ВОВКА! ЗАЧЕМ?
«Я точно помню,
Он никогда не сбрасывал газ,
Даже если перед ним стена».
Андрей Макаревич.
Портретные блики памяти. Вовка смеется часто и от всей души, запрокидывая назад свою красивую голову. Смеются его глаза раскосые, «татаро-монгольские», ямочки на щеках, рот до ушей. Как смеется человек или поет, таков он и есть на самом деле – положительные эмоции редко контролируют. Да ему-то, тем-более, зачем? Вот он - Вовка. Весь – импульс чувств, гордый и независимый человек.
Я смотрю на него сквозь прозрачную стену летнего ливня, стоя под спасительным козырьком подъезда. Он мокрый и смущенный протягивает мне на огромной ладони две блестящие и крупные капли дождя – серебряные серьги из речного перламутра: «Это тебе. Сувенир с Алтая». Вовка – мастер золотые руки. Из тех потомственных мастеровых, что прекрасно знают цену своего труда, но не кичиться понапрасну, а если уж берется за работу, то сработает виртуозно, «без дураков». Сколько лет прошло, а мотор на старенькой Ниве урчит себе, без перебоев, тикает. Но он не мог жить так спокойненько, по служебным часам от и до, от и до. Правдами и неправдами уходил, убегал, улетал. Экстрим, походы, другие места, новые люди и старые друзья – вот и развернулась душа настоящего туриста и запела и засмеялась от полноты жизни. Да, он «жил километрами, а не квадратными метрами». Володя был из породы деятельных романтиков, если считать делом – сплав на байдарках и плотах по самым опасным горным рекам, не раз поднимался в горы, исследовал пещеры. Ему нравилась борьба за выживание в агрессивной природной среде, когда каждый спуск и подъем – победа всех и в то же время каждого в отдельности над собой.
Летом 92-го он никуда из Дубоссар не уехал. Вместе с друзьями взял в руки оружие и не выпускал его до конца вооруженного конфликта, нашей локальной приднестровской войны. И если длилась она недолго и на небольшой территории, само понятие «Война» не стало менее страшным. Помню, даже картошку копал с автоматом за плечом, да все с шутками и прибаутками. Так привык всех бодрить. Я смотрела на него, будто смотрела хронику войны во Вьетнаме. Они похоже, с автоматами на потных спинах работали на своих рисовых полях в 60-х. Кадры трудовых и военных будней крутились в телекалейдоскопе, и помню, двухлетняя Саша сказала, мельком взглянув на экран: «Мама, я туда не хочу!» И вот мы здесь, мужчины, женщины, дети в заложниках очередной политической игры на огромном поле постсоветского пространства.
Горячее лето 92-го собрало свою смертельную жатву. Осень оплакала красным вином и хлебом убитых друзей. Будто перевернулась страница не только летописи истории, но и каждой конкретной судьбы. И с этого серого, даже не белого листа нужно было начинать жить заново, как-то по-другому. Казалось, что все из города уехали искать лучшей доли. Завод не закрыли, но работы не было и денег тоже.
А Вовка? Отпрыгал «положенное» на костылях после ранения в ногу. Он за деньги никогда всерьез не переживал, и теперь хорохорился: «Мне что для жизни надо? Мне много не надо. Кусок хлеба, луковица да стакан вина». Что хотел, то и имел. Только жене и дочке такое меню не нравилось, они и ушли. Лето - зима, зима – лето.
Аккурат под Ивана Купала, снится, будто стоим мы с ним на автобусной остановке в огромном и пустом городе. Дома одинаково высокие и светлые. Он торопился куда-то уехать. Желание его было настолько сильным, что и я подхватила авоськи с торчащими из дырок продуктами. Да не пускают меня сумки, к земле тянут…
Утром звонок в дверь: «Вовка застрелился!»
И первая мысль между явью и сном: «Вовка! Зачем?»
Две пули потом нашли в его богатой библиотеке.
Одну в Библии, другую в Коране.
2004 г.
ПИСЬМО В РОССИЮ
Дорогие мои родители,
Как Вы там поживаете в заснеженной России, в древнем граде Владимире? Морозна ли зима нынче в пределах «Золотого кольца» и хватит ли до весны капусты, огурцов да грибочков в бочонках и кадушках?
Желаю вам много снега, много хлеба и дожить до поры, когда Клязьма река разольется по лугам. На ежегодную премьеру этой весенней сюиты можно будет попасть без билетов, только выйди на остановке троллейбуса у Филармонии или в Парке «Липки», пройди до смотровой площадкой на древнем оборонительном вале и смотри сверху вниз, как зимняя, скованная льдами, укрытая глубокими снегами скромница – речка, вдруг становиться и барыней и сударыней. Значит «час пришел бурлить вешним водам» и глаз не отвести, стоишь и смотришь с высоты завороженно на этот весенний бунт разлива и очищения.
И все же причудливы изгибы судеб! Здесь в Дубоссарах подруга – художница Оксана Пономаренко выткала чудесный гобелен с моим родным и любимым видом: «Храм Покрова на Нерли. Разлив». Другая подруга, прекрасная скрипачка Милада Рябко много лет не дает угаснуть незабываемым вечерам Русского Романса.
Когда уезжала в Молдавию в 1985, где « и небо синее и солнце светит намного ярче», уговаривала себя: «Все будет хорошо, а дураков… их в любой нации хватает». Никто не знает какие природные или неприродные катаклизмы повлияли на жизнь в постсоветском « Диком поле», но только русскоязычным на левом берегу Днестра не сладко пришлось. Чего только стоят лозунги тех лет: «Чемодан, Вокзал, Россия!», «Русских за Днестр, евреев в Днестр!». Да и за Днестром, в бывшей Херсонской Губернии Российской Империи, нас в покое не оставили.
Жизни и смерти, крови и слез стоили эти лозунги.
Помню, отец, ты говорил мне, повторяя слова другого мудреца: «Человек столько раз человек, сколько языков он знает».
Истинно так, тем более, мне – врачу, изучавшему латынь, не стоило особого труда выучить язык большинства. Но. Это был великий обман.
Величина его равнялась утерянным надеждам и перспективам, искалеченным и уничтоженным жизням людей и многим, многим неизвестным, ушедшим и уходящим в бесконечность вечности.
Как сказал один очень Ученый секретарь нашего Института: «Глупая, 5 лет вам, русским дали для того, чтобы вы успели убраться с нашей земли. Да и что хорошего русские дали нам? Отравили нашу землю ядохимикатами, насажали своих берез - сорных деревьев…»
Может быть, березы в Молдавии не нужны или вредны, не знаю, не ботаник, но люди-то не сорняки, не бурьян. Людей было очень жалко. И тех, кого убивали и даже тех, кто убивал. Казалось, что они, ослепленные ненавистью, не знали, что творили.
Удивительно, но именно здесь в Приднестровье я впервые испытала гордость за принадлежность к родной нации после коллективных унижений и самоуничижений. Это случилось ясным летним днем, когда озабоченно и торопливо пересекая городскую площадь, чтобы не попасть под пулю, вдруг увидела белые листовки. Они кружась, летели с голубого неба. Всего несколько слов, от которых кровь застучала в висках, словно взбунтовалась память предков, засекреченная в генах. Всего несколько слов: «Русские, сдавайтесь!» Как во сне, словно в замедленной съемке, люди читали, глаза их белели от гнева, а сжатые кулаки поднимались к летнему небу, к грохочущим вертолетам: «Русские не сдаются!», «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях».
Родные мои, как часто в то страшное, стреляющее лето, я вспоминала музейную панораму: «Осада Владимира татаро-монгольской Ордой» и уговаривала себя, отпуская мужа на передовую:
«Все верно, все правильно. Доля такая у мужчин – выходить на крепостные стены и защищать от врагов женщин и детей».
Какое уж тут непротивление злу насилием, уважаемый Лев Николаевич. Даже в уголовном праве самооборона оправдана, а если государство уничтожает своих инакоязычных граждан? Это как?
Там, в 92-ом бывший коллега по птицеводческой науке сказал, прощаясь: «Я – буду жить в Европе, а ты – на окраине Российской Империи». Лично я, не против продолжить традиции своих предков – кубанских казаков. Казаки со времен Екатерининской Империи служили «буфером», жизнью и смертью, обозначая границы России.
Десять лет прошло. Ваша внучка Саша учится по российским учебникам, спасибо мэру Москвы Юрию Лужкову.
Большое это дело – единое информационное пространство. Слава богу, по телевизору одни и те же любимые передачи смотрим, и все же до сих пор удивительно услышать вдруг в дорожной маршрутке из Кишинева в Дубоссары позывные сквозь пространство и время: «Русское Радио! Все будет хорошо». И очень хочется верить, что все будет хорошо, и для всех, и долго-долго.
Январь 2003 года
ГИМН ДУБОССАРАМ
Не каждому городу выпадает такое счастье. Кого ни спросишь, все его любят. Хоть «и трудно понять что-нибудь в любви», но факт остается фактом: Дубоссары – оазис экологической чистоты, городок уютный и тихий, кто когда-то бывал здесь обязательно вернётся вновь и вновь.
После взлетов и падений холмистой трассы Кишинев-Дубоссары город вдруг открывается нарядными домами геологоразведчиков, круговой развязкой дорог и блеском живой Днестровской воды. По утрам река таинственна в тумане, по вечерам в мерцающих огнях. С вадулуй-водской дороги, город начинается селом Дзержинское, как квартира прихожей. И с высоты крутого подъема кажется, что сейчас взлетишь, как на самолете, и панорама города сольется в один радующий глаз пейзаж, не запачканный сотнями дымящих заводских труб.
Печален въезд в город там, где бронзовые буквы на мокром мраморе Мемориала памяти погибшим, там где вечный огонь трепещет на ветру, где боль не стихает.
Прекрасен путь в город через плотину гидроэлектростанции (первой на Днестре). Слева – лес до небес, справа – розовые в цветенье сады. Дальше река округляется в водохранилище, отражающее, как волшебная тарелочка с наливным яблочком, чудеса земные, водные и небесные. Дубоссарское море. В иные хмурые дни волны бьют в бетонный парапет до бешеной пены, но несмотря ни на что, Дубоссары – благое место. Не испортить бы только этот чудный уголок Земли, а украшать и к чудесам природы добавлять творения рук человеческих. А если помечтать?
2050 год. Место действия – Дубоссары. Далеко позади эпохи застоя и перестройки, военных конфликтов и рыночной экономики. Все то же ультрамариновое небо и жаркое южное солнце, но все дома - дворцы ослепительно белые под красной черепицей в кружеве зеленых деревьев. Серый цвет остался лишь у бетона плотины, которая давно уже отдыхает. Осталась памятником истории покорения того, чего не стоило покорять. Набережная полноводного Днестра облицована гранитом розовым, блестящим и гладким. Пляжи заполнены золотистым песком, а яркие грибки зонтиков защищают головки детей мягкой тенью. Дети строят волшебные песочные замки, как все дети во все времена.
Улицы города похожи на аллеи в старинном парке. Они не торопят будущего, хранят прошлое и живут настоящим. Изредка проносятся машины – беззвучно и беспыльно, ибо так и должно быть в нашем общем будущем. А за Дворцом Молодежи бьют в небо высокое струи музыкальных фонтанов и вокруг цветники, как в Версале. На улицах и площадях много молодежи. Это люди разных возрастов, но они молоды, молоды и душой и телом, потому что светятся добром глаза, потому что научились мечтать и верить.
Кругом улыбки, слышится разноязычный говор. Каждый говорит на своем родном языке и никому не дается с трудом «переключение скоростей» при переводе с одного языка на другой. Люди будущего привыкли к доброжелательности разноязычия и только в учебниках истории можно найти в назидание потомкам историю о том, как нации, ставившие свои интересы выше других и за счет других народов, оставили о себе страшную память.
А как прекрасен вечерний город! Зажигаются в небе звезды и разноцветные фонарики раскачиваются теплым южным ветром над столиками кафе. Звучит музыка всех времен и народов: зажигательно-веселая и спокойно-грустная.
Каждый найдет в Дубоссарах, то, что ему по душе, потому что здесь
свободные люди не просто живут, а радуются жизни!
Март 1990 года.
СТОП КАДР
«гражданская подлая бойня
без правил и взяток…»
Пел Александр Малинин о России начала ХХ века в 1992-м году. Он пел, и казалось, понимал нас приднестровцев. Казалось. Развлекательные «поля чудес» были там, в телевизионном зазеркалье, в той России, которая то ли нас потеряла, то ли забыла совсем. Тогда у всех дубоссарцев при встречах один был вопрос: «Когда же это кончится?» А когда это началось?
Порой время теряет свои очертания. Не считать же началом убийство шестнадцатилетних мальчиков, а продолжением расстрел отцов?
Саша.
Я вышла на лестничную площадку и позвала дочку домой: «Сашу-уня!»
Он мгновенно откликнулся: «Что?». Реакция у него всегда была отменная на слово и на дело. Этот кадр в памяти первый.
И последний. Мать вскрикнула: «Саша!» Он оглянулся на треск автоматной очереди. Брат упал на секунду раньше.
Последний поворот головы, в руке-первые пионы и последняя вспышка яркого света.
СТОП-КАДР
Часто вспоминаю его лицо, когда увидела первый раз и когда последний. Но главный снимок, решивший судьбу – посредине. Его глаза, его глаза после убийства сына.
Тот, как и все пацаны, любил играть в войну. А война - вот она рядом с домом. В овраге у Днестра развороченная земля, гильзы и боевые патроны, неразорвавшиеся гранаты, а фуражка на мальчишеской голове так похожа на казачью. Не она ли сгубила парнишку, гадали потом люди. Или может просто нелепая случайность? Нелепая, как и эта гражданская бойня. И случайностей, говорят мудрецы, не бывает. Кто следующий примет образ врага: беременная женщина на дороге, истерзанные девочки в подвале, старик, вцепившийся мертвыми пальцами в свою землю или мальчишка?
После похорон смогла только прошептать: «Саша»…и он понял. Вот только свою смерть не успел понять.
Там, где на глазах у матери расстреляли двух ее сыновей. Там, там, там, где первые бордовые пионы лежат в крови.
Комментариев нет:
Отправить комментарий