БЕРЕЗА
Вот — просто береза... Не просто. Она
Повенчана с небом и в высь вонзена
И падает, падает, падает — и
Не может упасть и не может уйти,
Взлететь, оторваться навек от корней...
И я вместе с нею. И я вместе с ней.
СЕРДЦЕ РОССИИ
Утро. Россия. Сиянье
Солнца над гривой коня.
Ветра и жизни дыханье
И обещание дня.
Полдень. Россия. Томленье.
Отдых на поле. Жара.
Это вот стихотворенье...
Полно! На пашню пора!
Вечер лазорево-синий,
Вечная песнь о любви...
Самое сердце России.
Волга. Весна. Соловьи.
МГНОВЕНИЕ ВЕЧНОСТИ
Зеленая былинка. Стрекоза
Над синею журчащею водой.
А рядом щиплет мураву коза,
А рядом бабка древняя с клюкой.
Нет, это не ручей, а Волга. Да,
Та самая великая река,
Что тыщи лет течет издалека,
Что полноводна, рыбна, глубока,
Что омывает сотни городов —
Тверь... Ярославль... Какие имена!
Что сокрушает сотни берегов —
И катится, и катится волна.
Все это будет, будет. А сейчас
Она бежит, она журчит ручьем
И пропадает с любопытных глаз...
Она еще не знает ни о чем —
Ни о крутых высоких берегах,
Ни о раздолье золотых степей...
Над нею только свист и щебет птах,
И стрекоза с былинкою над ней.
СЕРЕДИНА ЛЕТА
Отгремели соловьи,
В грозы даль одета.
Вот и липы зацвели...
Средина лета.
Сохнут травы, и цветов
Меркнет разноцветье;
Звоны кос, холмы стогов...
Середина лета.
Синь да зелень. В облака
Небеса одеты...
И как будто на века —
Середина лета.
ВЫСОТА
В июльском небе темно-синем
Едва заметен самолет.
Взлетела церковь над обрывом
И отразилась в бездне вод.
Там, в высоте, бушует буря,
Гремит, как гром, крылатый крест —
Здесь только легкий ветер дует
И раздается благовест.
Тверда, как сталь, рука пилота.
Зияет синь над головой.
Горит лучами позолота,
Сияют стены белизной.
Весь Божий мир наполнен светом,
Но где-то затаилась тьма —
И дремлют грозные ракеты
Под сенью грозного крыла.
В одно незримое мгновенье
Крест зависает над Крестом,
И шлет ему благословенье
Летящий в небо Божий дом.
И все вокруг благоухает,
Все зеленеет, все цветет,
И тихо след турбины тает,
Чтоб превратиться в звездный лед.
Ракетоносец, как комета,
Исчез, чтоб прилететь опять —
И длится день, и длится лето,
И длится Божья благодать.
НАД ВОЛГОЙ
Города стоят на Волге, города;
Острова плывут по Волге, острова…
И растет по берегам ее трава,
И кружится над обрывом голова.
Синь да зелень, серый камушек гранит.
Церковь белая над Волгою стоит.
Ветер запахи несет цветов и трав…
Это было все давно — иль я не прав?
Чайки белые над Волгою летят.
Это утро, это лето, этот взгляд!
Утечет вода, и жизнь, как сон, пройдет;
Все уйдет — и все опять придет.
Тихо солнышко засветит с высоты,
Тихо девушка посмотрит на цветы,
Над обрывом платье белое мелькнет…
Тот, кто это все не любит — тот уйдет,
Не оставив ни приметы, ни следа…
Все уносит чистая вода.
СТАРОЕ ШОССЕ
Кусочек старого шоссе:
Булыжник, выбоины, ямы,
Лопух во всей своей красе,
Войной порушенные храмы;
И снова серенький асфальт,
Давно раскатанный до рытвин…
Таков российский наш гештальт,
Всегда двоящийся и рыхлый.
И нет уж полосатых верст,
И нет шлагбаумов скрипучих,
Не тащит сивка сена воз —
Но те же звезды, те же тучи,
Но те же скудные поля,
Что скудный хлеб дают веками.
Но те же Небо и Земля
Над головой и под ногами.
ПРОГУЛКА
Здесь — церковь была. Там — дорога.
Здесь — школа была. Там — трактир.
Еще погуляем немного?
Здесь время протерто до дыр.
Здесь — кладбище было. Там — пристань.
Здесь — лавка была. Там — базар…
Роняя багряные листья,
Деревья глядят нам в глаза.
Здесь, кажется, жил перевозчик;
Там, кажется, жил пономарь…
Как будто — копыта. Извозчик
Прозрачный проехал, как встарь.
— А там? — Там конюшни, казармы
Уланского — бог мой! — полка;
А там — застрелили жандарма,
Там — вздернули боевика…
И ветер гудит, нарастая,
И в окнах мигают огни,
И галки галдящею стаей
Кружат, как в забытые дни.
ПОД СНЕГОМ
Ты сказала — боярышник… нет, это все же рябина.
Я боярышник знаю: прости, он совсем не такой.
Эта тихая улица, эта простая картина:
Снег и деревце, снег и великий покой.
Небо — серое, хмурое, снежное зимнее небо,
И дома за сугробами — просто большие дома…
Если бросить на улице корочку черного хлеба,
Налетят воробьи, и вороны, и галки — ага!
Но не бросит никто. Времена, понимаешь, другие.
И молчат воробьи, и вороны, и галки молчат.
И рябина, под снегом укрывшая ветви тугие,
Их уже не накормит … и только снежинки летят.
Ты сказала — боярышник… нет, я ответил — рябина.
Вот и весь разговор — больше нечего, право, сказать.
Прибежала зачем-то большая мохнатая псина,
Посмотрела на нас — и вприпрыжку умчалась опять.
ВЕСНА СВЕТА
Снег. Сиянье. Февраль на дворе.
Небо знойного синего цвета,
Словно в августе иль сентябре —
В бабье лето иль попросту летом.
Ах, как вязы цветут в феврале!
Как обносят их снежные бури!
Все-то в золоте и в серебре
И в сияющей вечной лазури.
Кто поставил их? Кто рассадил
По дорогам российского рая,
Златом-серебром щедро облил?
Я не знаю. Не знаю. Не знаю.
Бог? Россия? Природа? Зима?
Но в потоках февральского света,
Словно свечи, горят дерева —
И молчат, не дают мне ответа.
И, усевшись на сук врастопырь,
Разведя по балетному лапки,
Красногрудый ядреный снегирь
Шелушит золотые крылатки.
ДЕРЕВО
Над камнем — дерево. Листва
Лазурный свод заполонила —
И закружилась голова,
И позабыла все, что было.
И только свет, и только тьма,
И только тени, только блики…
Связует дни лучей тесьма,
Связуют ночи птичьи крики.
Все так прекрасно, человек —
Все, что вбирают слух и око!
Здесь не понятны шум и бег,
И те, кто назначают сроки.
Здесь время не бежит — течет.
Здесь время не летит — струится.
И каждый лист наперечет.
И у камней не стерты лица.
Здесь не наскочит лиходей.
Здесь только небо, только ветер…
Здесь все не так, как у людей,
А так, как быть должно на свете.
Над камнем — дерево: побег
Туда, где все ничтожны сроки.
Да был ли он, двадцатый век —
Кровавый, яростный, жестокий?
КАМЕНЬ
Есть в Ржеве уголок, нетронутый веками:
На склоне берега, у дремлющей воды,
Забытыми обережен богами –
Могучий камень спит и видит сны.
Все тихо здесь. Здесь ветер не гуляет,
Не клонит долу ветви и траву.
Лишь ворон каркнет, словно тайну знает,
И замолчит — не скажет никому.
Он в землю врос. Он, никому не веря,
Припал к земле и погрузился в сон...
Горбатая спина диковинного зверя.
Пустырник. Зверобой. Земли и неба склон.
Что видит он? Седых волхвов раденье?
Круг девушек в нарядах и цветах?
Все это не войдет в стихотворенье.
Все это — лишь веков забытых прах.
Встает за Волгой солнце, нежно гладит
Глубокие морщины валуна.
Раз в год какой-нибудь дурак нагадит
Вокруг, напившись водки иль вина;
Или нагрянет в грохоте и вони
Какой-нибудь шальной мотоциклист,
Спасаясь от неведомой погони –
И снова тихо. И багряный лист,
Всласть покружившись, упадет на камень —
Туда, где кровь невинная текла
Под жертвенным ножом... И снова пламень
Восхода — иль заката навсегда.
ПАМЯТЬ
Два смиреннейших знака... Да вот они!
А вокруг — облака да века.
Хутор Блешня Семеновской сотни
Стародубского — славься! — полка.
Да, была здесь пора золотая,
Был казачий и воинский край —
Что-то вроде мужицкого рая,
Хоть, конечно, совсем и не рай.
Но скрипели по снегу полозья,
Но гуляла по травам коса,
И клонилися долу колосья,
И вздымались до неба леса,
И за самым таинственным лесом
Пламенел чистым золотом крест,
И на страх всем анчуткам да бесам
Разносился окрест благовест.
А война? Что война! Загремела —
И: «По коням, ребятушки! В бой!»
Это просто такое же дело
Между пахотой и молотьбой.
А погибнет казак на чужбине —
Что ж, такая уж, значит, судьба...
Мать поплачет тихонько о сыне,
Порыдает о муже жена.
Ох, немало пролилося крови
От булата да от свинца!
И сыны, понахмуривши брови,
Вступят в стремя заместо отца.
ГРАНИЦА
Что-то крикнула жалобно птица:
Непонятное что-то, не то.
— Не шути, брат! Тут ныне граница!
Говорит, усмехаясь, Петро.
— Что, собрался домой? Через Киев?
Двести верст, стал быть, нонче не крюк?
А давай мимо нонешных змиев
Проведу — ты ж по батьке мне друг!
Тут всего две версты, коли прямо —
Через лес, через лес, через лес...
А коль стража, так спрячемся в яму —
Не заметит ни леший, ни бес!
Только надо поране, поране:
В три... нет, лучше в четыре часа.
Погранец-то во столько не встанет:
Чай, залил с дармовщины глаза!
Не раздумал? Поймают — посадят!
Наш кордон со шпионами крут.
По головке-то, чай, не погладят,
А не то — тыщу гривней сдерут.
Тут в лесу есть заветная тропка —
Проведу, не заметит никто!
Вижу-вижу, ты парень не робкий...
И пошли. А в лесу — никого.
Полон бор пустоты и покоя,
Ничего не звенит, не гремит;
Только сосны шумят, только хвоя
Под ногами неслышно шуршит.
А за лесом — река. За рекою —
Снова лес, а за ним — монастырь...
— Ну, прощай, брат, прощай! Бог с тобою!
Спит, наверное, наш нетопырь.
БАНДУРИСТ
У Святой Софии — ветер, вей-ка!
Сел я с бандуристом на скамейку.
Вышиванка, волосы седые...
Спой мне, славный старче, о России!
Медлит бандурист, берет аккорды.
Видно, дуже он сегодня гордый,
Видно, вспомнил старые обиды —
Трою, «Илиаду», «Энеиду»...
Бог с тобой, не надо о России!
Треплет ветер прапор жовто-синий.
Шелестит, как в травке малый ужик,
Мой родимый неказистый суржик.
Пахнет летом, ладаном, овином...
Спой ты мне тогда про Украину!
Спой про то, как гетман Сагайдачный
Променял на люльку жинку, необачный!
— Про Вкраину я и сам не хочу...
Топчет ее дядько Сэм, як кочет!
Галки с Галичины налетели,
Всю-то нашу Украину съели.
— Ну, тогда про что? — Да про дивчину,
Про село, про хлопцев, про калину —
Да про то, что мати Украина
Доченьку Россию не забыла!
И рыдает старая бандура,
И звенят, как в песне трубадура,
Старые слова о злой кручине,
О России, Боге, Украине.
Вот — просто береза... Не просто. Она
Повенчана с небом и в высь вонзена
И падает, падает, падает — и
Не может упасть и не может уйти,
Взлететь, оторваться навек от корней...
И я вместе с нею. И я вместе с ней.
СЕРДЦЕ РОССИИ
Утро. Россия. Сиянье
Солнца над гривой коня.
Ветра и жизни дыханье
И обещание дня.
Полдень. Россия. Томленье.
Отдых на поле. Жара.
Это вот стихотворенье...
Полно! На пашню пора!
Вечер лазорево-синий,
Вечная песнь о любви...
Самое сердце России.
Волга. Весна. Соловьи.
МГНОВЕНИЕ ВЕЧНОСТИ
Зеленая былинка. Стрекоза
Над синею журчащею водой.
А рядом щиплет мураву коза,
А рядом бабка древняя с клюкой.
Нет, это не ручей, а Волга. Да,
Та самая великая река,
Что тыщи лет течет издалека,
Что полноводна, рыбна, глубока,
Что омывает сотни городов —
Тверь... Ярославль... Какие имена!
Что сокрушает сотни берегов —
И катится, и катится волна.
Все это будет, будет. А сейчас
Она бежит, она журчит ручьем
И пропадает с любопытных глаз...
Она еще не знает ни о чем —
Ни о крутых высоких берегах,
Ни о раздолье золотых степей...
Над нею только свист и щебет птах,
И стрекоза с былинкою над ней.
СЕРЕДИНА ЛЕТА
Отгремели соловьи,
В грозы даль одета.
Вот и липы зацвели...
Средина лета.
Сохнут травы, и цветов
Меркнет разноцветье;
Звоны кос, холмы стогов...
Середина лета.
Синь да зелень. В облака
Небеса одеты...
И как будто на века —
Середина лета.
ВЫСОТА
В июльском небе темно-синем
Едва заметен самолет.
Взлетела церковь над обрывом
И отразилась в бездне вод.
Там, в высоте, бушует буря,
Гремит, как гром, крылатый крест —
Здесь только легкий ветер дует
И раздается благовест.
Тверда, как сталь, рука пилота.
Зияет синь над головой.
Горит лучами позолота,
Сияют стены белизной.
Весь Божий мир наполнен светом,
Но где-то затаилась тьма —
И дремлют грозные ракеты
Под сенью грозного крыла.
В одно незримое мгновенье
Крест зависает над Крестом,
И шлет ему благословенье
Летящий в небо Божий дом.
И все вокруг благоухает,
Все зеленеет, все цветет,
И тихо след турбины тает,
Чтоб превратиться в звездный лед.
Ракетоносец, как комета,
Исчез, чтоб прилететь опять —
И длится день, и длится лето,
И длится Божья благодать.
НАД ВОЛГОЙ
Города стоят на Волге, города;
Острова плывут по Волге, острова…
И растет по берегам ее трава,
И кружится над обрывом голова.
Синь да зелень, серый камушек гранит.
Церковь белая над Волгою стоит.
Ветер запахи несет цветов и трав…
Это было все давно — иль я не прав?
Чайки белые над Волгою летят.
Это утро, это лето, этот взгляд!
Утечет вода, и жизнь, как сон, пройдет;
Все уйдет — и все опять придет.
Тихо солнышко засветит с высоты,
Тихо девушка посмотрит на цветы,
Над обрывом платье белое мелькнет…
Тот, кто это все не любит — тот уйдет,
Не оставив ни приметы, ни следа…
Все уносит чистая вода.
СТАРОЕ ШОССЕ
Кусочек старого шоссе:
Булыжник, выбоины, ямы,
Лопух во всей своей красе,
Войной порушенные храмы;
И снова серенький асфальт,
Давно раскатанный до рытвин…
Таков российский наш гештальт,
Всегда двоящийся и рыхлый.
И нет уж полосатых верст,
И нет шлагбаумов скрипучих,
Не тащит сивка сена воз —
Но те же звезды, те же тучи,
Но те же скудные поля,
Что скудный хлеб дают веками.
Но те же Небо и Земля
Над головой и под ногами.
ПРОГУЛКА
Здесь — церковь была. Там — дорога.
Здесь — школа была. Там — трактир.
Еще погуляем немного?
Здесь время протерто до дыр.
Здесь — кладбище было. Там — пристань.
Здесь — лавка была. Там — базар…
Роняя багряные листья,
Деревья глядят нам в глаза.
Здесь, кажется, жил перевозчик;
Там, кажется, жил пономарь…
Как будто — копыта. Извозчик
Прозрачный проехал, как встарь.
— А там? — Там конюшни, казармы
Уланского — бог мой! — полка;
А там — застрелили жандарма,
Там — вздернули боевика…
И ветер гудит, нарастая,
И в окнах мигают огни,
И галки галдящею стаей
Кружат, как в забытые дни.
ПОД СНЕГОМ
Ты сказала — боярышник… нет, это все же рябина.
Я боярышник знаю: прости, он совсем не такой.
Эта тихая улица, эта простая картина:
Снег и деревце, снег и великий покой.
Небо — серое, хмурое, снежное зимнее небо,
И дома за сугробами — просто большие дома…
Если бросить на улице корочку черного хлеба,
Налетят воробьи, и вороны, и галки — ага!
Но не бросит никто. Времена, понимаешь, другие.
И молчат воробьи, и вороны, и галки молчат.
И рябина, под снегом укрывшая ветви тугие,
Их уже не накормит … и только снежинки летят.
Ты сказала — боярышник… нет, я ответил — рябина.
Вот и весь разговор — больше нечего, право, сказать.
Прибежала зачем-то большая мохнатая псина,
Посмотрела на нас — и вприпрыжку умчалась опять.
ВЕСНА СВЕТА
Снег. Сиянье. Февраль на дворе.
Небо знойного синего цвета,
Словно в августе иль сентябре —
В бабье лето иль попросту летом.
Ах, как вязы цветут в феврале!
Как обносят их снежные бури!
Все-то в золоте и в серебре
И в сияющей вечной лазури.
Кто поставил их? Кто рассадил
По дорогам российского рая,
Златом-серебром щедро облил?
Я не знаю. Не знаю. Не знаю.
Бог? Россия? Природа? Зима?
Но в потоках февральского света,
Словно свечи, горят дерева —
И молчат, не дают мне ответа.
И, усевшись на сук врастопырь,
Разведя по балетному лапки,
Красногрудый ядреный снегирь
Шелушит золотые крылатки.
ДЕРЕВО
Над камнем — дерево. Листва
Лазурный свод заполонила —
И закружилась голова,
И позабыла все, что было.
И только свет, и только тьма,
И только тени, только блики…
Связует дни лучей тесьма,
Связуют ночи птичьи крики.
Все так прекрасно, человек —
Все, что вбирают слух и око!
Здесь не понятны шум и бег,
И те, кто назначают сроки.
Здесь время не бежит — течет.
Здесь время не летит — струится.
И каждый лист наперечет.
И у камней не стерты лица.
Здесь не наскочит лиходей.
Здесь только небо, только ветер…
Здесь все не так, как у людей,
А так, как быть должно на свете.
Над камнем — дерево: побег
Туда, где все ничтожны сроки.
Да был ли он, двадцатый век —
Кровавый, яростный, жестокий?
КАМЕНЬ
Есть в Ржеве уголок, нетронутый веками:
На склоне берега, у дремлющей воды,
Забытыми обережен богами –
Могучий камень спит и видит сны.
Все тихо здесь. Здесь ветер не гуляет,
Не клонит долу ветви и траву.
Лишь ворон каркнет, словно тайну знает,
И замолчит — не скажет никому.
Он в землю врос. Он, никому не веря,
Припал к земле и погрузился в сон...
Горбатая спина диковинного зверя.
Пустырник. Зверобой. Земли и неба склон.
Что видит он? Седых волхвов раденье?
Круг девушек в нарядах и цветах?
Все это не войдет в стихотворенье.
Все это — лишь веков забытых прах.
Встает за Волгой солнце, нежно гладит
Глубокие морщины валуна.
Раз в год какой-нибудь дурак нагадит
Вокруг, напившись водки иль вина;
Или нагрянет в грохоте и вони
Какой-нибудь шальной мотоциклист,
Спасаясь от неведомой погони –
И снова тихо. И багряный лист,
Всласть покружившись, упадет на камень —
Туда, где кровь невинная текла
Под жертвенным ножом... И снова пламень
Восхода — иль заката навсегда.
ПАМЯТЬ
Два смиреннейших знака... Да вот они!
А вокруг — облака да века.
Хутор Блешня Семеновской сотни
Стародубского — славься! — полка.
Да, была здесь пора золотая,
Был казачий и воинский край —
Что-то вроде мужицкого рая,
Хоть, конечно, совсем и не рай.
Но скрипели по снегу полозья,
Но гуляла по травам коса,
И клонилися долу колосья,
И вздымались до неба леса,
И за самым таинственным лесом
Пламенел чистым золотом крест,
И на страх всем анчуткам да бесам
Разносился окрест благовест.
А война? Что война! Загремела —
И: «По коням, ребятушки! В бой!»
Это просто такое же дело
Между пахотой и молотьбой.
А погибнет казак на чужбине —
Что ж, такая уж, значит, судьба...
Мать поплачет тихонько о сыне,
Порыдает о муже жена.
Ох, немало пролилося крови
От булата да от свинца!
И сыны, понахмуривши брови,
Вступят в стремя заместо отца.
ГРАНИЦА
Что-то крикнула жалобно птица:
Непонятное что-то, не то.
— Не шути, брат! Тут ныне граница!
Говорит, усмехаясь, Петро.
— Что, собрался домой? Через Киев?
Двести верст, стал быть, нонче не крюк?
А давай мимо нонешных змиев
Проведу — ты ж по батьке мне друг!
Тут всего две версты, коли прямо —
Через лес, через лес, через лес...
А коль стража, так спрячемся в яму —
Не заметит ни леший, ни бес!
Только надо поране, поране:
В три... нет, лучше в четыре часа.
Погранец-то во столько не встанет:
Чай, залил с дармовщины глаза!
Не раздумал? Поймают — посадят!
Наш кордон со шпионами крут.
По головке-то, чай, не погладят,
А не то — тыщу гривней сдерут.
Тут в лесу есть заветная тропка —
Проведу, не заметит никто!
Вижу-вижу, ты парень не робкий...
И пошли. А в лесу — никого.
Полон бор пустоты и покоя,
Ничего не звенит, не гремит;
Только сосны шумят, только хвоя
Под ногами неслышно шуршит.
А за лесом — река. За рекою —
Снова лес, а за ним — монастырь...
— Ну, прощай, брат, прощай! Бог с тобою!
Спит, наверное, наш нетопырь.
БАНДУРИСТ
У Святой Софии — ветер, вей-ка!
Сел я с бандуристом на скамейку.
Вышиванка, волосы седые...
Спой мне, славный старче, о России!
Медлит бандурист, берет аккорды.
Видно, дуже он сегодня гордый,
Видно, вспомнил старые обиды —
Трою, «Илиаду», «Энеиду»...
Бог с тобой, не надо о России!
Треплет ветер прапор жовто-синий.
Шелестит, как в травке малый ужик,
Мой родимый неказистый суржик.
Пахнет летом, ладаном, овином...
Спой ты мне тогда про Украину!
Спой про то, как гетман Сагайдачный
Променял на люльку жинку, необачный!
— Про Вкраину я и сам не хочу...
Топчет ее дядько Сэм, як кочет!
Галки с Галичины налетели,
Всю-то нашу Украину съели.
— Ну, тогда про что? — Да про дивчину,
Про село, про хлопцев, про калину —
Да про то, что мати Украина
Доченьку Россию не забыла!
И рыдает старая бандура,
И звенят, как в песне трубадура,
Старые слова о злой кручине,
О России, Боге, Украине.
Комментариев нет:
Отправить комментарий