Участник конкурса в номинации "Публицистика" Елена Шимонек.

Дети войны

Когда я была маленькой, я любила расспрашивать родителей об их детских годах. Относительно благополучное уральское детство мамы не вызывало у меня особого интереса, а вот папино, проведенное в немецкой оккупации, часто будоражило воображение.

Мозаика осколков уцелевших в памяти детских воспоминаний моего отца, Василия Иосифовича Шимонека,  начинается с войны, только с войны. Мирное довоенное время начисто было стерто последующими трагическими событиями. Отец уверяет, что он помнит даже самое начало, страшный день 22 июня 1941 года, помнит, как по небу сплошной вереницей летели немецкие самолеты, направляющиеся на восток.

  Вплоть до освобождения Западной Украины советскими войсками их семья жила в оккупации  в поселке Сенкевичевка Гороховского района Волынской области. Детям поневоле пришлось стать свидетелями войны во всей ее полноте, неприглядности и бесчеловечности.

    Один из самых ранних эпизодов, сохранившихся в памяти отца – он бежит, держась за мамину юбку, по какому-то полю, сверху воют фашистские самолеты, а вокруг мечущихся в панике людей расцветают апокалиптические цветы взрывов. А еще –  немцы для развлечения стреляют из автоматов по пробегающей по двору курице, используя ее в качестве живой мишени, и громко хохочут, наблюдая агонию птицы. И хорошо, что деревянный родительский дом был с земляным полом, это спасло семью от постоя немецких солдат, а отца, как следствие, от многих нежелательных воспоминаний и отрицательных эмоций.

Это поколение мальчишек и девчонок, прозванное журналистами «дети войны», играло только в войну. Не было никаких других игр: ни пряток, ни футбола, ни догонялок. Одна война, где «наши» боролись и побеждали единственного соперника – «немцев». В окрестных лесах после того, как военные действия отдвинулись на запад, осталось много брошенного вооружения. И если танки и другая тяжелая техника интересовали мальчишек постольку-поскольку, то винтовками и автоматами можно было играть, что они и делали. Дети ведь не знали, что реальное оружие и убивает по-настоящему. После нескольких случаев гибели пацанов, власти спохватились и пригнали солдат, которые за короткий срок прочесали все окрестности и подобрали брошенный арсенал до последнего патрона.

На протяжении всей войны в небе над поселком барражировала так называемая «рама» - немецкий разведывательный самолет «Фокке-Вульф». Вскоре после нее прилетали бомбардировщики, и начиналась бомбежка. В доме деда был очень маленький подвал, не вмещающий в себя всю их многодетную семью, поэтому укрываться от бомбежек бежали к соседям.

Крытую железом крышу отцовского дома к концу войны осколками от бомб и снарядов изрешетило до состояния дуршлага, так что на чердаке постоянно стояли тазики и ведра на случай дождя. А в сильные ливни и эти доморощенные средства самообороны не помогали, приходилось жить и спать  под освежающим душем.

Как и в большинстве населенных пунктах этой части Украины, в Сенкевичевке жило достаточно много евреев. По свидетельству отца, где-то в 1942 году однажды фашисты начали собирать их вместе со всех концов поселка. Женщин, детей, стариков сгоняли в сарай, который стоял недалеко от железнодорожного полотна. Люди шли туда без страха и боязни. Близость вокзала наводила на мысли о дальних дорогах, новых местах. Они не думали о смерти, они думали, что их куда-нибудь повезут. Их, действительно, повезли. На казнь.

Километрах в полутора-двух от поселка возле небольшого леска немцы заранее вырыли глубокий ров. Оставшаяся в отцовской памяти «большая черная машина» сделала в тот день несколько рейсов от сарая, где содержали евреев, до места их гибели. Здесь людей живыми заставляли ложиться на дно рва и сверху расстреливали из пулеметов. Тем, кто кричал или плакал, завязывали рты. Следующую привезенную партию обреченных на столь мучительную смерть, укладывали, видимо, поверх еще неостывших трупов и тоже расстреливали.  Этот жуткий поточный метод работал безотказно целый день, поставляя все новых и новых жертв чудовищному фашистскому Молоху. Когда экзекуция была закончена, получившийся штабель человеческих тел немцы забросали землей, скрывая следы очередного нацистского преступления.  Только как это почти всегда бывало, среди закопанных жертв оказались раненые. Еще два дня на месте расстрела шевелилась земля, и из-под нее слышны были стоны людей. Никто из взрослых жителей Сенкевичевки не осмеливался приблизиться к этой братской могиле. Только вездесущие и ничего, в силу своей жизненной неопытности и младенческого бесстрашия, не боящиеся мальчишки, среди которых был и мой отец, стали очевидцами этой ужасной трагедии, одной из многих трагедий еврейского народа.

Уже после окончания войны на это скорбное место приезжали люди в черных одеждах и падали ниц на землю, сотрясаясь в глухих рыданиях.

Деда, Иосифа Антоновича Шимонека, не призывали в действующую армию. Население присоединенных перед самой войной территорий, еще не обработанное советской пропагандой, считалось неблагонадежным. Как правило, их ждала другая армия – так называемая Трудармия. Однако, моему деду удалось избежать и этой участи. Скорее всего потому, что у него было очень плохое зрение. Более того, ему посчастливилось выйти без потерь еще из двух очень опасных ситуаций, которые приготовила ему судьба.

Однажды ночью вся семья проснулась от стука в дверь. Незваными гостями оказались бандеровцы. Они кого-то искали и обшарили весь дом. Не найдя никого, ушли восвояси. Ночные визиты бандеровцев повторялись неоднократно. Они всегда приходили только под покровом ночи, всегда группами по 4-5 человек. Всегда искали в доме неких потенциальных врагов. И соответственно своим шакальим повадкам уходили до рассвета, бесшумно растворяясь в темноте.

В одно из таких ночных посещений они вознамерились увести с собой в лес главу семейства. Все пятеро малолетних детей, когда поняли, что их отца уводят в неизвестном направлении, выдали присутствующей публике многоголосый рёв. Испугавшись поднятого детворой шума, бандиты ретировались одни.

Когда отец рассказывал мне об этом случае, я наивно спросила:

- Вы сами им открыли?

- Да.

- А зачем? Не открывали бы, да и все.

Отец усмехнулся:

- Если бы мы им не открыли дверь, они бы ее забаррикадировали, закрыли бы все окна ставнями, и подожгли бы дом вместе с нами. Бывали и такие случаи. Целые семьи сгорали заживо. А они стояли и смотрели, если кому-то удавалось выпрыгнуть из пламени, его тут же расстреливали. Если соседи пытались помочь потушить пожар, их не подпускали, могли тоже расстрелять.

После окончания войны за дедом пришли снова. Только на этот раз пришли не бандиты, а государевы слуги. Никто уже не помнит, из каких структур был тот офицер с конвоем: то ли из СМЕРШа, то ли из НКВД. Да не суть и важно, история повторилась с абсолютной точностью – собирайся, пойдешь с нами. Дед в это время держал на руках своего самого младшего сына – Владислава. Наверно, он не так быстро бросился собираться, как это представлял себе советский офицер. А может что-то служивому просто не понравилось. В общем, прилетел в лицо деду офицерский кулак. Удар срикошетил, и маленький Владик залился плачем от неожиданной боли. Повисло недолгое тягостное молчание, потом раздалась грязная ругань военного, потом команда конвою:

- Пошли!

И они ушли, так и не забрав с собой никого.

Красной нитью через всю войну и многие послевоенные годы проходит голод, ежедневное постоянное недоедание, особо остро ощутимое у растущих организмов. И на всю оставшуюся жизнь засела в памяти фраза, которую вынуждена была говорить своим голодным детям моя бабушка:

- Хочешь кушать - ложись спать!

Удивительно, но отец фрагментарно помнит даже события, связанные с одной из самых чудовищных страниц истории Украины – так называемой волынской резни, или волынской трагедии. Детская память сохранила тела повешенных, качающиеся на виселицах по много дней. Почему-то (видимо для устрашения) их запрещалось убирать. И еще четко запечатлелась национальная составляющая этой кровавой бойни: «Поляки убивали украинцев, а украинцы – поляков, нас, чехов, не трогали».

Скорее всего, к этим же событиям относятся первая пережитая драма  и осознание первой жизненной потери. Наискосок от дома, где жил отец с родителями, стоял дом, в котором обитала польская семья. Их отец воевал в какой-то армии, а мать одна растила двух дочерей и сына. С этим польским мальчиком по имени Яцек отец по-соседски подружился, они вместе играли всё в ту же войну, ходили друг к другу в гости и каждый из них прекрасно понимал другого, хотя для одного родным был польский язык, а для второго – чешский. Дети ведь не знают, что такое национальная рознь, они интернациональны по сути своей от рождения до тех пор, пока некоторым из них не вложат в голову маргинальные «ценности» расизма и национализма.

Однажды утром отец, как всегда, проснулся, умылся, позавтракал и собрался уже выбегать на улицу по своим ребячьим делам, как вдруг его неожиданно остановила мама:

- Ты куда?

Отец удивился:

- К Яцеку!

- Посмотри в окно!

Отец выглянул в окно и на месте, где еще вчера стоял дом его маленького дружка, увидел свежее пепелище. После паузы он услышал мамин голос:

- Они ВСЕ там.

Я знаю наизусть все эти отцовские рассказы, потому что слушала их на протяжении своей жизни много-много раз. Только никогда и подумать не могла, что у нового поколения детей появятся в жизни воспоминания, подобные событиям Великой Отечественной войны.

Любому здравомыслящему человеку совершенно очевидны ужасающие исторические параллели прошлого и настоящего. Бомбежки, разруха, убийства мирных жителей, преследование по национальному признаку – все эти события семидесятилетней давности, как в кривом зеркале отражаются в информационных сообщениях, приходящих из современной Украины. История повторяется с печальной закономерностью, и, вопреки известному афоризму, снова в виде трагедии.

И трагедия эта – трагедия не только Украины или России. Это трагедия, по крайней мере, всей Европы, в самом центре которой разгорелся военный конфликт, грозящий затянуться на неопределенное время. Извечный русский вопрос «Кто виноват?» сегодня отходит на второй план. На повестке дня стоит другой извечный русский вопрос: «Что делать?» Любой ценой и на любых условиях всем сторонам и наблюдателям этого конфликта нужно прекратить бессмысленные убийства. Хотя бы ради детей.

Дети на войне – всегда самые беззащитные и невинные жертвы, всегда заложники ситуации, когда взрослые дяди и тети не смогли договориться мирно, и решили побряцать оружием. У каждого ребенка в этом мире должно быть счастливое детство без крови, пепла и слез. Нельзя допустить, чтобы выросло  еще одно поколение, которое впоследствии можно будет с полным основанием назвать «дети войны».