ПОВЕСТЬ
О ЯВЛЕНИИ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ
КУЗЬМЕ МИНИНУ
В честь 700-летия преподобного Сергия Радонежского
1.
За то, что все стали гуляки
и в храмах не клонят главу,
Господь попустил — и поляки
однажды ворвались в Москву.
2.
О, страшное “смутное” время!
Проснись, православный народ:
твои города в запустенье,
в садах и полях — недород.
3.
Как жить под пятой иноверцев?..
И, плача о прошлых грехах,
к Христу покаянное сердце
народ обратил второпях.
4.
Господь — Он не держит обиды,
попросишь Его от души —
и тотчас и хвори отыдут,
и помощь к тебе поспешит.
5.
Неужто ж не встанет подвижник?
Да их по Московии — тьма!
Возьмем, скажем, Новгород Нижний:
ну вот он вам — Минин Кузьма!
6.
На ратную славу не зарясь,
он спит, не предвидя судьбы...
Вдруг Сергий, Божественный Старец,
явился ему средь избы.
7.
Наполненный тайным свеченьем,
ему говорит он: “Пора!
Вставай, собирай ополченье,
веди их — во имя Добра!..”
8.
...Проснулся Кузьма. Пред иконой
упал, побледнев, точно мел
и славя Святого в поклонах...
Но выйти в народ — не посмел.
9.
И снова был день мутно-серый
и вечер, и темная ночь.
И снова пришел к нему Сергий
с веленьем — России помочь.
10.
“Да кто я?” — молясь перед Спасом,
сжимал Кузьма пальцы у лба.
И лишь после третьего раза
поверил, что это — судьба.
11.
И к гражданам выйдя, по-свойски
просил их дать денег в казну,
чтоб, создав надежное войско,
очистить от ляхов страну.
12.
“Иначе и нас скоро тоже
придет кто-нибудь разорять!
Хоть рать дорога, но дороже —
свободу навек потерять!”
13.
И, войско набрав из народа,
решили не медля идти,
поставив над ним воеводой
Пожарского, князя...
14.
...В пути —
у Троицы — сам Дионисий,
призвав сонмы ангельских сил
и к небу молитвы возвысив,
на битву их благословил.
15.
Увы! Но не спит и лукавый,
прельщая казачьи полки,
и те, не явив еще славы,
уж требуют денег мешки!
16.
Но тут говорят им монахи,
догнавшие их под Москвой:
“Едва из Москвы уйдут ляхи —
и мы вам заплатим с лихвой”.
17.
На том и решили. И снова
едиными стали полки.
И в битве за веру Христову
не предали сраму клинки.
18.
“За нас Божья Матерь и Сергий —
неужто же нам проиграть?”
До вечера бились... Но свергли,
но свергли-таки вражью рать!
19.
О, сладость победы! Все рады.
А тут и монахи — везут
награду: иконы в окладах,
кресты, золоченый сосуд...
20.
“Откуда всё это?” — “Из Лавры”. —
Смутились казачьи сердца.
“Везите обратно... Нам славы —
и той хватит всем
до конца!”
ОСАДА СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ
В 1658 году патриарх Никон послал в Соловецкий монастырь новые богослужебные книги – основу своей реформы. Но монахи отказались принимать нововведения, умоляя в челобитных царя Алексея Михайловича разрешить им молиться по-старому. Или же, прибавляли не без издевки: «Повели, государь, прислать на нас свой царский меч и переселить нас от сего мятежного жития на безбрежное и вечное...»
22 июня 1668 года прибывшие на остров царские стрельцы и вправду начали осаду Соловецкого монастыря, но встретили там весьма решительный отпор монахов. Осада обители, которая продолжала оставаться оплотом старообрядчества, длилась 8 лет – до тех пор, пока один из перебежчиков – монах Феоктист – не показал стрельцам тайный вход в монастырь…
1.
Льётся плач над Россией без меры.
Кто ж терзает её? – Да свои!
Реформируют древнюю веру,
губят книги у каждой семьи.
2.
Понимая, что силу народу
придаёт гордый дух Соловков,
царь зовёт на глаза воеводу –
и приходит к нему Салтыков.
3.
Тяжелей, видно, с дней Мономаха
не слыхали наказов царя –
мол, езжай и казни всех монахов
Соловецкого монастыря!
4.
Побледнел Салтыков: «Это ж старцы!» –
и к царёву припал сапожку.
Но вскипел тот: «Не станешь стараться –
сам на плахе оставишь башку!»
5.
Против плахи – что выставишь в споре?
Взял стрельцов воевода – и в путь.
Но лишь тронулись – рухнул от хвори:
ни рукой шевельнуть, ни вздохнуть.
6.
Подыскали замену… И снова
по дороге уходят полки,
государево крепкое слово
в жерлах пушек везя в Соловки.
7.
Вот и сам монастырь. По науке
осадили мятежную твердь,
обрекая монахов на муки
и голодную скорую смерть.
8.
Но сильна всё же старцев молитва!
Вместо славы победных гудков –
растянулась осадная битва
на томительных восемь годков.
9.
Так бы впредь эта твердь и стояла,
ждя пощады при новом царе,
но однажды – икона упала
Богородицы, что в алтаре.
10.
И, быть может, подумав, что это –
некий знак приближенья конца,
вылез ночью из крепости некто
и направился в лагерь к стрельцам.
11.
Монастырь – отдыхал. Ни откуда
не грозила беда… Но спроси –
были век хоть один, чтоб Иуда
не являлся в просторах Руси?
12.
Крепость – пала. Секретною дверцей
ввёл изменник, лишь встала заря,
озверевших стрельцов прямо в сердце
осаждённого монастыря.
13.
Все погибли! Помилован не был –
ни один, кто на стенах стоял.
Так вот все и всходили на небо,
как до этого – в трапезной зал.
14.
Проплывали в тот день иностранцы
мимо острова: глядь с корабля –
ходят небом пресветлые старцы,
и тверда для них высь, как земля…
НАМ ЕСТЬ, КОМУ МОЛИТЬСЯ
К 465-летию со дня канонизации в 1549 году
«…И вот один из беззаконных, именем Романец,
извлек большой нож и ударил святого в грудь, и,
вращая ножом, достал честное сердце его…»
(Повесть о Михаиле Тверском.)
О, русский люд! Солдат и сын солдата!
Опять война идёт в твоей стране.
И, веселя слезами супостата,
ты сжат в когтистой, страшной пятерне.
В каком чулане мощь твоя пылится?
Повсюду – воры, шагу не пройти!..
Но знаю я: нам есть, кому молиться,
и есть, кому на помощь нам прийти.
Там, в вышине – взгляните в небо, братья! –
над нашей жизнью, что срамней, чем сон,
как перед боем, ждут сигнала рати –
Святой Руси необоримый сонм.
Там, среди них, в передовой дружине,
следя за нами с болью и тоской,
хранит Руси извечные твердыни
наш светлый князь, наш Михаил Тверской.
Христа заветам непреложно внемля,
оставив дом, богатство и уют,
он щедро пролил кровь свою за землю,
где сладкогласо звонницы поют.
А был момент – он мог бежать к супруге
и тем отсрочить смертную черту.
Но Бог сказал: «Кто жизнь отдаст за други,
тот – выше всех…»
Он выбрал – высоту.
И вот – века после телесной смерти
уже прошли, но сквозь столетий мрак
горит, как солнце, вырванное сердце –
да так, что взор отводит в страхе враг!
Идут года каликами худыми,
а Русь всё той же верою тверда.
И что ей козни новых Кавгадыев,
и новый хан, и новая орда?
Пускай в слезах сегодня наши лица,
но мы – не сгинем, нам достанет сил.
Мы – не одни. Нам есть, кому молиться.
Вступись за Русь! Спаси нас, Михаил!
АНИКА-ВОИН
Жил на свете Аника-воин,
крепок в мышцах, в плечах широк,
ликом ясен, высок и строен,
но душой — точно вепрь, жесток.
Он любил лишь лихие битвы,
дым пожарищ и груды тел.
Ну, а слёзы, мольбы, молитвы —
он на это плевать хотел!
Никому не дав оглядеться,
всех затаптывал его конь.
А он сам — на копьё младенцев
поднимал и кидал в огонь.
Преступлений не счесть бесславных,
что дымят по земле по всей,
как развалины православных
уничтоженных им церквей.
Лишь одно оставалось дело,
ускользавшее, словно дым —
растоптать, как прекрасное тело,
дивный город Ерусалим…
И, суля много бедствий и горя,
он всю нечисть собрал в свою рать
и повёл на священный тот город,
обрекая его умирать.
Но внезапно ему на дороге
встало страшное чудище в рост —
лошадиные грубые ноги,
крокодилий пупырчатый хвост.
Тело шерстью покрытое бурой
и когтистое — чисто медведь!
Но Аника с ухмылкою хмурой
говорит ему: «Ну-ка, ответь —
кем себя ты тут вообразило?
Может, думаешь, ты — круче всех?
Иль хвалёная русская сила
вдохновила тебя на успех?..»
А страшила на то отвечает,
не боясь ему в очи смотреть:
«Знай, я — та, что собой всё венчает,
моё имя-прозвание — Смерть!
И не русскою удалью пьяной,
а Творцом сюда послана я,
чтобы душу твою окаянную
отделить от реки Бытия».
«Ха-ха-ха! — засмеялся Аника. —
Я ещё постою за себя!
Вот мой меч, вот дубинка, вот пика —
выбирай, чем прикончить тебя?»
Смерть на то отвечала резонно:
«Ты могуч, я не спорю с тобой.
Но я знала и пеших, и конных…
Молодых, неуёмных, влюблённых…
Кто из них со мной выдержал бой?..»
Но Аника взмахнул булавою —
мол, сейчас ты узнаешь меня…
Да внезапно — поник головою
и свалился на землю с коня.
И вот тут-то душа и взрыдала,
став мгновенно трезвей и умней:
«Ах ты, Смерть! Что ж ты, Смерть, не сказала,
что не шутишь ты с жизнью моей?
В закромах моих золота — тыщи
сундуков набралось за года.
Дай мне двадцать годков — я их нищим
раздарю или в храмы раздам!»
«Ха-ха-ха! — Смерть смеётся с икотой. —
Ты от страха, видать, всё забыл!
Разве ты эти деньги работой
или собственным потом добыл?
Кто в твою добродетель поверит,
соблазнившись на вклад дорогой?
Стоит Духу Святому повеять —
твоё золото станет трухой!»
Пуще прежнего плачет Аника:
«Умоляю, добро сотвори!
Дай пожить десять лет мне без шика,
а богатство — себе забери!»
Смерть на то говорит, хмурясь тучей:
«Если б я каждый откуп брала —
здесь бы денег и золота куча
аж до самого неба была!»
А Аника всё просит упрямо:
«Матерь-Смерть, дай три года, прошу!
Я создам всюду дивные храмы
и твой лик для икон напишу.
И в далёком селе, и в столице,
и в идущем сквозь шторм корабле —
все тебе будут всюду молиться,
и в морях, и на грешной земле!»
«Ты с ума сошёл?! — Смерть произносит,
то ль дивясь, то ли чуточку злясь. —
Кто же Смерть, как Христа, превозносит,
на неё, как на Бога, молясь?
Грех мне даже помыслить такое,
вот те крест, если я тебе лгу!
Не лишай мою совесть покоя.
Я вернуть тебя в жизнь — не могу».
И тогда закричал, что есть силы,
дух Аники, из тела скользя:
«Неужель — и с супругою милой
мне на миг увидаться нельзя?!.»
Смерть — смолчала в ответ. И два духа
вдруг возникли пред нею из мглы —
круторогие, будто козлы, —
и схватили Анику, как друга.
И, подняв его душу на пики,
потащили её прямо в ад.
И не стало на свете Аники —
ад ведь не отпускает назад…
Но не сам ли он в том виноват?..
ПОСЛЕДНИЕ ВРЕМЕНА
Как живём, православные люди?
Поглядим на себя без вранья:
этот в пьянстве погряз, эта — в блуде,
все в грехах, как в навозе свинья.
Где смирение? Тешимся страстью,
покаянья не стало в душе.
Умираем, не приняв причастья
и не веря в спасенье уже.
Перед злом все законы бессильны,
если нет ни молитв, ни поста.
Вот и царствуют бесы в России,
позабывшей Заветы Христа.
Вот и правят Отечеством хамы,
продолжая любой, словно тать,
разорять наши нивы и храмы,
и могилы отцов осквернять.
Вскрылся дол, и под выхрип и высвист,
от которых качнулась страна,
в вертоград наш явился Антихрист,
знаменуя конец временам…
Близок час! Возопят даже камни!
От Суда — не спастись в блиндаже.
Что ж ты медлишь, душа, с покаяньем?
Завтра — может быть поздно уже.
О ЯВЛЕНИИ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ
КУЗЬМЕ МИНИНУ
В честь 700-летия преподобного Сергия Радонежского
1.
За то, что все стали гуляки
и в храмах не клонят главу,
Господь попустил — и поляки
однажды ворвались в Москву.
2.
О, страшное “смутное” время!
Проснись, православный народ:
твои города в запустенье,
в садах и полях — недород.
3.
Как жить под пятой иноверцев?..
И, плача о прошлых грехах,
к Христу покаянное сердце
народ обратил второпях.
4.
Господь — Он не держит обиды,
попросишь Его от души —
и тотчас и хвори отыдут,
и помощь к тебе поспешит.
5.
Неужто ж не встанет подвижник?
Да их по Московии — тьма!
Возьмем, скажем, Новгород Нижний:
ну вот он вам — Минин Кузьма!
6.
На ратную славу не зарясь,
он спит, не предвидя судьбы...
Вдруг Сергий, Божественный Старец,
явился ему средь избы.
7.
Наполненный тайным свеченьем,
ему говорит он: “Пора!
Вставай, собирай ополченье,
веди их — во имя Добра!..”
8.
...Проснулся Кузьма. Пред иконой
упал, побледнев, точно мел
и славя Святого в поклонах...
Но выйти в народ — не посмел.
9.
И снова был день мутно-серый
и вечер, и темная ночь.
И снова пришел к нему Сергий
с веленьем — России помочь.
10.
“Да кто я?” — молясь перед Спасом,
сжимал Кузьма пальцы у лба.
И лишь после третьего раза
поверил, что это — судьба.
11.
И к гражданам выйдя, по-свойски
просил их дать денег в казну,
чтоб, создав надежное войско,
очистить от ляхов страну.
12.
“Иначе и нас скоро тоже
придет кто-нибудь разорять!
Хоть рать дорога, но дороже —
свободу навек потерять!”
13.
И, войско набрав из народа,
решили не медля идти,
поставив над ним воеводой
Пожарского, князя...
14.
...В пути —
у Троицы — сам Дионисий,
призвав сонмы ангельских сил
и к небу молитвы возвысив,
на битву их благословил.
15.
Увы! Но не спит и лукавый,
прельщая казачьи полки,
и те, не явив еще славы,
уж требуют денег мешки!
16.
Но тут говорят им монахи,
догнавшие их под Москвой:
“Едва из Москвы уйдут ляхи —
и мы вам заплатим с лихвой”.
17.
На том и решили. И снова
едиными стали полки.
И в битве за веру Христову
не предали сраму клинки.
18.
“За нас Божья Матерь и Сергий —
неужто же нам проиграть?”
До вечера бились... Но свергли,
но свергли-таки вражью рать!
19.
О, сладость победы! Все рады.
А тут и монахи — везут
награду: иконы в окладах,
кресты, золоченый сосуд...
20.
“Откуда всё это?” — “Из Лавры”. —
Смутились казачьи сердца.
“Везите обратно... Нам славы —
и той хватит всем
до конца!”
ОСАДА СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ
В 1658 году патриарх Никон послал в Соловецкий монастырь новые богослужебные книги – основу своей реформы. Но монахи отказались принимать нововведения, умоляя в челобитных царя Алексея Михайловича разрешить им молиться по-старому. Или же, прибавляли не без издевки: «Повели, государь, прислать на нас свой царский меч и переселить нас от сего мятежного жития на безбрежное и вечное...»
22 июня 1668 года прибывшие на остров царские стрельцы и вправду начали осаду Соловецкого монастыря, но встретили там весьма решительный отпор монахов. Осада обители, которая продолжала оставаться оплотом старообрядчества, длилась 8 лет – до тех пор, пока один из перебежчиков – монах Феоктист – не показал стрельцам тайный вход в монастырь…
1.
Льётся плач над Россией без меры.
Кто ж терзает её? – Да свои!
Реформируют древнюю веру,
губят книги у каждой семьи.
2.
Понимая, что силу народу
придаёт гордый дух Соловков,
царь зовёт на глаза воеводу –
и приходит к нему Салтыков.
3.
Тяжелей, видно, с дней Мономаха
не слыхали наказов царя –
мол, езжай и казни всех монахов
Соловецкого монастыря!
4.
Побледнел Салтыков: «Это ж старцы!» –
и к царёву припал сапожку.
Но вскипел тот: «Не станешь стараться –
сам на плахе оставишь башку!»
5.
Против плахи – что выставишь в споре?
Взял стрельцов воевода – и в путь.
Но лишь тронулись – рухнул от хвори:
ни рукой шевельнуть, ни вздохнуть.
6.
Подыскали замену… И снова
по дороге уходят полки,
государево крепкое слово
в жерлах пушек везя в Соловки.
7.
Вот и сам монастырь. По науке
осадили мятежную твердь,
обрекая монахов на муки
и голодную скорую смерть.
8.
Но сильна всё же старцев молитва!
Вместо славы победных гудков –
растянулась осадная битва
на томительных восемь годков.
9.
Так бы впредь эта твердь и стояла,
ждя пощады при новом царе,
но однажды – икона упала
Богородицы, что в алтаре.
10.
И, быть может, подумав, что это –
некий знак приближенья конца,
вылез ночью из крепости некто
и направился в лагерь к стрельцам.
11.
Монастырь – отдыхал. Ни откуда
не грозила беда… Но спроси –
были век хоть один, чтоб Иуда
не являлся в просторах Руси?
12.
Крепость – пала. Секретною дверцей
ввёл изменник, лишь встала заря,
озверевших стрельцов прямо в сердце
осаждённого монастыря.
13.
Все погибли! Помилован не был –
ни один, кто на стенах стоял.
Так вот все и всходили на небо,
как до этого – в трапезной зал.
14.
Проплывали в тот день иностранцы
мимо острова: глядь с корабля –
ходят небом пресветлые старцы,
и тверда для них высь, как земля…
НАМ ЕСТЬ, КОМУ МОЛИТЬСЯ
К 465-летию со дня канонизации в 1549 году
«…И вот один из беззаконных, именем Романец,
извлек большой нож и ударил святого в грудь, и,
вращая ножом, достал честное сердце его…»
(Повесть о Михаиле Тверском.)
О, русский люд! Солдат и сын солдата!
Опять война идёт в твоей стране.
И, веселя слезами супостата,
ты сжат в когтистой, страшной пятерне.
В каком чулане мощь твоя пылится?
Повсюду – воры, шагу не пройти!..
Но знаю я: нам есть, кому молиться,
и есть, кому на помощь нам прийти.
Там, в вышине – взгляните в небо, братья! –
над нашей жизнью, что срамней, чем сон,
как перед боем, ждут сигнала рати –
Святой Руси необоримый сонм.
Там, среди них, в передовой дружине,
следя за нами с болью и тоской,
хранит Руси извечные твердыни
наш светлый князь, наш Михаил Тверской.
Христа заветам непреложно внемля,
оставив дом, богатство и уют,
он щедро пролил кровь свою за землю,
где сладкогласо звонницы поют.
А был момент – он мог бежать к супруге
и тем отсрочить смертную черту.
Но Бог сказал: «Кто жизнь отдаст за други,
тот – выше всех…»
Он выбрал – высоту.
И вот – века после телесной смерти
уже прошли, но сквозь столетий мрак
горит, как солнце, вырванное сердце –
да так, что взор отводит в страхе враг!
Идут года каликами худыми,
а Русь всё той же верою тверда.
И что ей козни новых Кавгадыев,
и новый хан, и новая орда?
Пускай в слезах сегодня наши лица,
но мы – не сгинем, нам достанет сил.
Мы – не одни. Нам есть, кому молиться.
Вступись за Русь! Спаси нас, Михаил!
АНИКА-ВОИН
Жил на свете Аника-воин,
крепок в мышцах, в плечах широк,
ликом ясен, высок и строен,
но душой — точно вепрь, жесток.
Он любил лишь лихие битвы,
дым пожарищ и груды тел.
Ну, а слёзы, мольбы, молитвы —
он на это плевать хотел!
Никому не дав оглядеться,
всех затаптывал его конь.
А он сам — на копьё младенцев
поднимал и кидал в огонь.
Преступлений не счесть бесславных,
что дымят по земле по всей,
как развалины православных
уничтоженных им церквей.
Лишь одно оставалось дело,
ускользавшее, словно дым —
растоптать, как прекрасное тело,
дивный город Ерусалим…
И, суля много бедствий и горя,
он всю нечисть собрал в свою рать
и повёл на священный тот город,
обрекая его умирать.
Но внезапно ему на дороге
встало страшное чудище в рост —
лошадиные грубые ноги,
крокодилий пупырчатый хвост.
Тело шерстью покрытое бурой
и когтистое — чисто медведь!
Но Аника с ухмылкою хмурой
говорит ему: «Ну-ка, ответь —
кем себя ты тут вообразило?
Может, думаешь, ты — круче всех?
Иль хвалёная русская сила
вдохновила тебя на успех?..»
А страшила на то отвечает,
не боясь ему в очи смотреть:
«Знай, я — та, что собой всё венчает,
моё имя-прозвание — Смерть!
И не русскою удалью пьяной,
а Творцом сюда послана я,
чтобы душу твою окаянную
отделить от реки Бытия».
«Ха-ха-ха! — засмеялся Аника. —
Я ещё постою за себя!
Вот мой меч, вот дубинка, вот пика —
выбирай, чем прикончить тебя?»
Смерть на то отвечала резонно:
«Ты могуч, я не спорю с тобой.
Но я знала и пеших, и конных…
Молодых, неуёмных, влюблённых…
Кто из них со мной выдержал бой?..»
Но Аника взмахнул булавою —
мол, сейчас ты узнаешь меня…
Да внезапно — поник головою
и свалился на землю с коня.
И вот тут-то душа и взрыдала,
став мгновенно трезвей и умней:
«Ах ты, Смерть! Что ж ты, Смерть, не сказала,
что не шутишь ты с жизнью моей?
В закромах моих золота — тыщи
сундуков набралось за года.
Дай мне двадцать годков — я их нищим
раздарю или в храмы раздам!»
«Ха-ха-ха! — Смерть смеётся с икотой. —
Ты от страха, видать, всё забыл!
Разве ты эти деньги работой
или собственным потом добыл?
Кто в твою добродетель поверит,
соблазнившись на вклад дорогой?
Стоит Духу Святому повеять —
твоё золото станет трухой!»
Пуще прежнего плачет Аника:
«Умоляю, добро сотвори!
Дай пожить десять лет мне без шика,
а богатство — себе забери!»
Смерть на то говорит, хмурясь тучей:
«Если б я каждый откуп брала —
здесь бы денег и золота куча
аж до самого неба была!»
А Аника всё просит упрямо:
«Матерь-Смерть, дай три года, прошу!
Я создам всюду дивные храмы
и твой лик для икон напишу.
И в далёком селе, и в столице,
и в идущем сквозь шторм корабле —
все тебе будут всюду молиться,
и в морях, и на грешной земле!»
«Ты с ума сошёл?! — Смерть произносит,
то ль дивясь, то ли чуточку злясь. —
Кто же Смерть, как Христа, превозносит,
на неё, как на Бога, молясь?
Грех мне даже помыслить такое,
вот те крест, если я тебе лгу!
Не лишай мою совесть покоя.
Я вернуть тебя в жизнь — не могу».
И тогда закричал, что есть силы,
дух Аники, из тела скользя:
«Неужель — и с супругою милой
мне на миг увидаться нельзя?!.»
Смерть — смолчала в ответ. И два духа
вдруг возникли пред нею из мглы —
круторогие, будто козлы, —
и схватили Анику, как друга.
И, подняв его душу на пики,
потащили её прямо в ад.
И не стало на свете Аники —
ад ведь не отпускает назад…
Но не сам ли он в том виноват?..
ПОСЛЕДНИЕ ВРЕМЕНА
Как живём, православные люди?
Поглядим на себя без вранья:
этот в пьянстве погряз, эта — в блуде,
все в грехах, как в навозе свинья.
Где смирение? Тешимся страстью,
покаянья не стало в душе.
Умираем, не приняв причастья
и не веря в спасенье уже.
Перед злом все законы бессильны,
если нет ни молитв, ни поста.
Вот и царствуют бесы в России,
позабывшей Заветы Христа.
Вот и правят Отечеством хамы,
продолжая любой, словно тать,
разорять наши нивы и храмы,
и могилы отцов осквернять.
Вскрылся дол, и под выхрип и высвист,
от которых качнулась страна,
в вертоград наш явился Антихрист,
знаменуя конец временам…
Близок час! Возопят даже камни!
От Суда — не спастись в блиндаже.
Что ж ты медлишь, душа, с покаяньем?
Завтра — может быть поздно уже.
Комментариев нет:
Отправить комментарий