Горе Войны
(письмо моей внучке Тасе)
ЭССЕ
Дорогая Тасенька!
Спасибо, что ты весной навестила нас с бабушкой, мы очень скучаем без тебя. Рад, что ты заинтересовалась в День Победы, как мы все жили в то тяжелое время. Это необычно для современной двадцатилетней девушки. Прочти мое письмо, узнай все страдания ушедших родных в лютые годы войны.
В нашей семье слились русская и украинская кровь. Мой папа, твой прадедушка Константин Васильевич Скуфьин, родился в старинном русском городке Ельце, где его отец, твой пра-прадедушка Василий Иванович Скуфьин работал экспедитором на махорочной фабрике братьев Заусайловых. В старинном Ельце, были целые улицы наших однофамильцев – Скуфьиных (скуфья – монашеская шапка). Елецкая махорка была лучшей махоркой России, в Ельце работали 8 махорочных фабрик, принадлежавших богатым купцам братьям Заусайловым. Первое электрическое освещение в Ельце – у Заусайловых, первый телефон – у Заусайловых, первый автомобиль – у Заусайловых. Богачи! На фабриках работали только женщины, и все они курили. В воздухе висела тончайшая рыжая пыль от нарезаемой махорки. Женщины-рабочие люто кашляли и курили! Василий Иванович следил за отправкой по железной дороге упаковок махорки, принимал приходящие на фабрики грузы – суматошная работа экспедитора.
Моя мама, Петренко Лариса Павловна, родилась в семье машиниста Юго-Восточной железной дороги, на станции Россошь, где твой пра-прадедушка Петренко Павел Платонович, вместе с женой Верой Филипповной жили в двухэтажном деревянном доме-бараке, в поселке железнодорожников Нахаловке (!). Я мальчишкой помню эти бараки – двухэтажные, обшитые черными досками дома, у домов – ни цветка, ни былинки, просто черная земля. Россошь – юг Воронежской области, сильное украинское влияние. Меня мальчишкой, когда приезжал в гости к Бабе Вере, пацанва во дворе дразнила: «Москаль, г…о плескаль!». Так что майдан на Украине назревал давно!
Павел Платонович, муж бабы Веры, прежде всего, начал строить дом – вырваться из этого черного барака. Выстроил дом, одноэтажный, в 5 комнат, побеленный мелом. Я много раз бывал в этом доме у бабы Веры. Хороший дом, рядом со станцией, небольшие окна без подоконников, прочные деревянные полы, в углу кадка с огромным фикусом до потолка. Большая русская печь, на эту теплую печь так хорошо было зимой забраться. Тихо, тепло, темно, уютно. На печи на противнях сушатся семечки, сухофрукты и прочие припасы. В углу горницы – иконы, перед потемневшим образом девы Марии всегда горит лампадка. И сейчас я, кажется, слышу тихий шепот бабы Веры, которая горячо молится Деве Марии, Заступнице нашей! Рядом с домом дедушка Паша посадил тополя. У него были золотые руки – все мог сделать, починить любой механизм. У бабушки Веры было пять детей – сыновья Саша, Федя и Николай и дочери Лариса (моя мама) и Зина. Павел Платонович старался дать образование детям. Старшего, Сашу, послал учиться в железнодорожное училище, по своим стопам, нужно было заплатить за учение 150 рублей золотом – 15 крупных золотых монет. Хорошо зарабатывали рабочие-машинисты в царское время! Саша окончил училище и всю жизнь работал до войны и после войны на железной дороге, в Воронеже.
Федя, второй сын Веры Филипповны, работал в депо на железной дороге, на станции Россошь. Я мальчишкой после войны часто слушал дядю Федю, он охотно рассказывал мне о своей жизни, а у меня – хорошая память. Перед войной его взяли в армию, служил на зенитной батарее, на румынской границе, на реке Прут. Перед самой войной на батарею поступили немецкие прицелы ПУАЗО-2 к зениткам (приборы управления артиллерийским зенитным огнем) знаменитых оптических заводов Круппа. Немецкие прицелы наши солдаты поставили на зенитки, научились с их помощью метко стрелять. А тут 22 июня 1941 г – немцы ударили по всем границам. Война! Прямо через мост реки Прут пошли немецкие танки. Умный командир постарался забыть про приказ не открывать огонь (боялись провокаций). Развернул зенитки танкам в лоб. Огонь! Танки, как спичечные коробки, летели в реку. Командир приказал: В штыки! Бойцы через мост рванули на румынскую сторону, в городок, где немецкие офицеры пировали в кафе и ресторанах. Врывались туда и штыками прикалывали жующих врагов к стульям, как бабочек! В этом месте фрицы пол-месяца не могли перейти границу. Потом все же на флангах прорвались, окружили. Дядя Федя попал в плен. Отправили в немецкий концлагерь Грозберг. За малейшее непослушание били смертным боем. Кормили очень плохо. Работа состояла в том, что надо было чистить овощи – морковь, картошку, брюкву для скотины. Аккуратные немцы кормили свою скотину исключительно чищенными, тщательно вымытыми отваренными овощами. Пленным во время работы запрещали есть даже очистки. А колючая проволока вокруг лагеря – под электрическим током. Дотронешься – погибнешь. Федор с двумя друзьями подобрал тайком, когда гнали на работу, пару старых резиновых галош. И вот ночью они отгибали найденными галошами проволоку и осторожно пролезали наружу – и к грядкам! Быстро набирали моркови, картошки – и назад! Нужно было обязательно все это съесть до утра. Если немцы утром найдут – убьют!
Дядя Федя до войны был крепким спортивным парнем, играл в футбольной команде станции Россошь. Именно спортивная закалка и помогала ему и в мирной жизни, и на войне. Даже после войны, после страшного плена, он оставался, уже пожилым человеком, крепышом и спокойно делал “пистолетик”: нужно встать прямо, вытянуть вперед руки, а потом присесть и встать на одной ноге, вытянув другую ногу горизонтально вперед, пистолетиком. Попробуй! Непросто!
Однажды по дороге на работу колонна пленных остановилась около небольшого заводика. Федор заглянул в открытые широкие двери и увидел установку с какими-то приборами. Приборы ему были знакомы по работе в депо. Он громко сказал: “Тахометр!” – и показал пальцем друзьям. Тахометр измеряет количество оборотов в механизме. Немец-механик услышал это, быстро подошел к старшему конвоиру и что-то долго говорил ему по-немецки. Механику, у которого в армию забрали всех немцев-рабочих, нужны были понимающие в технике помощники. После этого колонна пошла дальше, а Федора оставили на заводике – помогать немцу. Немец хорошо к нему относился, и работа была знакомая, понятная, но работа для врага – на заводике ремонтировали танки и грузовики, подбитые нашими солдатами. Федор все же «отплатил» Иоганну за доброту – зимним морозным днем, когда все попрятались в убежище от налета русской авиации, он перекрыл воду в батареях водяного отопления заводика. Вода в батареях замерзла, и они полопались. Заводик остановился и ремонтировался несколько недель. А Иоганна полиция обвинила в преступной халатности, и его отправили солдатом на русский фронт. А Федора вернули в лагерь. Опять потянулись мучительные дни плена. Но наши наступали, фронт приближался, и пленных стали угонять подальше от линии фронта, на запад. Он решил с друзьями по дороге попробовать бежать. Немцы-конвоиры все были старенькие, подслеповатые, и стоило попробовать обвести вокруг пальца этих вояк. План был простой и дерзкий. По дороге все трое попросились во время остановки в лесу «в туалет» – животы заболели. Какой в лесу туалет? Солдат взял автомат на изготовку, отвел их в сторонку к кустам – делайте свои дела, и отвернулся. Каждый из троих держал солдатскую шинель наброшенной на плечи. По сигналу они резко бросили шинели перед собой на кусты и по-заячьи быстро метнулись за кусты в сторону. Опешивший от неожиданности немец сослепу видит перед собой три шевелящиеся на кустах шинели и поливает их из автомата пулями! К фронту пробирались ночами, лесом. И темной ненастной ночью перешли линию фронта. Остаток войны дядя Федя воевал в Красной Армии.
Во время войны все железнодорожники были на военном положении, Павлу Платоновичу на станции Россошь приходилось работать днем и ночью. Утром дедушка Паша вел военный эшелон к фронту. Налетели три немецких штурмовика. Сначала кидали бомбы. Можно было спрыгнуть с паровоза и бежать в поле, подальше от бомбежки. Но он решил рискнуть, приказал помощнику и кочегару спрыгнуть, а сам остался. Он попробовал перехитрить летчиков, то резко тормозя, и тогда бомбы рвались впереди, то увеличивая скорость, и тогда бомбы рвались сзади. Летчикам надоела эта игра, они развернулись, снизились, зашли в лоб паровозу и из всех пушек и пулеметов ударили по кабине, в клочья разнесли. Онемевшая от горя бабушка Вера на сообщение о геройской гибели мужа только и вымолвила: Дурак старый! С точки зрения простых людей, героизм – это просто глупость.
Твой прадедушка Константин Васильевич, мой отец, тоже воевал, ушел добровольцем из Воронежского университета, где уже защитил кандидатскую и преподавал доцентом на биологическом факультете.
Воронежский Университет – это эвакуированный в Первую мировую войну старинный Дерптский университет. Он оказался под ударом врага и по указу Николая II был со всем оборудованием и в основном немецкой профессурой эвакуирован на восток. Планировалось – в Пермь. Но добрались только до Воронежа. Революция. Уже по указу Ленина университет оказался в Воронеже. ВГУ разместился в огромном здании Кадетского корпуса, недалеко от вокзала. Здесь пригодилось и привезенное оборудование, и преподаватели. В студенческой столовой на стенах висели подлинники Рембрандта! Правда, потом куда-то исчезли. Здесь папа слушал на биофаке лекции выдающихся ученых-биологов. Он был учеником знаменитого Карла Сент-Илера. Первым в мире Сент-Илер изучал не строение рыб, а поведение (!) рыбных стай – был этологом, как через пол-века Конрад Лоренц! Во время страшных сталинских репрессий в 30-е годы он спас моего папу. Вызвал его на кафедру. «Костя! Твой диплом – об этологии рыб. Такое сейчас время – могут придраться, обвинить во вредительстве. Тем более – ты из семьи служащего. Знаю, что тебе долго не разрешали сдавать экзамены в университет – классово чуждый! Вот тебе новая, безобидная тема диплома – Морфология усиков у бабочек юга Воронежской области». Тут уже сложно было папу обвинить во вредительстве!
Воевал папа в самом горячем месте, под Сталинградом. Из-за плохого зрения ему пришлось служить в интендантской службе – снабжать войска продуктами и военным снаряжением, доставлять все это на передовую в машинах. Много раз был под бомбежкой и немецкими артиллерийскими обстрелами. Но вспоминал больше забавные случаи. Например, не было горячей воды, только суп. Пришлось бриться супом!
Сам я хорошо помню воронежское бомбоубежище в подвале, куда жители спускались во время налетов немецкой авиации. Под потолком – большие лампочки. Люди сидят на деревянных скамейках в пальто и шапках. Ходят дежурные с красными повязками на рукавах. Так интересно!
Со следами войны и мне пришлось столкнуться, когда в Апатитах в первые годы работы в Геологическом институте Академии ездил в экспедиции на Печенгу, вблизи норвежской границы. Там были сильные бои, когда в 1945 г наши наступали и теснили немцев на запад. А те не хотели отдавать Никель с его металлургическим заводом, который давал гитлеровцам металлическую медь и никель, важные металлы для военной промышленности. Места на Печенге гористые, на склонах – редкие кривые березки и пышный ковер брусничника, черничника, ягеля. Большие камни лежат, размером со стол. А на камне все десятилетиями сохраняется, что-нибудь уронил – оно и будет лежать годами, не зарастет. Как-то мне на скалах попался забытый давным-давно немцем-геологом геологический компас – лежит себе на камне, стрелка показывает на север, исправный, хороший, только медные части слегка потемнели. В сопках и следы от войны сохранились. Немец-солдат прятался за большой камень и стрелял по нашим. Гильзы сыпались на каменистую почву, и лежат нетронутые. На каждой гильзе – год выпуска: 1935, 1937 (мой год рождения!), 1938. Они задолго готовились к войне, и патроны были уже готовы к ее началу – к 1941 году!
И самая страшная находка. Идем мы со студентом в маршрут. Он сзади несет рюкзак с камнями, я впереди, с компасом и молотком. Солнышко светит, березки кривоватые с изумрудными листочками, видно все далеко вокруг. Хорошо! И вдруг я вздрогнул от испуга. На камне лежит направленная мне прямо в лицо винтовка с примкнутым штыком. Я подошел поближе. Наш солдат, морской пехотинец, в тельняшке и бушлате, клочья которых лежат среди человеческих костей. Стрелял по немцам из-за камня, и сам был убит. А винтовка по-прежнему лежит на камне, деревянные щечки рассыпались и отвалились, все проржавело, но ржавый штык смотрит на запад, на врага! Каска откатилась в сторону, наполнена ржавой водой, в ней белый шерстяной подшлемник. Белые шерстяные перчатки на костях рук. Свинцовое чувство жалости и беды овладело нами. Солнечный свет померк. Оглянулись по сторонам – еще солдат, еще, еще … Целая группа наших наступала и пробилась в эту лощинку. Залегли. Вооружение у наших было сильное. Два пулемета-Максим, стоят под кустиками проржавевшие, с вынутыми замками. За поясом у каждого убитого – несколько гранат, пулеметные ленты. Бой скорее всего был весной, когда снег еще лежал метровый. У немцев на соседних горках были ДЗОТы с пулеметами, и они с удобных позиций, сверху, расстреляли всю группу, не дали головы поднять. Даже камни раскрошились от страшного пулеметного огня. Патронов они не жалели. Немцы не стали копаться в снегу, собирать оружие и погибших, только из пулеметов вытащили замки, приведя их в негодность. Так наши ребята и пролежали 25 лет, под снегами и под летним солнышком. Мы прекратили маршрут, вернулись на базу, и я сообщил властям о страшной находке. Начальство послало людей похоронить погибших. Собрали косточки убитых солдат в братскую могилу, насыпали холм и поставили временный деревянный памятник. Обещали сделать хороший памятник, с надписью и со звездой.
На Севере вообще наши воевали в тяжелейших условиях. Немцы годами укрепляли этот район. У них были бетонированные окопы, блиндажи с водяным отоплением, даже в открытые траншеи были проведены трубы отопления – пострелял по нашим солдатам, руки замерзли, погрей их о горячие трубы – и дальше стреляй! А нашим приходилось наступать по снегу, по открытой местности, хорошо, если камень большой попадется, укрыться от огня. А так – надежда только на быстроту и на русское Ура! А рядом с одним из наших лагерей в лесу ребята-студенты нашли остатки немецкого склада. Тут воевали горные стрелки-эсэсовцы, отборные элитные немецкие части. По приказу Гитлера погибших солдат этих частей везли хоронить на родину, в Германию. Наша подводная лодка командира Лунина торпедировала и потопила такой транспорт с гробами эсэсовцев в открытом море. Второй раз уничтожила фашистов! И вот остатки военного склада мои ребята и нашли в лесу. Кругом проржавевшая колючая проволока, провалившиеся заросшие мохом крыши складских помещений. Чтобы нашим солдатам не досталось оружие – немцы покидали его в соседнее глубокое озеро. Но неугомонные студенты принялись нырять и стали доставать плоские немецкие штыки-кинжалы. Они были вставлены в ножны, но от воды ножны рассыпались, а штыки в этой трухе сохранились целехонькими. Металл не проржавел, потому что аккуратные немцы в ножны залили смазочное масло, и вода не действовала на штыки. Пару таких штыков и я привез из экспедиции домой. Удобная эбонитовая ручка, хороший металл, но мягкий, чтобы штык не ломался о кости противника. Хорошо было ветки рубить – точился как бритва. Один подарил другу-воронежцу. А второй отдал своему зятю, дяде Саше. Вот такие дела!
(письмо моей внучке Тасе)
ЭССЕ
Дорогая Тасенька!
Спасибо, что ты весной навестила нас с бабушкой, мы очень скучаем без тебя. Рад, что ты заинтересовалась в День Победы, как мы все жили в то тяжелое время. Это необычно для современной двадцатилетней девушки. Прочти мое письмо, узнай все страдания ушедших родных в лютые годы войны.
В нашей семье слились русская и украинская кровь. Мой папа, твой прадедушка Константин Васильевич Скуфьин, родился в старинном русском городке Ельце, где его отец, твой пра-прадедушка Василий Иванович Скуфьин работал экспедитором на махорочной фабрике братьев Заусайловых. В старинном Ельце, были целые улицы наших однофамильцев – Скуфьиных (скуфья – монашеская шапка). Елецкая махорка была лучшей махоркой России, в Ельце работали 8 махорочных фабрик, принадлежавших богатым купцам братьям Заусайловым. Первое электрическое освещение в Ельце – у Заусайловых, первый телефон – у Заусайловых, первый автомобиль – у Заусайловых. Богачи! На фабриках работали только женщины, и все они курили. В воздухе висела тончайшая рыжая пыль от нарезаемой махорки. Женщины-рабочие люто кашляли и курили! Василий Иванович следил за отправкой по железной дороге упаковок махорки, принимал приходящие на фабрики грузы – суматошная работа экспедитора.
Моя мама, Петренко Лариса Павловна, родилась в семье машиниста Юго-Восточной железной дороги, на станции Россошь, где твой пра-прадедушка Петренко Павел Платонович, вместе с женой Верой Филипповной жили в двухэтажном деревянном доме-бараке, в поселке железнодорожников Нахаловке (!). Я мальчишкой помню эти бараки – двухэтажные, обшитые черными досками дома, у домов – ни цветка, ни былинки, просто черная земля. Россошь – юг Воронежской области, сильное украинское влияние. Меня мальчишкой, когда приезжал в гости к Бабе Вере, пацанва во дворе дразнила: «Москаль, г…о плескаль!». Так что майдан на Украине назревал давно!
Павел Платонович, муж бабы Веры, прежде всего, начал строить дом – вырваться из этого черного барака. Выстроил дом, одноэтажный, в 5 комнат, побеленный мелом. Я много раз бывал в этом доме у бабы Веры. Хороший дом, рядом со станцией, небольшие окна без подоконников, прочные деревянные полы, в углу кадка с огромным фикусом до потолка. Большая русская печь, на эту теплую печь так хорошо было зимой забраться. Тихо, тепло, темно, уютно. На печи на противнях сушатся семечки, сухофрукты и прочие припасы. В углу горницы – иконы, перед потемневшим образом девы Марии всегда горит лампадка. И сейчас я, кажется, слышу тихий шепот бабы Веры, которая горячо молится Деве Марии, Заступнице нашей! Рядом с домом дедушка Паша посадил тополя. У него были золотые руки – все мог сделать, починить любой механизм. У бабушки Веры было пять детей – сыновья Саша, Федя и Николай и дочери Лариса (моя мама) и Зина. Павел Платонович старался дать образование детям. Старшего, Сашу, послал учиться в железнодорожное училище, по своим стопам, нужно было заплатить за учение 150 рублей золотом – 15 крупных золотых монет. Хорошо зарабатывали рабочие-машинисты в царское время! Саша окончил училище и всю жизнь работал до войны и после войны на железной дороге, в Воронеже.
Федя, второй сын Веры Филипповны, работал в депо на железной дороге, на станции Россошь. Я мальчишкой после войны часто слушал дядю Федю, он охотно рассказывал мне о своей жизни, а у меня – хорошая память. Перед войной его взяли в армию, служил на зенитной батарее, на румынской границе, на реке Прут. Перед самой войной на батарею поступили немецкие прицелы ПУАЗО-2 к зениткам (приборы управления артиллерийским зенитным огнем) знаменитых оптических заводов Круппа. Немецкие прицелы наши солдаты поставили на зенитки, научились с их помощью метко стрелять. А тут 22 июня 1941 г – немцы ударили по всем границам. Война! Прямо через мост реки Прут пошли немецкие танки. Умный командир постарался забыть про приказ не открывать огонь (боялись провокаций). Развернул зенитки танкам в лоб. Огонь! Танки, как спичечные коробки, летели в реку. Командир приказал: В штыки! Бойцы через мост рванули на румынскую сторону, в городок, где немецкие офицеры пировали в кафе и ресторанах. Врывались туда и штыками прикалывали жующих врагов к стульям, как бабочек! В этом месте фрицы пол-месяца не могли перейти границу. Потом все же на флангах прорвались, окружили. Дядя Федя попал в плен. Отправили в немецкий концлагерь Грозберг. За малейшее непослушание били смертным боем. Кормили очень плохо. Работа состояла в том, что надо было чистить овощи – морковь, картошку, брюкву для скотины. Аккуратные немцы кормили свою скотину исключительно чищенными, тщательно вымытыми отваренными овощами. Пленным во время работы запрещали есть даже очистки. А колючая проволока вокруг лагеря – под электрическим током. Дотронешься – погибнешь. Федор с двумя друзьями подобрал тайком, когда гнали на работу, пару старых резиновых галош. И вот ночью они отгибали найденными галошами проволоку и осторожно пролезали наружу – и к грядкам! Быстро набирали моркови, картошки – и назад! Нужно было обязательно все это съесть до утра. Если немцы утром найдут – убьют!
Дядя Федя до войны был крепким спортивным парнем, играл в футбольной команде станции Россошь. Именно спортивная закалка и помогала ему и в мирной жизни, и на войне. Даже после войны, после страшного плена, он оставался, уже пожилым человеком, крепышом и спокойно делал “пистолетик”: нужно встать прямо, вытянуть вперед руки, а потом присесть и встать на одной ноге, вытянув другую ногу горизонтально вперед, пистолетиком. Попробуй! Непросто!
Однажды по дороге на работу колонна пленных остановилась около небольшого заводика. Федор заглянул в открытые широкие двери и увидел установку с какими-то приборами. Приборы ему были знакомы по работе в депо. Он громко сказал: “Тахометр!” – и показал пальцем друзьям. Тахометр измеряет количество оборотов в механизме. Немец-механик услышал это, быстро подошел к старшему конвоиру и что-то долго говорил ему по-немецки. Механику, у которого в армию забрали всех немцев-рабочих, нужны были понимающие в технике помощники. После этого колонна пошла дальше, а Федора оставили на заводике – помогать немцу. Немец хорошо к нему относился, и работа была знакомая, понятная, но работа для врага – на заводике ремонтировали танки и грузовики, подбитые нашими солдатами. Федор все же «отплатил» Иоганну за доброту – зимним морозным днем, когда все попрятались в убежище от налета русской авиации, он перекрыл воду в батареях водяного отопления заводика. Вода в батареях замерзла, и они полопались. Заводик остановился и ремонтировался несколько недель. А Иоганна полиция обвинила в преступной халатности, и его отправили солдатом на русский фронт. А Федора вернули в лагерь. Опять потянулись мучительные дни плена. Но наши наступали, фронт приближался, и пленных стали угонять подальше от линии фронта, на запад. Он решил с друзьями по дороге попробовать бежать. Немцы-конвоиры все были старенькие, подслеповатые, и стоило попробовать обвести вокруг пальца этих вояк. План был простой и дерзкий. По дороге все трое попросились во время остановки в лесу «в туалет» – животы заболели. Какой в лесу туалет? Солдат взял автомат на изготовку, отвел их в сторонку к кустам – делайте свои дела, и отвернулся. Каждый из троих держал солдатскую шинель наброшенной на плечи. По сигналу они резко бросили шинели перед собой на кусты и по-заячьи быстро метнулись за кусты в сторону. Опешивший от неожиданности немец сослепу видит перед собой три шевелящиеся на кустах шинели и поливает их из автомата пулями! К фронту пробирались ночами, лесом. И темной ненастной ночью перешли линию фронта. Остаток войны дядя Федя воевал в Красной Армии.
Во время войны все железнодорожники были на военном положении, Павлу Платоновичу на станции Россошь приходилось работать днем и ночью. Утром дедушка Паша вел военный эшелон к фронту. Налетели три немецких штурмовика. Сначала кидали бомбы. Можно было спрыгнуть с паровоза и бежать в поле, подальше от бомбежки. Но он решил рискнуть, приказал помощнику и кочегару спрыгнуть, а сам остался. Он попробовал перехитрить летчиков, то резко тормозя, и тогда бомбы рвались впереди, то увеличивая скорость, и тогда бомбы рвались сзади. Летчикам надоела эта игра, они развернулись, снизились, зашли в лоб паровозу и из всех пушек и пулеметов ударили по кабине, в клочья разнесли. Онемевшая от горя бабушка Вера на сообщение о геройской гибели мужа только и вымолвила: Дурак старый! С точки зрения простых людей, героизм – это просто глупость.
Твой прадедушка Константин Васильевич, мой отец, тоже воевал, ушел добровольцем из Воронежского университета, где уже защитил кандидатскую и преподавал доцентом на биологическом факультете.
Воронежский Университет – это эвакуированный в Первую мировую войну старинный Дерптский университет. Он оказался под ударом врага и по указу Николая II был со всем оборудованием и в основном немецкой профессурой эвакуирован на восток. Планировалось – в Пермь. Но добрались только до Воронежа. Революция. Уже по указу Ленина университет оказался в Воронеже. ВГУ разместился в огромном здании Кадетского корпуса, недалеко от вокзала. Здесь пригодилось и привезенное оборудование, и преподаватели. В студенческой столовой на стенах висели подлинники Рембрандта! Правда, потом куда-то исчезли. Здесь папа слушал на биофаке лекции выдающихся ученых-биологов. Он был учеником знаменитого Карла Сент-Илера. Первым в мире Сент-Илер изучал не строение рыб, а поведение (!) рыбных стай – был этологом, как через пол-века Конрад Лоренц! Во время страшных сталинских репрессий в 30-е годы он спас моего папу. Вызвал его на кафедру. «Костя! Твой диплом – об этологии рыб. Такое сейчас время – могут придраться, обвинить во вредительстве. Тем более – ты из семьи служащего. Знаю, что тебе долго не разрешали сдавать экзамены в университет – классово чуждый! Вот тебе новая, безобидная тема диплома – Морфология усиков у бабочек юга Воронежской области». Тут уже сложно было папу обвинить во вредительстве!
Воевал папа в самом горячем месте, под Сталинградом. Из-за плохого зрения ему пришлось служить в интендантской службе – снабжать войска продуктами и военным снаряжением, доставлять все это на передовую в машинах. Много раз был под бомбежкой и немецкими артиллерийскими обстрелами. Но вспоминал больше забавные случаи. Например, не было горячей воды, только суп. Пришлось бриться супом!
Сам я хорошо помню воронежское бомбоубежище в подвале, куда жители спускались во время налетов немецкой авиации. Под потолком – большие лампочки. Люди сидят на деревянных скамейках в пальто и шапках. Ходят дежурные с красными повязками на рукавах. Так интересно!
Со следами войны и мне пришлось столкнуться, когда в Апатитах в первые годы работы в Геологическом институте Академии ездил в экспедиции на Печенгу, вблизи норвежской границы. Там были сильные бои, когда в 1945 г наши наступали и теснили немцев на запад. А те не хотели отдавать Никель с его металлургическим заводом, который давал гитлеровцам металлическую медь и никель, важные металлы для военной промышленности. Места на Печенге гористые, на склонах – редкие кривые березки и пышный ковер брусничника, черничника, ягеля. Большие камни лежат, размером со стол. А на камне все десятилетиями сохраняется, что-нибудь уронил – оно и будет лежать годами, не зарастет. Как-то мне на скалах попался забытый давным-давно немцем-геологом геологический компас – лежит себе на камне, стрелка показывает на север, исправный, хороший, только медные части слегка потемнели. В сопках и следы от войны сохранились. Немец-солдат прятался за большой камень и стрелял по нашим. Гильзы сыпались на каменистую почву, и лежат нетронутые. На каждой гильзе – год выпуска: 1935, 1937 (мой год рождения!), 1938. Они задолго готовились к войне, и патроны были уже готовы к ее началу – к 1941 году!
И самая страшная находка. Идем мы со студентом в маршрут. Он сзади несет рюкзак с камнями, я впереди, с компасом и молотком. Солнышко светит, березки кривоватые с изумрудными листочками, видно все далеко вокруг. Хорошо! И вдруг я вздрогнул от испуга. На камне лежит направленная мне прямо в лицо винтовка с примкнутым штыком. Я подошел поближе. Наш солдат, морской пехотинец, в тельняшке и бушлате, клочья которых лежат среди человеческих костей. Стрелял по немцам из-за камня, и сам был убит. А винтовка по-прежнему лежит на камне, деревянные щечки рассыпались и отвалились, все проржавело, но ржавый штык смотрит на запад, на врага! Каска откатилась в сторону, наполнена ржавой водой, в ней белый шерстяной подшлемник. Белые шерстяные перчатки на костях рук. Свинцовое чувство жалости и беды овладело нами. Солнечный свет померк. Оглянулись по сторонам – еще солдат, еще, еще … Целая группа наших наступала и пробилась в эту лощинку. Залегли. Вооружение у наших было сильное. Два пулемета-Максим, стоят под кустиками проржавевшие, с вынутыми замками. За поясом у каждого убитого – несколько гранат, пулеметные ленты. Бой скорее всего был весной, когда снег еще лежал метровый. У немцев на соседних горках были ДЗОТы с пулеметами, и они с удобных позиций, сверху, расстреляли всю группу, не дали головы поднять. Даже камни раскрошились от страшного пулеметного огня. Патронов они не жалели. Немцы не стали копаться в снегу, собирать оружие и погибших, только из пулеметов вытащили замки, приведя их в негодность. Так наши ребята и пролежали 25 лет, под снегами и под летним солнышком. Мы прекратили маршрут, вернулись на базу, и я сообщил властям о страшной находке. Начальство послало людей похоронить погибших. Собрали косточки убитых солдат в братскую могилу, насыпали холм и поставили временный деревянный памятник. Обещали сделать хороший памятник, с надписью и со звездой.
На Севере вообще наши воевали в тяжелейших условиях. Немцы годами укрепляли этот район. У них были бетонированные окопы, блиндажи с водяным отоплением, даже в открытые траншеи были проведены трубы отопления – пострелял по нашим солдатам, руки замерзли, погрей их о горячие трубы – и дальше стреляй! А нашим приходилось наступать по снегу, по открытой местности, хорошо, если камень большой попадется, укрыться от огня. А так – надежда только на быстроту и на русское Ура! А рядом с одним из наших лагерей в лесу ребята-студенты нашли остатки немецкого склада. Тут воевали горные стрелки-эсэсовцы, отборные элитные немецкие части. По приказу Гитлера погибших солдат этих частей везли хоронить на родину, в Германию. Наша подводная лодка командира Лунина торпедировала и потопила такой транспорт с гробами эсэсовцев в открытом море. Второй раз уничтожила фашистов! И вот остатки военного склада мои ребята и нашли в лесу. Кругом проржавевшая колючая проволока, провалившиеся заросшие мохом крыши складских помещений. Чтобы нашим солдатам не досталось оружие – немцы покидали его в соседнее глубокое озеро. Но неугомонные студенты принялись нырять и стали доставать плоские немецкие штыки-кинжалы. Они были вставлены в ножны, но от воды ножны рассыпались, а штыки в этой трухе сохранились целехонькими. Металл не проржавел, потому что аккуратные немцы в ножны залили смазочное масло, и вода не действовала на штыки. Пару таких штыков и я привез из экспедиции домой. Удобная эбонитовая ручка, хороший металл, но мягкий, чтобы штык не ломался о кости противника. Хорошо было ветки рубить – точился как бритва. Один подарил другу-воронежцу. А второй отдал своему зятю, дяде Саше. Вот такие дела!
Комментариев нет:
Отправить комментарий