* * *
Есть иллюзия, что герои необычайны,
И не пьют они чай из пакетиков чайных,
Не едят ничего, ни котлет, ни капусты,
Не бывает им грустно и пусто.
Есть иллюзия: будто б они великаны,
Или будто на них зарастают все раны
Не за месяц, за день или даже секунду.
Не бывает им страшно, тем более трудно.
Но герои порою до скуки обычны —
Говорить это вслух, говорят, неприлично.
И поэтому знают об этом лишь Катя, да мама.
Ведь наш папа, как рыцарь, не с киноэкрана!
У него ни коня, ни меча, ни доспехов.
Не свершает он разных геройских успехов.
Но мы знаем, что папа во всем нам защита,
И так бережно мамой рубашка зашита.
Я сама ему тоже ни в чем не перечу,
Нас чуть что заслоняют его сильные плечи.
Он за плечи нас тоже всегда обнимает,
Если кто–то из нас сгоряча унывает.
Мы порою не видим, что папа расстроен,
Нам все кажется — он — самый храбрый воин.
Но бывает ему и страшно и трудно.
Только грусть прогоняет он за секунду.
Может, кажется вам — это все пустяки.
Но я знаю герои — те, что легки,
Те, кто скажет — не важно, что было, то было.
Мы ведь сделаем так, чтобы сердце не ныло.
Можно плакать всегда или век улыбаться,
Можно быть, а можно и только казаться.
Можно действовать, часто на вид ошибаясь.
Только лучше и плакать всегда улыбаясь!
Потому что герои просты и легки,
С ними кажется: всё пустяки, пустяки.
МОЛОДЫЕ РОДИТЕЛИ
Улюлюк, улюлюк,
Кушай золотце урюк!
Ой люли, люли, люли,
Снег метели намели.
Воют злые ветры,
Надеваем гетры,
Шапку, шарф и варежки.
Кутаем мы Ванюшку.
Ваш Ванюшка весь взопрел,
Все ж таки ужо апрель!
В жо... засуньте варежки,
И не мучьте Ванюшку!
— Это мама отвечала.
— Это теща отвечала.
— Злая тетка отвечала.
— Ванечка, не слушай!
Ваня, Ваня, лучше кушай!
Не позорь нас с папой.
А не то придет мой свекор
С волосатой лапой.
Скажет: «детям надо свеклу
Для иммунитета!
А не то подхватит гриппер
В середине лета!»
Мы уже гостей не жаждем
– Семеро по лавкам.
И не знаем, кто умнее,
И молчим, как шавки.
С папой мы, как будто дети!
А уж нам под тридцать.
Учат кумовья и тести,
Как над Ванькой виться.
Ванька, Ванька – приключение,
Для семейства – развлечение.
А ведь он – наш сын!
ПОЭМА ОТВАГИ
Итак, мы плыли на барже,
А ели даже бланманже.
Нам нипочем приливы были и отливы,
Мы торопливо ели сливы,
Но не боялись волн.
И вдруг морские великаны,
Как стадо бешеных коров,
Носатые, как пеликаны,
Покинули подводный кров
И всплыли на поверхность волн.
Смеялись корабли другие
Над нашей небольшой баржой.
А капитаны – никакие,
Перед стихийным миражом
Остолбенели и обмякли,
Да и в барже уж нашей течь.
Не победить уже, но так ли
Мечтали мы на дно залечь?!
И вдруг усач–оруженосец,
Отважный молодой моряк,
Победы славной венценосец,
С отвагой сердца в воду кряк.
Схватился он, ведомый чем–то,
Схвативший что-то впопыхах,
С чем–то, гарцующим над чем–то;
И птицей взвился хвост в руках.
Откуда–то возникли ноги
С ушами вместо трех ногтей.
Усач в тревоге звал подмоги,
Но слышал только плач детей.
А капитаны рвали глотки,
В безумии смелость позабыв:
Ломая логику Земли
Надрывный зазвучал мотив:
«В синем море тонут лодки
И большие корабли».
Стоп. Околесица…
Наш усач не так мечтал прославиться.
В колеснице в город Ницца
Ехал принц из Аустерлица.
Шпрехал громко по–немецки:
Цацки–пецки, цацки–пецки,
Цацки–пецки, гутен так!
Он махал при встрече шляпой
И казался чьим–то папой,
Чьим–то папой–усачом.
И отважным был причем.
Но нежданно и вальяжно
На дорогу вышел бык.
Вышел бык и фамильярно
Толстый высунул язык.
Он не думал, что вульгарно
Или как-то невпопад…
Было только вот, что важно –
Усачу он был не рад!
Как в корриде навострился
Он рогами на коней,
И с разбегу так вонзился
Прямо в сбрую, что ей–ей.
Кони бешено заржали,
Словно девки с весела.
И, рванувшись, побежали
Прочь с французского села.
Колесница закачалась
Неваляшкой на боку –
Так русская женщина мчалась,
Коня тормозя на скаку.
Наш усач не растерялся
В этом странном катаклизме.
Лишь немного испугался
Обвинения в нацнализме.
Закричал быкам и коням:
Ну-ка быстро лапы hoh!
А не то смотрите, вона,
Натравлю на вас я блох.
Кони резко тормознули,
Развернулся к лесу бык.
И почудился пачули
Аромат и чей–то рык.
Это вышло Чудо–юдо
С позволения усача.
Все ж таки выходит худо,
Как не наколдуй с плеча.
Баш на баш поэм отваги
Не умею я слагать,
Карандаш ли по бумаге,
На компьютере печать…
Только я хочу геройства
Вне стихов и даже слов.
Почему–то это свойство
Лишь усатых и глупцов.
Но когда–то все же, помню,
Был мальчишка на коне,
Без усов, не глуп, а тройню
Он повергнул на войне.
И когда я испугаюсь,
Или, скажем, быть беде,
Только вскрикну, заикаясь —
Загеройствует по мне.
Лошади
Шла девчоночка мокрым зябликом
Ночью вдоль столбов перекошенных,
Ну а лошади ели яблоки,
Ели яблоки лошади.
Спозараночку шла убогая,
Отстояв с клюкой всю всенощную,
Ну а лошади ели Богово,
Ели Богово лошади.
А в восьмом часу шастал пьяненький
— Щеки впалые, ручки тощие.
Ну а лошади все удаленьки,
Жрут же яблоки лошади.
Шла студенточка-театралочка,
Глаза синие, в руках Зощенко.
Ну а лошади, всё у лавочки,
Знай, стоят-едят лошади.
Собралась толпа — пять на часиках.
Торговать добром, да на площади.
Ну а лошади в серых яблоках...
За копеечку — ЛОШАДИ!
Ели яблоки, ели Богово,
Ели яблоки, были добрыми.
Были добрыми — были твердыми,
Да продaли всех
за те же яблоки.
Глупые люди,
теперь безлошадники.
Стихотворение
Вынашиваешь его, как ребенка,
Чтоб отец забыл потом на продленке.
И не хочет родиться оно, гадкое.
То ли в горле водица,
То ли в глазу печаль вoдится...
Может, не Поэт я? — слов несчастных сводница...
Не поможет водка, не поможет сладкое,
Не курю полгода, настроенье гадкое.
И не пишется, и не дышится.
Я на горе падкая,
На тоску я падкая.
Заклинаю Святками,
Ну, родись же, гадкое!
Вынашиваешь его, как младенчика.
Губки промокаешь полотенчиком,
Жопку подтираешь одуванчиком,
Называешь зайчиком, зайчиком!
Подстираешь ластичком
Буковки да палочки,
Ждешь, как в марте ласточку
На облезлой лавочке.
А оно не рoдится,
А оно не валится!
Только карандашики на столе валяются.
И тоска глубокая...
А мечта далекая
Все не приближается.
Отвернулось Божье око
И не возвращается.
* * *
Если в детстве было людоедство,
Если жили звери по соседству,
То, конечно, все аукнется и взбухнет,
Но когда–нибудь пройдет и это, рухнет.
* * *
Родина – там, где болит.
Вот говорят, уехал на родину, вернулся на родину...
С ней не употребляют предлогов от, с, из.
И, тем не менее, слыша «родина»
Представляешь что–то покинутое, куда хочется вернуться.
Родина – всегда ностальгия.
Всегда безответная любовь.
Родина – не там, где родился,
Но там, где оставил сердце.
Родину порой подолгу ищут в неприкаянности,
Потому что она недостижима, как совершенная любовь.
Землестояние
И мира было мало на Земле
И свет казался тьмой кромешной,
Когда над морем опустевшим
Солдаты смирно шли.
Они шагали не спеша,
И шаг за шагом утопали ботинками
В туманной дымке, над камышами…
Нет, над льдинками…
– Над гладью ровной и морской…
Солдаты шли на смертный бой?
– Солдаты шли с войны.
И стон был чем-то вечным на Земле.
И воздух встречный был так мерзок,
И гул, и вонь, и вой…
И конь, чье брюхо из воды.
И нету криков «стой» и «пли»,
И нету тишины
– шуршание воды, шуршание войны.
И мир был чем-то темным на Земле.
Ходили призраки под боком.
А с ними я
Каким-то странным Богом
Иль ангелом
Плыла в мертвецкой мгле
Никто меня не звал, не звали и других,
Но знала, звали Зоей.
Я прятала в карманах пальцы (их
Я чувствовала больше, чем другое).
Все омертвело, опустело, все забыто.
Все прощено, все, даже стерто.
– Кто сказал «убита»?
А мысли, как река текут.
А может, нет их...
Но Они идут,
Как время – стрелка – шаг,
Я впереди, как знамя или флаг.
Лишь пальцы бледные в крови.
Солдаты век идут с войны.
(под впечатлением фильма "Сошедшие с небес" Натальи Трощенко)
Я всё же хочу, чтобы ты меня спас
От суровости замкнутых улиц.
И от глаз,
И от душных людей,
И от душащих рук мальчиков,
И от снов. И от дней.
И от душе-щипательных нищих.
Этот город – не мой.
________________________________________
(Все спешат в столицу быстрей заселиться,
Ну а я спешу из столицы выселиться.)
________________________________________
Этот город не тот, где я родилась.
Застревает пух в кислороде.
Помнишь, мы танцевали вальс
в переходе?
Здесь уже не станцуешь вальс.
Здесь можно сказать о природе,
Как о природе строений.
И только. И в сменах моих настроений
Преобладает всё чаще отвращение к людям.
И если мы друг друга забудем,
Как бы жизнь не оборвалась.
Взгляды, взгляды…не взгляды – выстрелы
Выгоняют из глаз голубей.
Я хочу быть глупей и искренней,
Чтоб не прятаться от людей.
Взгляды, взгляды… – укоры быстрые.
Так пронзают, что можно упасть.
Как пропасть мне, чтоб заново выстроить
С этим миром нормальную связь?
Взгляды, взгляды… – уколы ножиком.
Как бы душу не распластать?
Как бы встать мне крепко на ноженьки,
Чтоб не плюхнуться жопой в грязь.
Взгляды, взгляды…хожу я бомжиком.
Сторонюсь собак и людей.
«Я хочу быть предельно искренней
В одинокой жизни моей» *
*строка из стихотворения Софьи Левадко
Неужели все братья и сестры мои больны?
Неужели в квартирах течет из дурного колодца вода?
Это в Суфийских притчах люди как птицы вольны.
А сегодня нужно молчать и губы жевать от стыда.
Что за злые мечети стоят у христианских ворот?
Что за злые попы за иконой шагают вдоль думы?
И какую религию каждый несет?
Только босый поэт в этой схватке безумен.
Его сердце не бьется, а бесится:
Бабки тупо ведут крестный ход
И так само-довольно крестятся.
А в глазах у поэта – небо наоборот.
На Петровке апрельское небо!
И предчувствие новой весны!
Нищий просит и счастья и хлеба,
А мой сосед не верну́лся с войны.
Война – это пули в мои леса,
Это дядя на фото с Басаевым,
Это матери плачут и ревут небеса,
Когда глупые мальчики свое я отстаивают.
Поэт бессилен и нищ.
Что он даст сумасшедшему свету?
Он не строит замки из пепелищ.
Он может лишь думать и ныть об этом.
Где-то взрывы и новые Хиросимы,
Забастовки против АЭС.
По Земному шарику облако Фукусимы.
А та девочка из больницы снова теряет вес.
Пусть кровоточат носы и болеют руки.
Сережа, спасайте Россию, не надо спасать поэтесс!
Блаженным – отдайте Господни звуки,
Поэты молчат и от горя теряют вес.
НАДЕЖДА (ВАРИАЦИИ) - 4
Бабы от одиночества пили водку,
И думали, что быт разбился о любовную лодку.
«Читали годами Гарсию Лорку,
За чаем жуя последнюю корку.
И вот теперь на отшибе,
На шарикоподшипниковом…»
Бабы ходили с утра на завод,
В обед их … пехотный взвод.
По вечерам у околодка
Пели, чистили селедку,
Грызли семки хором
И молотили о бабском, запохоронном.
Бабы помнили о детях и брюкве,
Гладили юбки и давно не гладили брюки.
По ночам вспоминали радость даже разлук,
Рыдали утром, шпигуя лук.
Бабы шли за разговором,
Но пехота лишь … у забора.
И садились на лавку вечор:
Спор за спором, за спором спор,
Сплетня за сплетней, за сплетней сплетня,
Водка, песня, семки – тоска многолетняя.
Комментариев нет:
Отправить комментарий