс его прочь от Пешавара. Прочь от бородатых «борцов за свободу». Прочь от ужасной войны. Прочь от тени русского офицера, которого Келли не смог «освободить от химеры совести…»
Комментариев нет:
Отправить комментарий