История Осени
Осень медленно подошла к невысокому деревянному забору с облупившейся местами темно-зеленой краской и остановилась в нерешительности перед небольшой калиткой. Там, за тонкими дощечками забора, виднелся сад. Осень знала, что за ним никто не ухаживает. Дорожка, мощеная каменными плитами, поверхность которых была покрыта причудливой вязью трещин, уходила в глубину сада. Где-то там, скрываясь от чужих взглядов, жил своей жизнью старый дом – саманный, крытый рыжей черепицей, с невысокими стенами с облупившейся известкой и когда-то синими небольшими ставнями.
Осень сама не знала, сколько времени простояла, не решаясь войти. Воспоминания, хранимые ею в яшмовой шкатулке сердца, окутанные, словно мягкой ватой, прошедшими годами, нашептывали, что реальное настоящее может их уничтожить. Преодолев сомнения, Осень плавно толкнула ветхую калитку, которая легко распахнулась внутрь сада. Легкие шаги не нарушили спокойствия и тишины. Что-то неуловимо изменилось, и пока она не могла определить для себя, что именно. Ласковый порыв ветра поцеловал светлую прядь волос Осени и скользнул дальше. В саду падали листья, скользя по ножкам старого плетеного кресла, стоявшего возле большого ореха, дополняя узор ковра, покрывавшего землю, сотканными обессилевшими сухими травами.
Дорожка тянулась все дальше, и Осень, ведомая своими воспоминаниями, неслышной тенью шла по ней, находясь одновременно в настоящем и прошлом. Старые узловатые виноградные лозы, напоминающие руки старика, все еще цепляющегося за жизнь, лежали на земле, более молодые побеги с уже порыжевшими и бардовыми виноградными листьями, переплетались с нижними ветвями вишни и яблони, и терялись где-то вверху.
За изгибом дорожки прятался старый дом, и Осень сразу почувствовала его присутствие. У нее появилось ощущение, будто кто-то затаился и тайком наблюдает, как она не торопясь, идет по саду. Вздохнув, Осень двинулась дальше. Сквозь просветы в ветвях уже смутно виднелись очертания дома. Деревянная дверь, покрашенная темно-красной краской, местами уже облупившейся, выглядела приветливо и доверительно. Замка на ней не было, и два небольших железных колечка расслаблено висели, не касаясь друг друга. Взявшись за одно колечко, Осень потянула дверь. Миновав небольшой коридорчик с ручным умывальником, Осень попала в темноватую кухоньку.
Но это ничего, что ей передвигаться приходилось почти на ощупь. Осени казалось, что она могла закрыть глаза – и все равно она бы ни на что не наткнулась. Также она была уверена, что все вещи по-прежнему на своих местах. Слева должна быть кирпичная печка, обитая железом – и холод прикосновения к шероховатому металлу подтвердил, что так оно и есть. Ах, какими вкусными были бублики с маком, когда их на несколько минут клали в горячую духовку, а потом доставали, разрезали пополам и смазывали маслом! Каким чудесным был чай с айвовым вареньем из глиняного горшочка, которое доставали старинной потемневшей бронзовой ложечкой с длинной ручкой!
Скользнув рукой по полосатым занавескам, отделяющим кухоньку от остальных комнат, Осень прошла внутрь. Сумрачно и одиноко. На этих кроватях уже давно никто не спал. Она не стала здесь останавливаться, лишь скользнула взглядом по висевшим на стене продолговатым черным часам с маятником, которые, конечно же, стояли. В самой большой комнате было светло. Черное старинное пианино занимало большую часть стены. Ему было больше ста лет, и мысль об этом настраивала сразу на торжественный и немного печальный лад. Переднюю часть пианино над клавиатурой украшали справа и слева два больших бронзовых подсвечника с огарками свечей, а растаявший когда-то воск коричневыми дорожками отмечал свой путь вниз.
Осень провела рукой по резным узорам вверху, потом подняла крышку клавиатуры. Да, это была настоящая слоновая кость, желтая от времени, сохранившаяся далеко не на всех клавишах. Звуки резко пронзили тишину, их отзвуки полетели по всем комнатам, словно незримые ниточки-струны протянулись из сердца пианино ко всем пустым и сумрачным уголкам дома, наполняя собой и жизнью. Щемяще-тоскливое чувство утраты наполнило ее душу, Осень резко захлопнула крышку пианино, и отвернулась от него. И только тут она заметила, что, в отличие от других, эта комната жилая.
Стол, покрытый вытертой бархатной скатертью с бахромой – о, как она любила когда-то заплетать косички из этой бахромы! – стоял у окна. Раньше на нем стоял графин с водой и глиняная чашечка, а сейчас были разбросаны листы бумаги, ручки, карандаши, лежали стопкой книги и какие-то журналы. Раздвинутое кресло-кровать с подушкой и застеленным одеялом стояло у печки, закрывая собой часть книжного шкафа. «Наверно, кресло каждый раз приходится отодвигать, чтобы открыть дверцы шкафа, это совсем неудобно», - подумала про себя Осень.
Она подошла к столу и взяла желтоватые листы, исписанные крупным почерком. Пробежав несколько страниц глазами, она поняла, что это рукопись какой-то повести, или, может быть, даже романа – судя по множеству таких страниц, которые лежали на стульях и на подоконниках небольшими стопками. Почерк был довольно разборчив, несмотря на частые исправления, и на некоторое время Осень с головой погрузилась в чтение, забыв обо всем на свете.
…Вечернее солнце, любопытное как всегда, заглядывало сквозь посеревшие пыльные занавески в комнату, наполняя ее теплым оранжевым светом, словно отблесками огня. Осень брала страницы наугад из разных стопок и пыталась угадать сюжет, ведь она не знала, где лежали конец и начало. Это была история любви мужчины и женщины. У каждого из них была своя жизнь, привязанности и привычки, любовницы и любовники, но судьба, словно старая паучиха, укладывала нити их жизней так, что они непременно оказывались тесно переплетенными.
Рукопись еще не была завершена, и это только подогрело интерес Осени к тому, что уже было написано. Ей стало любопытно, а знает ли сам автор конец своего произведения? Или его герои уже живут своей жизнью, поступают так, как хотят, и уже не подчиняются первоначальному замыслу Творца? Она где-то читала, что так иногда бывает. И Осени всегда хотелось верить, что это возможно, что придуманные герои, обретая плоть и кровь на страницах, имеют силу выйти из рамок навязанных им изначально обстоятельств.
А интересно, каким был сам автор этих строк? Осень невольно задумалась, водя пальцем по блеклым узорам бархатной скатерти. Может, это мужчина, проживший долгую жизнь, полную событий и впечатлений, и который решил воплотить жизненный опыт в своем произведении? Или это молодой непризнанный гений, захотевший в тишине и уединении написать что-то, способное потрясти мир? Она почему-то была уверена, что это именно мужчина – то ли судя по некоторой резкости и категоричности, встречающейся в тексте, то ли по отсутствию лишних вещей в комнате.
И как он здесь вообще оказался? Этот дом был пустым уже много лет, в нем никто не жил, кроме старых вещей и воспоминаний. Осень так была в этом убеждена, что даже немного растерялась от своего неожиданного открытия. Так не должно было быть. Старый дом и запущенный сад принадлежали только ей и ее прошлому.
Осень так долго не решалась сюда прийти, храня образы минувшего, втайне надеясь, что время, неумолимая, все сметающая на своем пути река, сохранит этот уголок нетронутым. А в доме жил кто-то, по крайней мере, последние несколько месяцев – наверное, столько понадобилось, чтобы создать такое количество исписанных страниц. Осень поняла, что должна обязательно увидеться с этим человеком, заглянуть в его глаза и, в зависимости от того, что там увидит, она будет действовать. Это был ее мир, дом, в котором она выросла, ее воспоминания, которые были чем-то вроде маленькой кладовой в самой глубине ее сердца, откуда она черпала свою силу. И поделиться всем этим с кем-то еще, совсем незнакомым? Вряд ли этот мужчина сможет оценить и воспринять все так, как это чувствовала она.
Осень почувствовала впервые за весь день легкую враждебность и готовность бороться за старый дом, эту комнату и, быть может, даже готовность выгнать незнакомца вон, если понадобится… «Впрочем, – подумала Осень, - вряд ли до этого дойдет. Ведь если он здесь так долго живет и ничего не взял, не поменял, значит, ему нравится этот дом и хорошо в нем? Или он настолько увлечен работой, что не обращает внимания на все остальное?».
Уютно устроившись в зеленом кресле, стоявшем возле старинного красноватого лакированного комода, Осень решила сидеть там, пока не придет незнакомец, живший здесь без ее ведома. И тут краем глаза она ощутила движение. Осень увидела сквозь окно, как по тропинке, по которой пришла она сама – было ли это недавно или уже вечность прошла с того времени? – идет человек. Ветви деревьев еще мешали рассмотреть его, но Осень поняла, что это именно тот мужчина, который жил здесь и писал повесть или роман о любви. Весь сегодняшний день вел и подготавливал ее к этой встрече. С самого начала, с того момента, как она, решившись, прикоснулась к растрескавшейся деревянной калитке и ступила на засыпанные листьями плиты тропинки, ведущей вглубь сада, в действие пришли неведомые силы.
Дверь в комнату открылась, и на пороге появился мужчина. На черты лица, фигуру Осень не обратила внимания, потому что единственное, что было нужно – его взгляд. Мужчина сразу заметил неожиданную гостью, уютно свернувшуюся клубочком на кресле. Он, казалось, совсем не удивился. Их глаза встретились. Осень тихонько вздохнула, сразу успокоившись, потому доброта, ум и внутренняя сила, переполнившие ее, не оставляли сомнений в том, что этого человека можно не бояться. Было в глазах мужчины что-то еще, заставившее ее сердце забиться быстрее. Но это было уже какое-то другое волнение, причины которого Осень пока не хотела знать.
Он шагнул к ней навстречу.
Осень выпрямилась в кресле и, чувствуя, что ее жизнь изменилась отныне и навсегда, она ответила на его приветствие с легкой, чуть застенчивой улыбкой человека, вернувшегося из дальних странствий: «Ну, здравствуй!»…
Осень медленно подошла к невысокому деревянному забору с облупившейся местами темно-зеленой краской и остановилась в нерешительности перед небольшой калиткой. Там, за тонкими дощечками забора, виднелся сад. Осень знала, что за ним никто не ухаживает. Дорожка, мощеная каменными плитами, поверхность которых была покрыта причудливой вязью трещин, уходила в глубину сада. Где-то там, скрываясь от чужих взглядов, жил своей жизнью старый дом – саманный, крытый рыжей черепицей, с невысокими стенами с облупившейся известкой и когда-то синими небольшими ставнями.
Осень сама не знала, сколько времени простояла, не решаясь войти. Воспоминания, хранимые ею в яшмовой шкатулке сердца, окутанные, словно мягкой ватой, прошедшими годами, нашептывали, что реальное настоящее может их уничтожить. Преодолев сомнения, Осень плавно толкнула ветхую калитку, которая легко распахнулась внутрь сада. Легкие шаги не нарушили спокойствия и тишины. Что-то неуловимо изменилось, и пока она не могла определить для себя, что именно. Ласковый порыв ветра поцеловал светлую прядь волос Осени и скользнул дальше. В саду падали листья, скользя по ножкам старого плетеного кресла, стоявшего возле большого ореха, дополняя узор ковра, покрывавшего землю, сотканными обессилевшими сухими травами.
Дорожка тянулась все дальше, и Осень, ведомая своими воспоминаниями, неслышной тенью шла по ней, находясь одновременно в настоящем и прошлом. Старые узловатые виноградные лозы, напоминающие руки старика, все еще цепляющегося за жизнь, лежали на земле, более молодые побеги с уже порыжевшими и бардовыми виноградными листьями, переплетались с нижними ветвями вишни и яблони, и терялись где-то вверху.
За изгибом дорожки прятался старый дом, и Осень сразу почувствовала его присутствие. У нее появилось ощущение, будто кто-то затаился и тайком наблюдает, как она не торопясь, идет по саду. Вздохнув, Осень двинулась дальше. Сквозь просветы в ветвях уже смутно виднелись очертания дома. Деревянная дверь, покрашенная темно-красной краской, местами уже облупившейся, выглядела приветливо и доверительно. Замка на ней не было, и два небольших железных колечка расслаблено висели, не касаясь друг друга. Взявшись за одно колечко, Осень потянула дверь. Миновав небольшой коридорчик с ручным умывальником, Осень попала в темноватую кухоньку.
Но это ничего, что ей передвигаться приходилось почти на ощупь. Осени казалось, что она могла закрыть глаза – и все равно она бы ни на что не наткнулась. Также она была уверена, что все вещи по-прежнему на своих местах. Слева должна быть кирпичная печка, обитая железом – и холод прикосновения к шероховатому металлу подтвердил, что так оно и есть. Ах, какими вкусными были бублики с маком, когда их на несколько минут клали в горячую духовку, а потом доставали, разрезали пополам и смазывали маслом! Каким чудесным был чай с айвовым вареньем из глиняного горшочка, которое доставали старинной потемневшей бронзовой ложечкой с длинной ручкой!
Скользнув рукой по полосатым занавескам, отделяющим кухоньку от остальных комнат, Осень прошла внутрь. Сумрачно и одиноко. На этих кроватях уже давно никто не спал. Она не стала здесь останавливаться, лишь скользнула взглядом по висевшим на стене продолговатым черным часам с маятником, которые, конечно же, стояли. В самой большой комнате было светло. Черное старинное пианино занимало большую часть стены. Ему было больше ста лет, и мысль об этом настраивала сразу на торжественный и немного печальный лад. Переднюю часть пианино над клавиатурой украшали справа и слева два больших бронзовых подсвечника с огарками свечей, а растаявший когда-то воск коричневыми дорожками отмечал свой путь вниз.
Осень провела рукой по резным узорам вверху, потом подняла крышку клавиатуры. Да, это была настоящая слоновая кость, желтая от времени, сохранившаяся далеко не на всех клавишах. Звуки резко пронзили тишину, их отзвуки полетели по всем комнатам, словно незримые ниточки-струны протянулись из сердца пианино ко всем пустым и сумрачным уголкам дома, наполняя собой и жизнью. Щемяще-тоскливое чувство утраты наполнило ее душу, Осень резко захлопнула крышку пианино, и отвернулась от него. И только тут она заметила, что, в отличие от других, эта комната жилая.
Стол, покрытый вытертой бархатной скатертью с бахромой – о, как она любила когда-то заплетать косички из этой бахромы! – стоял у окна. Раньше на нем стоял графин с водой и глиняная чашечка, а сейчас были разбросаны листы бумаги, ручки, карандаши, лежали стопкой книги и какие-то журналы. Раздвинутое кресло-кровать с подушкой и застеленным одеялом стояло у печки, закрывая собой часть книжного шкафа. «Наверно, кресло каждый раз приходится отодвигать, чтобы открыть дверцы шкафа, это совсем неудобно», - подумала про себя Осень.
Она подошла к столу и взяла желтоватые листы, исписанные крупным почерком. Пробежав несколько страниц глазами, она поняла, что это рукопись какой-то повести, или, может быть, даже романа – судя по множеству таких страниц, которые лежали на стульях и на подоконниках небольшими стопками. Почерк был довольно разборчив, несмотря на частые исправления, и на некоторое время Осень с головой погрузилась в чтение, забыв обо всем на свете.
…Вечернее солнце, любопытное как всегда, заглядывало сквозь посеревшие пыльные занавески в комнату, наполняя ее теплым оранжевым светом, словно отблесками огня. Осень брала страницы наугад из разных стопок и пыталась угадать сюжет, ведь она не знала, где лежали конец и начало. Это была история любви мужчины и женщины. У каждого из них была своя жизнь, привязанности и привычки, любовницы и любовники, но судьба, словно старая паучиха, укладывала нити их жизней так, что они непременно оказывались тесно переплетенными.
Рукопись еще не была завершена, и это только подогрело интерес Осени к тому, что уже было написано. Ей стало любопытно, а знает ли сам автор конец своего произведения? Или его герои уже живут своей жизнью, поступают так, как хотят, и уже не подчиняются первоначальному замыслу Творца? Она где-то читала, что так иногда бывает. И Осени всегда хотелось верить, что это возможно, что придуманные герои, обретая плоть и кровь на страницах, имеют силу выйти из рамок навязанных им изначально обстоятельств.
А интересно, каким был сам автор этих строк? Осень невольно задумалась, водя пальцем по блеклым узорам бархатной скатерти. Может, это мужчина, проживший долгую жизнь, полную событий и впечатлений, и который решил воплотить жизненный опыт в своем произведении? Или это молодой непризнанный гений, захотевший в тишине и уединении написать что-то, способное потрясти мир? Она почему-то была уверена, что это именно мужчина – то ли судя по некоторой резкости и категоричности, встречающейся в тексте, то ли по отсутствию лишних вещей в комнате.
И как он здесь вообще оказался? Этот дом был пустым уже много лет, в нем никто не жил, кроме старых вещей и воспоминаний. Осень так была в этом убеждена, что даже немного растерялась от своего неожиданного открытия. Так не должно было быть. Старый дом и запущенный сад принадлежали только ей и ее прошлому.
Осень так долго не решалась сюда прийти, храня образы минувшего, втайне надеясь, что время, неумолимая, все сметающая на своем пути река, сохранит этот уголок нетронутым. А в доме жил кто-то, по крайней мере, последние несколько месяцев – наверное, столько понадобилось, чтобы создать такое количество исписанных страниц. Осень поняла, что должна обязательно увидеться с этим человеком, заглянуть в его глаза и, в зависимости от того, что там увидит, она будет действовать. Это был ее мир, дом, в котором она выросла, ее воспоминания, которые были чем-то вроде маленькой кладовой в самой глубине ее сердца, откуда она черпала свою силу. И поделиться всем этим с кем-то еще, совсем незнакомым? Вряд ли этот мужчина сможет оценить и воспринять все так, как это чувствовала она.
Осень почувствовала впервые за весь день легкую враждебность и готовность бороться за старый дом, эту комнату и, быть может, даже готовность выгнать незнакомца вон, если понадобится… «Впрочем, – подумала Осень, - вряд ли до этого дойдет. Ведь если он здесь так долго живет и ничего не взял, не поменял, значит, ему нравится этот дом и хорошо в нем? Или он настолько увлечен работой, что не обращает внимания на все остальное?».
Уютно устроившись в зеленом кресле, стоявшем возле старинного красноватого лакированного комода, Осень решила сидеть там, пока не придет незнакомец, живший здесь без ее ведома. И тут краем глаза она ощутила движение. Осень увидела сквозь окно, как по тропинке, по которой пришла она сама – было ли это недавно или уже вечность прошла с того времени? – идет человек. Ветви деревьев еще мешали рассмотреть его, но Осень поняла, что это именно тот мужчина, который жил здесь и писал повесть или роман о любви. Весь сегодняшний день вел и подготавливал ее к этой встрече. С самого начала, с того момента, как она, решившись, прикоснулась к растрескавшейся деревянной калитке и ступила на засыпанные листьями плиты тропинки, ведущей вглубь сада, в действие пришли неведомые силы.
Дверь в комнату открылась, и на пороге появился мужчина. На черты лица, фигуру Осень не обратила внимания, потому что единственное, что было нужно – его взгляд. Мужчина сразу заметил неожиданную гостью, уютно свернувшуюся клубочком на кресле. Он, казалось, совсем не удивился. Их глаза встретились. Осень тихонько вздохнула, сразу успокоившись, потому доброта, ум и внутренняя сила, переполнившие ее, не оставляли сомнений в том, что этого человека можно не бояться. Было в глазах мужчины что-то еще, заставившее ее сердце забиться быстрее. Но это было уже какое-то другое волнение, причины которого Осень пока не хотела знать.
Он шагнул к ней навстречу.
Осень выпрямилась в кресле и, чувствуя, что ее жизнь изменилась отныне и навсегда, она ответила на его приветствие с легкой, чуть застенчивой улыбкой человека, вернувшегося из дальних странствий: «Ну, здравствуй!»…
Комментариев нет:
Отправить комментарий