Колорады. Игры памяти
– Стой! Останови! – дед кого-то или что-то увидел за окном.
Я припарковал машину у обочины, дед торопливо вылез и, неровно выставляя впереди себя костыль, пошёл к чужому памятнику, украшенному витиеватым гаммадионом, в простонародье называемым свастикой. Святотатство было выгравировано на свежей могиле неизвестного Аджита-индуса.
– Фашисты проклятые… – дед с негодованием постучал костылём по памятнику.
– Дед, это буддист, у них этому символу больше трёх тысяч лет…
Доказать что-либо я оказался бессилен: фашистский хакенкройц для ветерана, с гордостью носящего медаль «За победу над Германией», ничем не отличался от древнего знака, символа солнца и созидания. Пока мы приводили в порядок могилу бабушки, я рассказал всё, что знал о свастике. Но дед был неумолим: где-нибудь в далёком Непале пусть «они» рисуют свои кресты где хотят, а «у нас» это фашистский крест и точка. Я сдался.
Увы, два десятка лет сделали из доброго тысячелетнего символа убийцу, и память об этом жива более полувека, а восприятием правит история общества. Через два поколения, когда не будет ни участников той войны, ни их детей, кто знает, что останется от гаммадиона, будут ли проходить парады девятого мая, понесут ли цветы к памятникам? Если историческая память, прививаемая социумом, в семьях, школах, вдруг даст сбой, то генетическая – материя тонкая, недоказанная – сработает ли?
– Доктор, успокойте меня, скажите, что эта прививка не опасна,– мать испуганно прижимает к себе младенца.
– Кто вам сказал, что она опасна?– доктор вскрывает упаковку с ампулой быстро растворимой генетической памяти.
– Знакомые рассказывали, что были случаи, когда дети сходили с ума от этой… памяти… Говорят, что лучше по учебникам, чем запоминать так нашу историю.
– Матушка моя, нравственный иммунитет с молоком матери не приобретается. На социум надежды мало, а знания не всем даются… И потом удивляются, откуда эпидемии… Кладите ребёнка на стол и заверните рукав. Инъекция внутривенная. Ненависть к фашизму, антирасизм, любовь к Родине, патриотизм – инъекция ФАЛП обычно не вызывает побочных реакций, если иммунитет уже закодирован в родительских генах. Место инъекции не мочить три дня, вам нельзя злоупотреблять алкоголем и пить антидепрессанты. Всё остальное разрешено…
– … И тут вдруг понимаем, что вражеский шнапс закончился. Что делать?.. – дед в миллионный раз рассказывал одну из своих фронтовых баек, в которых всегда побеждала если не солдатская доблесть, то хитрость и любовь к водке, наипервейшему транклюкатору всех честных чатлан.
Я согласно мычал, делая вид, что занят дорогой, на самом деле позволил себе немного помечтать. Если бы мне хватило терпения и фантазии, написал бы утопию, в которой любовь к Родине и историческая память вводится в кровь с самого рождения… Но если человечество к тому времени не будет глобализировано, то подобные инъекции нравственности будут у каждого государства… Замкнутый круг… Ничего так себе утопия получается…
– … Так и взяли высоту – за несколько литров шнапса…
Удивительная категория время: бережёт здоровье, прячет в самые дальние закоулки память о боли, лишениях, разочаровании… Если раньше дед рассказывал чаще «страшилки» – про то, как взрывом разрывает на куски, про трупы мирных жителей на пути к фронту, про обмороженные руки и ноги, – то в последнее время слышу полувесёлые байки, словно не война была, а развлечение, кто больше выпьет и быстрее добежит. Кто знает, может быть, именно поэтому в масштабах целого поколения затирается память о самых страшных моментах той истории? Отрекается новое поколение манкуртов, отгораживается неверием в зверства, творимые фашистами, задавая себе вопрос, который однажды я услышал от подростка: «А не жили бы мы лучше, если бы нас всё-таки победили? Гитлер рано или поздно умер бы, и потом было бы лучше. Жили бы как в цивилизованной Европе». Память стирает детали, чем мельче, тем проще их выводить: не было Гитлера ни в Хатыни, ни в лабораториях по выделке человечьей кожи, ни у доменных печей с самым страшным топливом за всю историю человечества…
У подъезда, выйдя из моей «Мазды», дед захлебнулся негодованием: на скамье сидели Витька и двое его друзей, неформалов, увешанных, подобно новогодней ёлке, георгиевскими лентами на кепках, шеях, запястьях…
– Что ж вы творите, треклятые? – дед замахнулся костылём на увернувшихся витькиных друзей.
– Дед, иди домой, сейчас им сам шею сверну, – я под хохот пацанов с трудом повёл к двери упирающегося деда. Посадил в лифт, нажал кнопку нужного этажа, сам вернулся.
– Витька, ты-то хоть бы своим диссидентам объяснил, бессовестный. У тебя дед воевал, а ты сидишь рядом…
Витька, в общем, воспитан дедом правильно. Но активист в соцсетях и политикан дотошный: своё мнение выказывает на любые сомнительные события. «Пусси Райотс» посадили? Девки, конечно, ещё те идиотки, но давать срок за выходку в церкви – политическая провокация. Крым России отошёл? Не согласен: сепаратизм это, путинский гамбит. Отличился и в этот раз:
– А у нас акция «Антиколорад» называется…
– Как? На поля собираетесь паслёновые защищать? – я присел на освобождённый для меня угол скамьи.
– Нет, нервы колорадам портить.
– Не понял.
– Зачем ты ленту на антенну повязал? – друзья одобрительно слушали Витьку, судя по ситуации, хоть и не активиста, но сочувствующего.
Я закурил:
– А какое это имеет отношение к вашей акции?
– А такое, что вы, колорады, вешаете ленты куда попало, а право на них имеете? Сами не соображаете, что делаете, лишь бы как все, толпой…
– Вообще-то, это просто символ и даже не собственно георгиевская лента, а гвардейская… Заметь, я не вешаю её себе на уши, как твои дружки, а ограничился одной.
Витька повторил скафнёж, который я уже слышал от знакомых и читал в Интернете, мол, носить только на груди, да с орденом или медалью и только тем, кто получил эту награду.
– Эх, молодёжь, молодёжь… У каждого сотка в кармане, а погуглить – лень великая обуяла, ага? – я дал Витьке некий аналог подзатыльника, оттолкнув от себя и встал.
В глазах пацанов читалось сомнение и недоверие:
– А тебя не обуяла, значит?
– Георгиевская лента не носилась единственно на груди да с орденом, как вы думаете. Она была и в петлице, и на шее, в большом своем варианте – через правое плечо. А так же на знамёнах и бескозырках матросов. И символизировала она всегда знак верности и храбрости – дым и пламя, как считала Екатерина Вторая, учредившая эту ленту. Во славу Российской империи. Учите историю, школота необразованная… А ты сам почему не украсился? Не хватило? Я отвяжу от антенны, если надо.
– Всё равно это неправильно, – Витька был угрюм, но менее уверен, – как туча колорадов ползёте по площади…
…За столом дискуссия возобновилась. Витька, как все неформалы, не любил Новый год, Парад, День рождения свой и, оптом, всех остальных тоже, а так же двадцать третье февраля, Восьмое марта – одним словом, все праздники, требовавшие соблюдения многолетних традиций. Поэтому отказывался идти на Парад и вообще, был против всех.
–… Даже закоренелые преступники боятся одиночной камеры. Человек – социальное животное, ему, как воздух, необходимо общение. Младенцы заболевают и умирают, если их ограничить в сенсорном общении. Робинзона Крузо вспомни, наконец. Читал? – в наш с Виктором спор родные не вмешивались: бывал я у них в гостях редко, а для брата авторитетом всё же являлся.
– Кино смотрел, – Витька ковырялся в тарелке, – это я понимаю. При чём тут парад Победы?
– А при том, что обществу, чтобы чувствовать единение, необходимы ритуалы и традиции. Ты говоришь: «Привет!» – а дальше как обычно?
– «Как дела?», и что?
– Тебе на этот вопрос что отвечают?
– «Нормально».
– А не два часа, – я покосился на тетку Валентину, знатную болтушку, – рассказывают о своих проблемах.
– В принципе, да, – согласился Витька, – и что?
– И то, что каждый год вы садитесь семьёй за стол тридцать первого декабря и сначала провожаете старый год, потом пьете шампанское, потом слушаете речь Президента…
– Скукота…
– В твоих силах внести разнообразие, в чем проблема?
– А парад Победы? Тоже ритуал?
Дед насторожился и придумал встрять, но я уже торопился, поэтому не давал вмешиваться в спор никому:
– Это уже традиция. Не будет традиций – сотрётся историческая память. Это как зубы – не будешь чистить каждый день, кариес обеспечен. Генетическая память ещё пока не исследована, так что надежды на неё мало. Остаются традиции…
– Что за?..
– Генетическая память – это… Как бы проще объяснить… Некоторые учёные, ну и психологи среди них есть, считают, что в генах у нас закодирован некоторый объём исторической памяти. Например… Гамбургер и кола – изобретение западное, генетически организм русского к ним не приспособлен… Или зарубежный менталитет – отношение к сексу, деньгам, искусству – тоже противоречит исконно русскому. И однажды это противоречие накопится в нации и отдельно взятом человеке, русском, естественно, и тогда начинаются неврозы, девиации в поведении, то есть, отклонения... Теория генетической памяти объясняет потерянное поколение, отчасти, разумеется. Пока нет убедительных доказательств, но и опровержений убедительных тоже. На грани фантастики, в общем.
Я бросил быстрый взгляд на часы, торопливо допил чай, сложил руки лодочкой, как бы говоря «аминь», и поднялся из-за стола:
– Всё, спасибо, тёть Валь, за борщ, за чай. Дед, давай, до девятого, заеду за тобой к восьми. Витька, поедешь с нами на парад? Или ты против нашего общего исторического прошлого?
– Посмотрим, – загруженный информацией пацан раздумывал, – ладно, уговорил. Ещё поговорим на эту тему?
Я пожал ему руку. Неформал он, конечно, не столько по убеждению, сколько по временной необходимости: всегда будут те, кто будет идти против системы, думая, что открывают миру новое. Но за такими витьками решение – что оставить от прошлого истории, что пересмотреть, а что вычеркнуть. Если получится, конечно. Поскольку память, любая, – штука хитрая. Никогда не знаешь, что затемнит, а что выдвинет на первый план и прибьет двадцатисантиметровыми гвоздями к стене навечно. А время после рассудит, правы мы были когда-то или нет.
– Стой! Останови! – дед кого-то или что-то увидел за окном.
Я припарковал машину у обочины, дед торопливо вылез и, неровно выставляя впереди себя костыль, пошёл к чужому памятнику, украшенному витиеватым гаммадионом, в простонародье называемым свастикой. Святотатство было выгравировано на свежей могиле неизвестного Аджита-индуса.
– Фашисты проклятые… – дед с негодованием постучал костылём по памятнику.
– Дед, это буддист, у них этому символу больше трёх тысяч лет…
Доказать что-либо я оказался бессилен: фашистский хакенкройц для ветерана, с гордостью носящего медаль «За победу над Германией», ничем не отличался от древнего знака, символа солнца и созидания. Пока мы приводили в порядок могилу бабушки, я рассказал всё, что знал о свастике. Но дед был неумолим: где-нибудь в далёком Непале пусть «они» рисуют свои кресты где хотят, а «у нас» это фашистский крест и точка. Я сдался.
Увы, два десятка лет сделали из доброго тысячелетнего символа убийцу, и память об этом жива более полувека, а восприятием правит история общества. Через два поколения, когда не будет ни участников той войны, ни их детей, кто знает, что останется от гаммадиона, будут ли проходить парады девятого мая, понесут ли цветы к памятникам? Если историческая память, прививаемая социумом, в семьях, школах, вдруг даст сбой, то генетическая – материя тонкая, недоказанная – сработает ли?
– Доктор, успокойте меня, скажите, что эта прививка не опасна,– мать испуганно прижимает к себе младенца.
– Кто вам сказал, что она опасна?– доктор вскрывает упаковку с ампулой быстро растворимой генетической памяти.
– Знакомые рассказывали, что были случаи, когда дети сходили с ума от этой… памяти… Говорят, что лучше по учебникам, чем запоминать так нашу историю.
– Матушка моя, нравственный иммунитет с молоком матери не приобретается. На социум надежды мало, а знания не всем даются… И потом удивляются, откуда эпидемии… Кладите ребёнка на стол и заверните рукав. Инъекция внутривенная. Ненависть к фашизму, антирасизм, любовь к Родине, патриотизм – инъекция ФАЛП обычно не вызывает побочных реакций, если иммунитет уже закодирован в родительских генах. Место инъекции не мочить три дня, вам нельзя злоупотреблять алкоголем и пить антидепрессанты. Всё остальное разрешено…
– … И тут вдруг понимаем, что вражеский шнапс закончился. Что делать?.. – дед в миллионный раз рассказывал одну из своих фронтовых баек, в которых всегда побеждала если не солдатская доблесть, то хитрость и любовь к водке, наипервейшему транклюкатору всех честных чатлан.
Я согласно мычал, делая вид, что занят дорогой, на самом деле позволил себе немного помечтать. Если бы мне хватило терпения и фантазии, написал бы утопию, в которой любовь к Родине и историческая память вводится в кровь с самого рождения… Но если человечество к тому времени не будет глобализировано, то подобные инъекции нравственности будут у каждого государства… Замкнутый круг… Ничего так себе утопия получается…
– … Так и взяли высоту – за несколько литров шнапса…
Удивительная категория время: бережёт здоровье, прячет в самые дальние закоулки память о боли, лишениях, разочаровании… Если раньше дед рассказывал чаще «страшилки» – про то, как взрывом разрывает на куски, про трупы мирных жителей на пути к фронту, про обмороженные руки и ноги, – то в последнее время слышу полувесёлые байки, словно не война была, а развлечение, кто больше выпьет и быстрее добежит. Кто знает, может быть, именно поэтому в масштабах целого поколения затирается память о самых страшных моментах той истории? Отрекается новое поколение манкуртов, отгораживается неверием в зверства, творимые фашистами, задавая себе вопрос, который однажды я услышал от подростка: «А не жили бы мы лучше, если бы нас всё-таки победили? Гитлер рано или поздно умер бы, и потом было бы лучше. Жили бы как в цивилизованной Европе». Память стирает детали, чем мельче, тем проще их выводить: не было Гитлера ни в Хатыни, ни в лабораториях по выделке человечьей кожи, ни у доменных печей с самым страшным топливом за всю историю человечества…
У подъезда, выйдя из моей «Мазды», дед захлебнулся негодованием: на скамье сидели Витька и двое его друзей, неформалов, увешанных, подобно новогодней ёлке, георгиевскими лентами на кепках, шеях, запястьях…
– Что ж вы творите, треклятые? – дед замахнулся костылём на увернувшихся витькиных друзей.
– Дед, иди домой, сейчас им сам шею сверну, – я под хохот пацанов с трудом повёл к двери упирающегося деда. Посадил в лифт, нажал кнопку нужного этажа, сам вернулся.
– Витька, ты-то хоть бы своим диссидентам объяснил, бессовестный. У тебя дед воевал, а ты сидишь рядом…
Витька, в общем, воспитан дедом правильно. Но активист в соцсетях и политикан дотошный: своё мнение выказывает на любые сомнительные события. «Пусси Райотс» посадили? Девки, конечно, ещё те идиотки, но давать срок за выходку в церкви – политическая провокация. Крым России отошёл? Не согласен: сепаратизм это, путинский гамбит. Отличился и в этот раз:
– А у нас акция «Антиколорад» называется…
– Как? На поля собираетесь паслёновые защищать? – я присел на освобождённый для меня угол скамьи.
– Нет, нервы колорадам портить.
– Не понял.
– Зачем ты ленту на антенну повязал? – друзья одобрительно слушали Витьку, судя по ситуации, хоть и не активиста, но сочувствующего.
Я закурил:
– А какое это имеет отношение к вашей акции?
– А такое, что вы, колорады, вешаете ленты куда попало, а право на них имеете? Сами не соображаете, что делаете, лишь бы как все, толпой…
– Вообще-то, это просто символ и даже не собственно георгиевская лента, а гвардейская… Заметь, я не вешаю её себе на уши, как твои дружки, а ограничился одной.
Витька повторил скафнёж, который я уже слышал от знакомых и читал в Интернете, мол, носить только на груди, да с орденом или медалью и только тем, кто получил эту награду.
– Эх, молодёжь, молодёжь… У каждого сотка в кармане, а погуглить – лень великая обуяла, ага? – я дал Витьке некий аналог подзатыльника, оттолкнув от себя и встал.
В глазах пацанов читалось сомнение и недоверие:
– А тебя не обуяла, значит?
– Георгиевская лента не носилась единственно на груди да с орденом, как вы думаете. Она была и в петлице, и на шее, в большом своем варианте – через правое плечо. А так же на знамёнах и бескозырках матросов. И символизировала она всегда знак верности и храбрости – дым и пламя, как считала Екатерина Вторая, учредившая эту ленту. Во славу Российской империи. Учите историю, школота необразованная… А ты сам почему не украсился? Не хватило? Я отвяжу от антенны, если надо.
– Всё равно это неправильно, – Витька был угрюм, но менее уверен, – как туча колорадов ползёте по площади…
…За столом дискуссия возобновилась. Витька, как все неформалы, не любил Новый год, Парад, День рождения свой и, оптом, всех остальных тоже, а так же двадцать третье февраля, Восьмое марта – одним словом, все праздники, требовавшие соблюдения многолетних традиций. Поэтому отказывался идти на Парад и вообще, был против всех.
–… Даже закоренелые преступники боятся одиночной камеры. Человек – социальное животное, ему, как воздух, необходимо общение. Младенцы заболевают и умирают, если их ограничить в сенсорном общении. Робинзона Крузо вспомни, наконец. Читал? – в наш с Виктором спор родные не вмешивались: бывал я у них в гостях редко, а для брата авторитетом всё же являлся.
– Кино смотрел, – Витька ковырялся в тарелке, – это я понимаю. При чём тут парад Победы?
– А при том, что обществу, чтобы чувствовать единение, необходимы ритуалы и традиции. Ты говоришь: «Привет!» – а дальше как обычно?
– «Как дела?», и что?
– Тебе на этот вопрос что отвечают?
– «Нормально».
– А не два часа, – я покосился на тетку Валентину, знатную болтушку, – рассказывают о своих проблемах.
– В принципе, да, – согласился Витька, – и что?
– И то, что каждый год вы садитесь семьёй за стол тридцать первого декабря и сначала провожаете старый год, потом пьете шампанское, потом слушаете речь Президента…
– Скукота…
– В твоих силах внести разнообразие, в чем проблема?
– А парад Победы? Тоже ритуал?
Дед насторожился и придумал встрять, но я уже торопился, поэтому не давал вмешиваться в спор никому:
– Это уже традиция. Не будет традиций – сотрётся историческая память. Это как зубы – не будешь чистить каждый день, кариес обеспечен. Генетическая память ещё пока не исследована, так что надежды на неё мало. Остаются традиции…
– Что за?..
– Генетическая память – это… Как бы проще объяснить… Некоторые учёные, ну и психологи среди них есть, считают, что в генах у нас закодирован некоторый объём исторической памяти. Например… Гамбургер и кола – изобретение западное, генетически организм русского к ним не приспособлен… Или зарубежный менталитет – отношение к сексу, деньгам, искусству – тоже противоречит исконно русскому. И однажды это противоречие накопится в нации и отдельно взятом человеке, русском, естественно, и тогда начинаются неврозы, девиации в поведении, то есть, отклонения... Теория генетической памяти объясняет потерянное поколение, отчасти, разумеется. Пока нет убедительных доказательств, но и опровержений убедительных тоже. На грани фантастики, в общем.
Я бросил быстрый взгляд на часы, торопливо допил чай, сложил руки лодочкой, как бы говоря «аминь», и поднялся из-за стола:
– Всё, спасибо, тёть Валь, за борщ, за чай. Дед, давай, до девятого, заеду за тобой к восьми. Витька, поедешь с нами на парад? Или ты против нашего общего исторического прошлого?
– Посмотрим, – загруженный информацией пацан раздумывал, – ладно, уговорил. Ещё поговорим на эту тему?
Я пожал ему руку. Неформал он, конечно, не столько по убеждению, сколько по временной необходимости: всегда будут те, кто будет идти против системы, думая, что открывают миру новое. Но за такими витьками решение – что оставить от прошлого истории, что пересмотреть, а что вычеркнуть. Если получится, конечно. Поскольку память, любая, – штука хитрая. Никогда не знаешь, что затемнит, а что выдвинет на первый план и прибьет двадцатисантиметровыми гвоздями к стене навечно. А время после рассудит, правы мы были когда-то или нет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий